Елена Масюк , обозреватель, elenamasyuk@novayagazeta.ru
Учения ФСИН. 2015 год. Фото: РИА Новости
Вечером 6 октября в омской колонии строгого режима для впервые осужденных вспыхнул бунт заключенных. Местный УФСИН пытался преподнести это как локальный конфликт между «лицами отрицательной направленности» и «лицами положительной направленности», то есть тех, кто не работает на администрацию колонии, с теми, кто сотрудничает с тюремщиками.
На следующий день в колонию был введен ОМОН. Из окон заключенные вывесили белую простыню со словом «Спасите». С территории колонии были слышны выстрелы. Собравшихся у стен ИК родственников осужденных задерживала полиция. Многочисленные автозаки один за другим вывозили заключенных из ворот колонии. Куда их повезли, не сообщили ни родственникам, ни адвокатам… ни в тот день, ни в последующие. Есть информация, что большую часть из вывезенных отправили в ИК-7, которая считается пыточной. О происходящем в 7-й колонии неоднократно писала «Новая газета».
Приказом и.о. начальника УФСИН по Омской области Петеневым на территории ИК-6 введен режим особых условий, то есть на неопределенный срок приостановлены права заключенных на покупку продуктов и предметов первой необходимости, запрещены свидания с родственниками, получение посылок, денежных переводов. Заключенным нельзя смотреть телевизор и слушать радио, хранить книги, бумагу и ручки.
Ниже свидетельства бывших заключенных ИК-6, освободившихся всего пару месяцев назад. Сказанное ими ставит под сомнение официальную версию омского УФСИН, которую так старательно все эти дни поддерживали местная ОНК и только что назначенная Уполномоченная по правам человека в Омской области Ирина Касьянова.
Имена и фамилии заключенных изменены, поскольку нам известны случаи угроз бывшим заключенным со стороны сотрудников полиции и ФСИН после их рассказов правозащитникам и журналистам о происходящем в колониях Омска.
Ильнур Виллисов: «Из-за чего сейчас там бунт? Ну, во-первых, все просто скопилось. А во-вторых, там активисты (заключенные, работающие на администрацию колонии. — Е. М.) на прошлой неделе избили заключенного в отряде, держали его там и не выпускали никуда. Он весь в синяках был. Активистов покрывал оперуполномоченный Фархутдинов Вадим Аликович. А избитый человек этот с промзоны, он работящий. Ну представьте: в каптерку тебе не зайти, где твои вещи лежат, сигареты, чай там лежит. Надо обязательно дневальному дать пару сигарет, чтобы он тебе открыл каптерку. Вот так все и пошло. Мне ребята звонили в эти дни, говорили, что там невыносимо.
Активистов на зоне сейчас человек 600. А всего заключенных в колонии чуть больше двух тысяч. Почти у всех активистов большие сроки. Эти активисты по всей колонии, даже в штабе есть завхозы. В карантине, где вначале размещают вновь прибывших в колонию, работают 15 активистов — завхоз, каптерщик, уборщик т.д., а должен быть вообще один уборщик. И ты должен у каждого из этих активистов разрешение спрашивать: «Разрешите обратиться?» — «Разрешаю». — «Разрешите сходить в туалет?» — «Разрешаю. Бегом». Все, ты делаешь «корпус 90» (согнувшись под прямым углом. — Е. М.) и бежишь.
Если они видят, что ты пробегаешь в туалет, надо обязательно сказать: «Разрешите?» — иначе изобьют. То есть они себя ведут так же, как сотрудники колонии.
А активисты у сотрудников никакого разрешения, конечно, не спрашивают. И еще зэки активистам должны орать доклады. То есть такой-то такой-то, срок, статья. Все, как сотрудникам. Активисты создают такие невыносимые условия, что люди начинают платить деньги. В карантине, например, есть завхоз Байтасов Арман. Я знаю, что деньги от 10 до 15 тысяч платили активистам осужденные Абраев, Скоробатов, Харламов, Лисицкий, Власьян, Анисимов, Школа».
Владимир Евсеев:«После карантина заключенных переводят в адаптацию. Раньше было таких четыре отряда, сейчас два. На адаптации 15 дневальных, 10 ночных, а простых зэков 20 человек, и мы, эти 20 человек, должны каждый день чем-то заниматься: уборкой, кормить дневальных, мыть за ними посуду, стоять в маленьком квадратике и часами учить наизусть ПВР (правила внутреннего распорядка). Активисты заставляют приседать, забирают передачи, то есть ничего не доходит до тебя, когда передают твои родные.
В адаптации и в карантине меня пытали. В карантине, в душе, есть тазик, так вот в этот тазик тебя и окунают, пока захлебываться не начнешь. Потом закидывали на матрас, который на полу валялся, скручивали руки, раздевали, снимали штаны, говорили, что сейчас «опустят» — дубинку в меня воткнут.
У них там есть два уборщика, которые по указанию актива могут членом по губам провести, то есть «опустить».
А на адаптации пытают в каптерках. Пытают для того, чтобы осужденный либо платил, либо сотрудничал с ними.
Если смотрят, что у тебя какие-то есть деньги и ты в магазине можешь себе что-то купить, то начинают тебя пытать, чтобы ты им отдал деньги. По 10–15 тысяч в месяц нужно платить. Когда приезжали этапы из Москвы, так они давали этим активистам и по 70–100 тысяч. Сотрудники, конечно, в курсе всего этого.
Зэки сдавали деньги, чтобы перевестись с адаптации в другие отряды. Вот ремонт в адаптации был конкретно сделан на деньги заключенных. Руководил всем этим завхоз Баженов Дмитрий. Он большесрочник, то есть у него большой срок. Сдавали деньги Ташмурозов, Эгинбердиев, потом их вывезли в другие колонии. Там были осужденные за преступления в других странах, то есть фактически второсрочники: Исаев, Халмурзаев, они уехали в ИК-9. Они тоже платили, чтобы переводиться в другие отряды. Платили от 15 тысяч до 30 тысяч рублей».
Вадим Фрезов: «Завхоз столовой Святослав Лунин заключил договор с прокурором по надзору, который был закреплен за лагерем. Там многие заключают договоры с прокурором. Прокурорам выгодно иметь своих людей на зоне. Лунин сидит за наркотики. Когда он приехал на колонию, он не проходил приемку, в карантине он ходил с тросточкой, хотя тросточку у всех всегда забирают, даже будь ты дед старый, будь ты инвалид, у тебя заберут тросточку. А Лунин прошел все тихо и стал дневальным в адаптации и непосредственно прокачивал нас, чтобы мы пели песни, маршировали… Кто ему не нравился, он того выводил и устраивал конкретный дисбат: «Отжимаемся, приседаем, отжимаемся, приседаем!» Кто не может, он того заводил в умывальник и начинал бить.
Потом начальник колонии Алексеев Николай Васильевич поставил его завхозом столовой. До этого нас кормили хорошо. А потом еда стала отвратительная. Лунев начал продавать нам еду. Зэку положено столько-то граммов мяса, столько-то крупы в день, ну и т.д., а в итоге нам почти ничего не давали. Это все уходило на продажу. Продажа была поставлена у него на поток. То есть осужденные, у которых есть хорошо обеспеченные родные, покупали еду отдельно за деньги. Деньги переводились на карту. Еще можно было рассчитываться сигаретами. И в итоге мы ели с общего котла — у нас гречка жидкая, фактически одна вода и никакого мяса, у них за деньги — гречка сухая, с маслом, и мясо там лежит. Ну и хлеб, сахар продавали.
А завхозы там отдельно питаются. У них совсем другая еда, их кормят не как простых осужденных. Администрация к ним благосклонна, поощряет их везде, даже когда они какие-то нарушения совершают, им все сходит с рук. Конечно, у актива вообще привилегированные условия. Например, у них звонки родным каждый день».
Ильнур Виллисов: «Завхоз столовой Лунин С.К. забирает ставки осужденных, работающих в пекарне, или они идут в магазин и покупают ему продукты. Вот эти заключенные: Фатахов Н.Р., Дьяков Э.А., Соболев С.А., Гавриленко А.Н., Соколовский О.А., Желинский В.А. К этому завхозу Лунину благосклонно относится начальник колонии. Они вместе ходят на административные обходы. Лунин живет в колонии в отдельной комнате. И, конечно, у него свое отдельное питание. Кроме того, начальник колонии Алексеев говорит Лунину, что надо отремонтировать. Потом Лунин прокачивает осужденных, чтобы осужденные платили деньги».
Баннер «Спасите», который вывесили заключенные омской колонии. Фото очевидцев
Владимир Евсеев: «На промзоне есть группа осужденных — активисты, которые работают на отдел безопасности, которые провоцируют и записывают любые виды нарушений, вплоть до не застегнутой пуговицы, и сдают эту информацию в отдел безопасности. Кроме того, активисты выполняют еще и функции младших инспекторов, а именно: производят полный досмотр зэков, что ты несешь, хотя ты голый идешь. Могут на рабочем месте все полностью досмотреть без сотрудников. Есть у них сейчас на промзоне секция дисциплины и порядка, хотя они запрещены.
За сотрудником на промзоне всегда ходит ДПД — добровольный помощник дежурного называется. Он все смотрит, записывает.
Может сам пройтись по отрядам, посмотреть, что происходит. Смотрит, что в локалках происходит. На промзоне они в каждом участке сидят.
А условия работы на промзоне — невыносимые. Крыши текут, холодно, отопления нету. Много осужденных, заболевших туберкулезом, уехали в больницу, а потом в ЛИУ-10.
Я назову фамилии активистов на разных участках: малярный участок, это Эрих Дмитрий Олегович; в столовой работает Водянко Денис Валерьевич; на обувном участке Воронков Алексей Александрович. Бригадир ДПД (добровольная пожарная дружина) Лазарев. На швейном участке работает Гутц Алексей Николаевич. В редукторном участке Ужакин Виталий Викторович, помощник бригадира Шалчаев Делшот. В сувенирном участке Ткачев Владимир Дмитриевич, на погрузке машин присутствуют: Осадчий Артем Сергеевич, Скакун Евгений Николаевич, Краус Андрей. Все эти осужденные активисты проводят осмотр, следят за тем, как мы работаем, что делаем, чем занимаемся».
Вадим Фрезов: «Завхоз клуба Иванов Михаил забирал передачи осужденных, вызывал к себе в каптерку и начинал говорить: «Передачу получил? Дай мне сигарет, дай мне колбасы, дай мне чай». Осужденные носили и отдавали ему. Потом прокачивал их, то есть инсценировки делал, провоцировал. Вот сидишь в комнате временной разгрузки, бывают же ситуации человеческие банальные, немного глаза прикрыл, но ты же не спишь, но тебя уводят в дежурную часть и начинаются там издевательства: ставят на растяжку, бьют за то, что якобы спал днем. Это уже делают сотрудники.
Еще в отрядах заставляют петь песни, маршировать по плацу. Начинается это так: «Вот сегодня он плохо помыл полы. Все, идем маршировать». Хотя полы на самом деле помыты нормально. А те, которые платят завхозу, они не маршируют. Говорят: «Иванов, Петров, выйти из строя». Все, они не маршируют. По 3, по 5 тысяч в месяц надо было платить, чтобы было нормальное проживание. Еще за койко-место там платят, чтобы лежать нормально. Кто 3 тысячи, кто 2 тысячи платит завхозу в месяц.
И с одеждой для зэков проблема. Заставляют, чтобы наши родители покупали нам ткани, а мы сами шили свою одежду, либо покупали здесь в магазинах, которую мы шьем на промзоне. И также про обувь. Говорят, что мы должны сами себя обеспечивать».
