Сюжеты · Общество

Каторга. Возрождение

Почему в Сибири прокуратура вдруг перестала требовать лишать свободы политических подсудимых, а просит назначить принудительные работы

Алексей Тарасов, обозреватель «Новой»

Нерчинская каторга, 1891 год. Фото: архив

На следующей неделе суды в Красноярском крае огласят сразу три решения по резонансным уголовно-политическим делам.

  • В Назаровском горсуде выяснится будущее сельского активиста и блогера Евгения Бригиды, повторившего в первые дни частичной мобилизации слова телеведущего Владимира Соловьева о военкомах: вменен публичный призыв к экстремизму.
  • В Красноярском крайсуде, на апелляции, решится судьба корреспондента красноярского сетевого издания NGS24.RU (федеральной сети городских порталов Shkulev Media Holding) Евгении Шелковниковой (Мандрыгиной). Она страдает из-за конфликта с военкомом Виктором Нечипоренко в первый день частичной мобилизации, 22 сентября 2022 года: в первой инстанции ее уже осудили по статье «Применение насилия, не опасного для жизни и здоровья, в отношении представителя власти».

Василий Слонов. Фото: соцсети

  • В Советском райсуде Красноярска вынесут приговор художнику Василию Слонову: за раскрашенную неваляшку (детскую игрушку), нарисованные на ней арестантские татуировки обвинен в публичном демонстрировании экстремистской символики. И тут не работает формула, что органы «делают ему биографию»: Слонов уже давно ее себе сделал; это, пожалуй, самый известный из живых красноярец в мире искусства.
  • На подходе и приговор еще по одному делу Наталии Подоляк за повторную дискредитацию ВС РФ (после административного наказания за то же в течение одного года). После штрафа за «первичную» дискредитацию ее уволили с работы (руководила спортивным клубом в Сибирском институте бизнеса, управления и психологии).

Наталия Подоляк. Фото: соцсети

Что внезапно объединило четыре эти истории?

Всем фигурантам прокуратура неожиданно запросила (или, по нашей информации, будет просить) не лишение свободы, а исключительно принудительные работы. Оттепель?

Два года принудительных работ (запрошенных и для Слонова, и для Бригиды) или три года принудработ (уже назначенных Шелковниковой судом первой инстанции) — звучит вроде не так страшно, как реальные сроки лишения свободы.

Но это как если бы (вспоминая формулу Набокова) видеть вещи в именительном падеже, а мир — без подробностей.

Говорят, удав душит на выдохе. Вот жертва выдыхает (самые мрачные ожидания не сбылись, успокойся, расслабься), а удав просто немного сжимает кольца. Еще выдох — и снова сжатие. Силу удав не применяет — незачем.

Никого ни с кем не сравниваю, но технология похожа. Не нова.

Принудработы вовсе не означают, что вас не вырвут из привычной жизни и вы будете лишь выполнять несколько лет назначенную вам работу, и в этом всё наказание. Нет, вы не будете жить ни дома, ни даже близко к нему, вас — почти наверняка — увезут очень далеко, и там — то же лишение свободы, то же нахождение за забором, в режимном объекте и под охраной, с теми же перспективами при нарушении оказаться в изоляторе, все, в общем, прелести российской пенитенциарной системы, о которых все здесь осведомлены.

Вагон с сибирскими каторжанами, 1913 год. Иллюстрация: Фредерик де Ханен

Какая там публика? Принудработы как новый вид уголовного наказания введены в России с 2017 года. По сути, это «химия» из времен позднего СССР. Теперь ее могут дать «как альтернативу лишению свободы за совершение преступления небольшой или средней тяжести либо за совершение тяжкого преступления впервые».

Либо, как понимаю, за сотрудничество со следствием по важным делам. Например. Тот, кто во второй половине 90-х и в нулевые считался едва ли не самым отмороженным и страшным человеком в красноярском оргпреступном сообществе, — Александр Живица (Буль), штатный киллер быковцев — согласился стать главным свидетелем обвинения против Вилора Струганова (Паши Цветомузыки). За это Живицу судили в особом порядке, вменили ему семь эпизодов — это все сплошь убийства и соучастие в убийствах. И за все семь трупов дали 12 лет. Потом он согласился свидетельствовать и против самого Анатолия Быкова. И очутился в исправительном центре в Ачинске, где как раз содержатся приговоренные к принудработам.

При всей уникальности Буля в реальности там немало таких, по тем же статьям.

Все же об этом виде наказания в органах прокуратуры и судах вспоминали нечасто. Да не то слово — крайне редко. И вдруг принудработы зазвучали. Теперь, как правило, в применении к политическим делам. В чем дело? Новая тенденция, волна, кампания? Каковы мотивы и цель органов?

Быть может, зоны переполнены? Так нет, как раз наоборот. Пока оппоненты действующей власти рассуждают о необходимости деколонизации тех или иных частей страны, сама власть проводит свою реальную деколонизацию:

на Урале и в Сибири в этом году активно закрывали, заколачивали, сжигали исправительные колонии. Все ушли на СВО, сидельцев стало мало.

В Красноярском крае, например, закрыли градообразующие ИК-7 (Арейское) и ИК-16 (Громадск).

Согласно последнему докладу регионального омбудсмена Марка Денисова, во ФСИН России находился на согласовании проект приказа о ликвидации еще ряда региональных пенитенциарных учреждений: КП-10 (колонии-поселения в Усть-Илимске; красноярский главк ФСИН захватывает часть территории Иркутской области — лагерная экономика и инфраструктура в Восточной Сибири приоритетней административного деления, но пока КП-10, судя по сайту ГУФСИН, из его структуры не исключена), а также участков колонии-поселения при ИК-31 и ИК-5, больницы при ИК-5. Тюремное население, согласно докладу Денисова, неуклонно и динамично сокращается. В начале 2022-го — 16 501 человек; 2023-го — 15 182; на начало 2024-го в 26 учреждениях ГУФСИН содержалось 12 530 подозреваемых, обвиняемых и осужденных.

То есть никакого дефицита мест в лагерных бараках нет. Так что же, в чем дело? Это важно понимать еще и потому, что уже не раз политтехнологические тренды прежде распространения на всю страну начинались либо тестировались именно здесь, в Красноярском крае.

Адвокат Владимир Васин. Фото: Алексей Тарасов / «Новая газета» 

«Новая» обратилась за комментарием к происходящему сейчас в судах региона к красноярскому адвокату Владимиру Васину (в перечисленных процессах он защищает Бригиду и Подоляк, а за делами Слонова и Шелковниковой следит по новостям). 

— Никто толком никогда не писал об этом виде наказания, не объяснял, — говорит наш собеседник. — Раньше это было самое неиспользуемое наказание, оно не работало очень долго, а сейчас очень нужен людской труд. А подзащитные не всегда понимают. Я просто вижу, как они радуются: о! принудительные работы, отлично! А потом — грустные-грустные такие — говорят: господи, это мне где-то там жить, это ведь та же самая изоляция, да почему мне сразу не сказали?.. 

В иерархии наказаний принудительные работы стоят вторым наказанием по тяжести после лишения свободы.

Считается, что они, принудработы, мягче. Считается, что это не лишение свободы. Но по факту эти наказания очень похожи. Далеко не все это понимают. И люди потом расстраиваются: чего мы бились, чего мы пытались, зачем активно способствовали, минимизировали, признавались, если всё равно надо ехать на режим и под охрану на три года… Поэтому я сейчас всех своих подзащитных сразу предупреждаю, что перспектива принудительных работ очень высока, а затем объясняю, что это такое. Ведь некоторые просто не понимают, что будут вырваны из привычной жизни на два-три года, будут жить и вкалывать где-то там и исключительно по законным правилам и порядкам под охраной ФСИН: 

  1. Живешь там.
  2. Домой пускают только после отбытия 1/3 срока и только по решению начальника учреждения.
  3. При плохом поведении существует вероятность смены вида наказания на лишение свободы. Это делается по решению суда на основании ходатайства ГУ ФСИН, надзирающего за твоей жизнью и работой на принудительных работах.
  4. Фактически принудительные работы в специализированном центре — это та же несвобода и обязанность трудиться с соблюдением режима и под охраной.

