«Разумеется, я не буду заниматься преступной деятельностью. Мы говорим о пьесе, которую я написала шесть лет назад, четыре года назад меня за нее награждали, а потом посадили в СИЗО.
Мы не можем ее переписать или заново поставить спектакль, снятый с показа»,— так драматург Светлана Петрийчук заявила 6 мая в Западном окружном военном суде перед тем, как судья Юрий Масин продлил ей и режиссеру Жене Беркович срок содержания еще на полгода, до 22 октября 2024 года.
Женя Беркович в своем последнем слове на этом процессе, как всегда, говорила о своих приемных детях, она пыталась в очередной раз объяснить очередному судье, что ее пребывание в тюрьме смертельно опасно для ее детей: «Дело не в том, хорошая я или плохая, дело не в том, как я характеризуюсь <…>. Принципиальное значение имеет психологическое и физическое состояние моих детей. Мое пребывание в СИЗО для кого-то из девочек может закончиться катастрофой, это подтверждено экспертизой».
Напугать, повязать всех страхом
Но, как и в прошлые разы, этот военный судья, которому предстоит рассматривать по существу беспрецедентный процесс, был глух к заявлениям подсудимых.
Он сделал ровно то, что делали его предшественники: продлил режиссеру и драматургу арест в СИЗО, несмотря на то, что в российском законе существуют иные меры пресечения: домашний арест, подписка о невыезде, залог, запрет определенных действий. Каждый раз, когда обвиняемым в ненасильственных преступлениях продлевают арест, мне хочется крикнуть в зале суда: «Отмените тогда все остальные меры пресечения, оставьте только арест. Ей-богу, это будет честнее».
Ведь каждый раз на очередном заседании о продлении меры пресечения, настаивая на аресте, следователь перечисляет причины, по которым обвиняемые должны сидеть в тюрьме: