«И стали ложкой засовывать мне эту кашу в задний проход»

«Это было в СИЗО № 1 Омска в понедельник 10 марта 2016 года, в тот день, когда меня привезли в это СИЗО. Нас, прибывших по этапу, было 17 человек. Всех забили в маленькую камеру, стояли, как селедки в стакане. Выводили по одному в матрасовку, там было много сотрудников, на кровати стояла тарелка с гречневой кашей и ложка. И сотрудники говорили: «Ложку поел и проходи». Это преподносилось как обряд принятия новичка для отбытия наказания. Всех заставляли съесть по ложке каши. Ложка была одна на всех. Но нам нельзя прикасаться к этой посуде, нельзя кушать с нее. Это посуда обиженных. Я когда ехал, уже знал, что в этой тюрьме кушать нельзя. Что там посуда грязная, келешованная [общая с обиженными]. Нас хотели таким образом унизить. Я отказался есть этой ложкой. Остальные поели, их не трогали. Там на полу лежал раскатанный матрас и подушка обоссанная. Они мне сказали: «Мы сейчас будем тебя в мочу втыкать». Я говорю: «Втыкайте». Они меня начали макать, втыкать. А я запах не чувствую из-за травмы головы.

Сотрудников СИЗО было человек шесть-семь. Они мне ноги растянули на матрасе, со всех сторон держат, стянули с меня штаны, трусы и стали ложкой засовывать мне эту кашу в задний проход.

Как долго это продолжалось, не скажу. Когда с такими моментами сталкиваешься, о времени не думаешь. Потом еще начальник, полковник, пришел. Я говорю: «Это чего такое?» И он мне говорит: «Да нет, мои сотрудники такое не могут делать — и смеется».

У меня лезвие было спрятано, я знал, куда ехал, Омск — это жестокое место. Я достал лезвие и начал себе живот, шею резать. Они сразу набежали и начали меня крутить, бить. А дальше «дезинфекцию» сделали мне. Один из сотрудников, узкоглазый такой, на казаха похож, расстегнул ширинку и нассал мне на раны на животе и шеи. Сказал: «Это дезинфекция тебе». А у меня уже и живот, и шея в крови были.

Меня с ранами на животе и шеи в больницу не отвезли. Просто в камеру бросили. На следующий день раны зеленкой обмазали и все. После этого я четыре дня сидел на сухой голодовке, и меня оттуда уже в зону увезли.

Человека, кто заталкивал в меня гречку, я очень хорошо запомнил, я его лицо никогда не забуду. Звание у него было майор или капитан. Он оперативник с этого же централа. Он высокий, худой, на лицо бритый, светлый. И человека, кто мочился на меня, порезанного, если увижу, узнаю.

Когда я приехал в колонию, я на сотрудников изолятора написал заявление, отдал оперативнику. И потом мне пришло постановление из 10-го отдела полиции Омска, что оказывается я порезался, потому что не хотел отбывать срок в Омске, потому что это далеко от дома. И никакого насилия со стороны сотрудников СИЗО-1 не было (в 2015 г. СИЗО-1 г.Омска по итогам подведения смотра-конкурса «Лучший следственный изолятор (тюрьма) УИС был признан одним из лучших в стране. —Е. М.)»

«Кукарекай или изнасилую»

«Когда меня привезли в ИК-7 (Омск),—сразу обыск, завели в кабинет в одних трусах. Положили на матрас, сняли с меня трусы, взяли руки, скрутили сзади и стали ломать вперед, я вообще думал что без рук останусь. Ноги растянули. Ток к ногам присоединяли. Один сотрудник впереди меня стоял и я видел, как он в ширинке у себя лазает, потом он ко мне сзади подошел, сел мне сзади на колени и говорит: «Кукарекай или изнасилую».

На территории ИК-7 есть СИ-3, его закрыли. (Следственный изолятор СИ-3 Омска на 300 мест был открыт в 2005 году. Использовался как пересыльный изолятор. Закрыт в 2013 г. Последним начальником СИ-3 был Владимир Клочек, которого затем перевели на повышение в Москву начальником СИЗО-1 «Матросская Тишина». — Е. М.). Но СИ-3 все равно используют. Туда вывозят зэков ломать. В 2016 году, например, туда привезли группу со строгого режима. Они часами стояли в голом виде на полусогнутых ногах, и когда некоторые не выдерживали, падали, то сотрудники говорили им втыкать палец в задний проход впереди стоящему, чтобы таким образом друг друга поддерживать».

«12 февраля 2015 г. меня привезли в ИК-7 в ЕПКТ. Я стоял в клетке в трусах и обуви. Дежурный капитан, которого звали Анатольевич, снимал меня на фиксатор и попросил снять трусы. Я попросил разрешения обернуться полотенцем или нательным бельем, так как я человек верующий и полностью раздеться не могу. Анатольевич спросил: «Ты отказываешься снять трусы?» Я ответил: «Да». Закончив снимать меня на фиксатор, Анатольевич удалился. На меня набросились три человека, завернули руки, надели на голову мешок и поволокли меня в кабинет напротив туалета, надели наручники на руки, связали ноги. На голову сверх мешка надели шапку-ушанку и обмотали скотчем и еще скотчем обмотали шею. Затем надели на безымянные пальцы обеих ног провода, облили тело водой и прицепили провод на гениталии и били меня током. Когда я терял сознание, они снова обливали водой и били по скулам.

Когда били током, у меня на груди сидел здоровый [крупный] человек. Он садился спиной к моему лицу и придерживал мои колени, когда от удара током я сгибался. Второй держал голову, а третий бил током. Не могу сказать, сколько это длилось по времени, так как я периодически терял сознание. Когда я орал и плакал, человек, который держал голову, своей рукой то закрывал мне рот, то открывал.

Затем зажали мне нос, чтобы я мог дышать только через рот и через двойные наволочки поили меня водой. Когда я начинал рыгать, человек, который держал голову, поворачивал меня вправо и влево. Потом один провод с пальца ноги сняли и одели на головку члена, облили правую сторону живота, бросили туда провод, снова били током. Я потерял сознание. Когда я очнулся, поволокли в какой-то кабинет. В углу кабинета стояла клетка. Завели в клетку и пристегнули к клетке: одной рукой вверх, другой рукой на уровне середины клетки, так, чтобы я не смог садиться. Через каждый час приходили и меняли руки: верхнюю вниз пристегивали, а нижнюю наверх. Говорили мне, чтобы я работал руками, чтобы они не отекли. Но руками я двигать не мог, я их практически не чувствовал и тогда они били мне по рукам, материли, обзывали, ключом крутили между ягодицами, и это продолжалось до обеда следующего дня. Я был абсолютно голым, на голове у меня были надеты две наволочки с блевотиной, в которые я рыгал во время пыток.

13 февраля 2015 г. после обеда меня вытащили из клетки, куда-то завели, бросили на пол, на полу было мягко — застелено матрасами.

Затем сняли наручники и одели спереди, между руками и ногами просунули палку, подняли меня и подвесили, начали мазать какой-то жидкостью анус. Затем что-то закапали в нос, я потерял сознание. Очнулся я в клетке. Снова голый. На голове были наволочки и сверху шапка. Когда я просился в туалет, отвечали: «Ходи под себя». Через пару часов подошел человек с бумагой и сказал: «Подпиши постановление». Я ответил: «Без своего адвоката подписывать ничего не буду», он молча развернулся и ушел. Через некоторое время зашел «Анатольевич». Я стоял наклонившись тазом на решетку и шапку приложил между решеткой и голым тазом. «Анатольевич» попросил отдать ему шапку и несколько мгновений молча стоял и смотрел на меня, потом сказал: «А ты красивый!»

Потом поволокли в комнату и опять пытали током, душили, через наволочку поили водой, пока не обрыгался, крутили соски на груди и выдергивали волосы на груди. Затем облили водой ноги и били по ступням ног так, что ноги на второй день опухли и стали как колонны, а стопы полукруглыми и черными с синевой. Было очень больно, я стоять не мог, у меня болели все органы и части тела. Потом сняли мешок и показали член, сказали, что они все снимают на камеру, и если я не буду выполнять их требования пока отбываю срок, то они выложат запись на ютуб. Обратно надели мешок на голову, поверх мешка ко рту что-то приставили и притерли.

Второй и третий день, когда меня били током, я спрашивал: «За что вы меня мучаете, что вы хотите?» Они отвечали: «Пососи у нас, и мы отстанем». Когда я отвечал: «Сосите сами у себя», хохотали и еще сильнее били током.

«Корпус-90

«Это было в ЕПКТ 6 июня 2017 г. где-то без пятнадцати пять. Я очень хорошо это помню. Меня завели в кабинет и говорят: «А чего у тебя там с корпусом? Давай «корпус-90»!» (то есть согнуться под 90 градусов. — Е. М.)».

Руслан Сулейманов: «Я по состоянию здоровья являюсь инвалидом, мне нельзя ходить «корпус-90». Я ходил, смотря вниз, но особо не загинаясь. У меня сонная артерия из паха пересажена в шею, мне нельзя нагинаться, она тянет, у меня судорога. Еще я от эпилепсии таблетки принимаю. А они меня просто начали избивать. Когда начальник ЕПКТ Махмадбеков Шодибек Хаджибекович (сейчас там уже другой начальник ЕПКТ) бил меня по лицу, у него рука была почти открытая. Я ему повторял: «Не надо бить открытой рукой». Он же сам тоже мусульманин и знает, по мусульманским законам, ладошкой бить — это позор. У нас за это убивают людей. Достойно кулаком бить, потому что я-то мужчиной себя считаю. А он мне: «Ты чего мне будешь указывать…»

И после этого Махмадбеков бросил меня на матрас, и началось: пакет одели на голову, руки скрутили. Кто руки держал, я не видел, ноги мне держал Артем Анатольевич Халов. Там же был Тиде Иван Иосифович — он сейчас начальник ЕПКТ. Но он ничего не делал, он просто стоял. Махмадбеков орет как бешеный: «Принесите сюда все, принесите пакеты сюда, подушки, токовое устройство…» На ягодицы мне поставили подушку. Они знают, что когда пытают, бывает что сердце останавливается, мышцы расслабляются и человек обсирается, ссытся. И они начали меня пакетом душить, коленями в живот, дыхалку мне глушить…

А потом подвели Виктора Васильевича Киселева, дневального. Он осужденный, обиженный. И начальник ЕПКТ говорит ему: «Ну вытащи свой [член]». Киселев упал на колени где-то в сантиметрах сорока от моего лица и при мне вытащил свой [член]. Его движения были автоматические: он как с воздуха прыгнул на свои колени и все достал…

Он [Киселев] стоит на коленях, начальник ЕПКТ мне голову поднимает и говорит (я-то на матрасе лежу): «Или будешь сосать, или будешь делать то, что тебе говорят». Я говорю: «Хорошо, я буду ходить «корпус-90». Он меня отпустил, и я ему сказал: «Хорошо, раз такое, мы увидимся с вами у начальника». Обычно они это все делают в масках, такие брезентовые маски, как бывают у пожарников. А тут они это сделали без масок. И обычно они щелчками дают друг другу указания, чтобы по голосу их потом не узнали. А в тот день в открытую у них получилось. Из-за этого, насколько я понял, он даже испугался. Я по его лицу сразу понял. Он говорит: «Ну напиши заявление, мы отнесем». Я говорю: «А для этого у меня есть свои адвокаты, которые приедут, я им дам, и они отнесут прямо к начальнику».

Вскорости ко мне пришла адвокат. Я ей в открытой форме ничего не говорил, потому что там все записывается в комнате встреч, но я ей просто сказал: «У меня перед лицом махать — это задета моя честь, это задета честь моего отца. За это будут отвечать. Если по этим законам мы ничего не сможем сделать, у нас есть свои обычаи. А потом пусть в тюрьму сажают, хоть вообще в землю закапывают, какая мне разница». И она это все вынесла к начальнику, они испугались. Этого начальника ЕПКТ сняли. Он сейчас там же в ОБ (отдел безопасности) работает, обыскными мероприятиями занимается».

«Зэки там как зомби»

«В ИК-7 я был 11 лет. Я там был в ЕПКТ восемь месяцев. Мне хотели срок добавить. Меня там пытало местное ФСБ, и начальник ЕПКТ с ними был, опера.

Пытки страшные. Тебя раздевают, к тебе подводят человека и говорят: «Сейчас он будет тебя насиловать, если не подпишешь. Сейчас дубинку тебе затолкаем».

Там еще клетка стоит в коридоре. Когда человека привозят, его ставят в эту клетку до обыска. И что они делают: полностью тебя раздевают, голым туда вешают, лишь чуть пальцами можно прикасаться к полу, на голову мешок одевают. Висишь, пока руки не посинеют, требуют признаться. Меня вешали и вниз головой. На второй-третий день прокурор приходил и говорил: «Че у тебя с глазами? Почему красные?». Я говорю: «Че может быть с глазами? Пытают здесь». А начальник колонии стоит и говорит: «Да у него давление поднялось, поэтому у него глаза красные. Мы ему таблетку дали, врача вызвали, сейчас он нормально». Прокурор улыбнулся и ушел. Местные прокуроры все знают, что там творится.

Зэки в этой зоне как зомби. В карантине заставляют прыжки делать как будто бабочек ловишь, ходить как гусеница, иглы под ногти загоняют… Очень страшно, когда на спину ложат, руки-ноги связывают, два-три человека на тебя на живот сядут, голову держат, нос прищепкой закрывают, чтобы нос не дышал, потом с бутылки тебе воду льют в рот. Это до того страшная пытка! Когда они воду льют, то глотка как будто разрывается, до того больно.

В это место [ЕПКТ ИК-7] специально вывозят, зэкам достаточно сказать, что туда повезут, он сделал, не сделал, признается, только чтобы туда не ехать.

Не дают молиться. Говорят, один раз в день молитесь, хватит. Я за всю дорогу за молитву очень много пострадал. Они какого-то своего мулу завели, татарина и он говорит:

Человек боится жаловаться, ему там сидеть, а комиссия приедет и уедет, а тебе придется здесь оставаться. Если пожалуешься, они потом тебе говорят: «Мы тебя сейчас в гарем загоним, в обиженку и всю дорогу тебя будем бить». Поэтому человек там все терпит. Если на работу опоздал, какой-то косяк, на второй, третий этаж поднимают, в оперативный отдел и там киянкой [большой молоток] деревянной в растяжку вставляют. И киянкой по спине, по ягодицам бьют, перчатки боксерские надевают и лупят тебя по голове.

Фельдшер никакие побои не регистрирует. Если что болит, она говорит: «Выпей Цитрамон». Если другую таблетку спросишь, она пойдет жаловаться: «Он меня оскорбил, зубы показывал». И зэка бьют, чтоб больше не обратился к ним за медпомощью.

Когда кто-то приезжает, они все красиво сделают, а на самом деле, что творится внутри, — это страшно».

Руслан Сулейманов: «Я знаю, что раз в три месяца Фролова через ток пропускают: между пальцами на ногах, где икры. Он мне показывал, у него даже волосы расти там перестали.

Когда они из камер выводят, то в коридоре выключают свет, а потом опять включают, чтобы по камерам наблюдения ничего не было видно. За дверями просто мешок на голову одевают, ты ничего не видишь. И включают музыку очень громко. Там с обеих сторон камеры — колонки, и сверху включают от души эти колонки. Причем из разных колонок может доноситься разная музыка. Это сводит с ума. Эта музыка перебивает крики, но все равно слышно, как зэки орут: «Умоляю, помогите! Мама, помоги!» Когда приходишь в себя после того, как пакет снимают и током бьют, то такие крики издаешь, как будто лошадь режут.

Вот так с Фроловым было. Он в санчасти висел. В этих клетках видно, что сверху постоянно кто-то висит, потому что на железе даже краска отошла. В последний раз Фролов после пыток еще три дня там висел. Они его не кормили. Они когда подвешивают, заправляют штаны в носки. Они же в туалет не выводят, и если в туалет захочешь, чтобы прямо в штаны это все, чтобы ничего на пол не попадало».

Танцы и собаки

«В карантине в сушилке голых заключенных заставляли трогать друг у друга половые органы и танцевать друг с другом медляк. Но это уже не сотрудники, это заставляют делать именно осужденные».

Руслан Сулейманов:«Еще заключенных заставляли здороваться с собаками. Это в карантине. Был там сотрудник, сейчас его на вольное поселение перевели. Так он одевал ошейник на шею человеку и заставлял осужденного на карачках бегать, как собачка, и команды разные давал: фас — кусать осужденных, голос — лаять, бегом… Зовут этого сотрудника Вася Трофимов (по всей видимости, это тот самый Василий Трофимов, уголовное дело против которого сейчас передано на рассмотрение в Советский районный суд Омска. — Е. М.). Он безжалостный человек».

Наследники инквизитора

«Когда я приехал в областную больницу (ОБ-11) 25 января 2018 года, мне было сказано: «Раздевайтесь до трусов». Ну я разделся до трусов, и все разделись, кто там был. А там дверь прямо на улицу. Все заходят, открывают, там такой холод бешеный, перед лицом метра три видишь снег… И нам говорят: «Здесь все движения — «корпус-90». Что, поняли?» И все орут: «Так точно!». Я стою молчу. Ко мне сотрудник сзади подходит и в бок как дал мне с кулака и говорит: «Ты чего не орешь?» Я развернулся и говорю: «Я чего-то не могу понять, я куда приехал? Я в больницу приехал или куда?» Он меня схватил за плечо, тянет в туалет и говорит: «Мы тебя сейчас ***». Завели меня в туалет, открывают двери одной кабинки — мы тебе сейчас то сделаем, то сделаем… Я говорю: «Вы чего, тут так лечите, что ли?» Я потом узнал, кто это был этот сотрудник. Это был Крайс Сергей Сергеевич. Он был заместитель начальника по безопасности. Где-то через неделю моего нахождения в больнице этого Крайса Сергея Сергеевича перевели в другую зону. Я его очень хорошо запомнил. Кто ко мне как относился, я их данные узнавал и записывал. Потому что для них все безнаказанно… Если государство ничего не сделает, то передо мной они все равно ответят и перед моими братьями, что они себе позволяли.

Перед освобождением они потребовали от меня написать бумагу, что претензий нет. Я написал и сказал: «Эта бумага всего лишь бумага».

Когда где-то за границей какие-то беспределы, какие-то пытки были, Россия в первую очередь возмущалась. А у них под носом, в Омске, проводится инквизиция, и они молчат».