Фото: РИА НОвости
Иван Сватов: «Издеваются над заключенными не только активисты, но и сотрудники колонии. Вот у сотрудника плохое настроение, а ты идешь, например, в столовую, и начинает он интересоваться, а почему у тебя такой внешний вид, почему ботинки нечищенные, или неправильно зашнурованы, или не побрит, хотя каждый день там бреешься с утра. И все, он начинает с полпинка заводиться. Либо завхозу ты не понравился, или ты ему должен сдать на ремонт деньги, или должен что-то ему сделать… Или какую-то объяснительную заставит тебя написать, чтобы ты пришел к нему и сказал: «Помоги» — и он начинает тебе цены устанавливать. Например, сдавать деньги на ремонты. Ведь ремонт в колонии в основном производят не за счет колонии, а за счет денег осужденных».
Вадим Фрезов: «За то, что, например, ботинок зашнурован не так, выводили в дежурную часть, ставили на растяжку, и сотрудники били нас специальной дубинкой по груди.
Есть у них такие деревянные трубы, «весло» называется. Причем били в зависимости от дня недели: если понедельник — 7 раз, вторник — 2 раза, среда — 3 раза, четверг — 4, ну и так далее. В понедельник у них рабочая неделя начинается, поэтому больше всего ударов.
В ШИЗО подвешивали в клетке, надевали пакеты на голову. И в адаптациях, и в карантинах тоже надевают пакеты на голову. Это делает «актив». Сотрудники это делают руками «актива». А бывает, что это в чистом виде инициатива «активистов». В 2014–2015 годах там были активисты Ровенский, Гончаров, так они ломали руки осужденным. К тем, кому они руки ломали, в санчасть приходили сотрудники и говорили не писать заявление, родным не жаловаться».
Иван Сватов: «Сотрудник, который меня, например, бил в грудь, это Еременко, он замдежурного был. Когда я работал на швейном участке, то сотрудник, исполняющий обязанности дежурного по промзоне (он каждые два часа проверяет осужденных), нашел где-то телефон. Они решили, что это мой телефон. Меня увели в штаб жилой зоны. И сотрудники отдела безопасности (Петухов, Бырда, Ушаков) избивали меня, разорвали на мне весь костюм х/б, который выдается в колонии. Били дубинкой, руками, ногами. Били в основном по ягодицам и по ребрам. Потом пришел Кораблев, замначальника оперотдела и сказал, что я к этому телефону не имею отношение. Передо мной даже никто не извинился, что меня избили».
Владимир Евсеев: «Сотрудники применяли силу за то, что пуговица не застегнута, неправильно маршируешь, не в ногу, песни поешь неправильно… Ну, такие мелочи. У них есть деревянная лопата, они бьют по жопе. Бьют не при всех. Заводят тебя в кабинет, где опера сидят в штабе. Там четыре сотрудника тебя на растяжку ставят и бьют.
И там еще постоянно нужно отмечаться. В 8 часов пересчет, в 11 пересчет и так весь день. И каждый раз выводят на улицу, там стоишь, холод не холод, а должен стоять и пересчитываться.
Перед тем, как в колонию приходили правозащитники, нас предупреждали: не разговаривать с ними, не жаловаться. Здоровье важнее, поэтому все молчали».
Колония в Омске. Фото: РИА Новости
Ильнур Виллисов:«Там опасно что-то говорить, там постоянно пытки, меня несколько раз избивали так, что вся задница была синяя. Били какими-то плоскими палками-дубинками, они с такой силой бьют, что все синее. Я стоял с утра до ночи на одном маленьком квадратике, если уже не мог стоять и падал, то меня сильно били. Заключенные боятся говорить родственникам, что их избивают, боятся, что вообще убьют. Там система страшная: там козлы, ну активисты, они под прикрытием администрации творят что хотят.
И видимо, сейчас они начали бить этих козлов, уже не выдержали.
Я обращался во все инстанции, когда был в этой колонии, мои родные писали жалобы, что там со мной происходило. Меня содержали в адаптации около полутора лет, бегал «корпус 90», все эти экзекуции проходил. На длительном свидании передавал жалобы, просил помочь. И ничего. И вот теперь там бунт».
P.S.
P.S.
По имеющейся в редакции информации, в ИК-6 продолжают массово избивать оставшихся там заключенных. Причем делают это с согласия администрации активисты зоны.
Спасибо, теперь на почту вам будут приходить письма лично от редакторов «Новой»