В общем, вроде и нововведение, но по факту хрен редьки не слаще.

Видимо, такая установка — чтобы народ шел на принудработы, политические особенно. Многим просят это. Создается впечатление, что в прокуратуре просто запретили запрашивать в судах лишение свободы условно. И что очень нужна рабочая сила.

С другой стороны, логика прокуроров простая и понятная. Не хватает рабочих на производстве, а для нужд СВО нужны всякие полезные изделия. Значит, есть «госзаказ» на производство, и его надо выполнять.

Но тогда спрашивается, зачем мы с тем же Бригидой, например (у меня скоро прения в Назарове) активно способствуем, стараемся, собираем три смягчающих основания? Ну? Зачем? Если прокурор их в итоге учитывает и просит все те же принудработы реально?! Просит посадить. Просит их назначить человеку, у которого скот, свиньи, куры, мать больная, вся семья на нем и ребенок на нем, а я как адвокат не могу просить утяжелить наказание хуже, чем прокурор, и попросить лишение свободы условно… Вот и вилка получается. Человек уезжает на два года жить на фабрику или завод. Раньше же за одну лишь сказанную фразу было бы лишение свободы, но условно. А условно — это дома, с семьей, с детьми и с больной мамой.

Заключённые перед Зерентуйской тюрьмой, 1891 год. Фото: архив

Просто мы, адвокаты, иногда сейчас недоумеваем. Еще раз. Прокурор встает и на основании закона говорит: да, прошу учесть активное способствование, больную престарелую мать, состояние здоровья самого подсудимого, наличие малолетнего ребенка… учесть все эти смягчающие обстоятельства. И назначить два года принудительных работ. То бишь посадить. А что делать? Что просить? Там больше нет ничего в статье в части наказания. Если конкретно про сельского блогера Бригиду, то там статья — либо лишение свободы, либо принудработы. Всё. Просить осудить его на лишение свободы после речи прокурора? Так я нарушу этику, поскольку в иерархии наказаний лишение свободы условно — жестче, чем принудительные работы реально. И прокурор, выходит, просит мягче, чем адвокат. Нонсенс.

Евгений Бригида. Скриншот

Прокурор, таким образом, будто бы нашел ключик. Золотой. Я при таком раскладе, когда опустились уже по воле прокурора на эту ступень, могу лишь попросить принудительные работы условно, то есть на них мой клиент отправится только при условии нарушений, но тут вот какая закавыка. Практика такова, что очень редко назначают принудработы условными; как правило, условное наказание дают только к лишению свободы. Я, конечно, буду просить, чтобы судья его [Бригиду] пожалела. Но шансы очень маленькие.

И я вижу, как многих туда теперь отправляют. Вот просто крик души! Если отличной журналистке Жене Шелковниковой засилят эту трешку (то есть утвердят уже вынесенные ей три года принудработ.А. Т.) и никакая поддержка не поможет, она на три года уедет варежки шить куда-нибудь в условный Ачинск или за КрАЗ [Красноярский алюминиевый завод]. 

Евгения Шелковникова. Фото: соцсети

Ну и какая разница с тем же общим режимом реального лишения свободы, работой в теплице, как у Михаила Афанасьева (хакасского журналиста, получившего 5,5 года общего режима за «фейки» о ВС РФ, его Васин тоже защищал и защищает.А. Т.)? Ну да, немного там получше, но ты все равно вне дома, ты все равно под охраной, тебе указывают, что и как делать.

Кому интересно, Васин советует посмотреть приказ Минюста от 04.07.2022 № 110 в части, касающейся правил внутреннего распорядка исправительных центров (ИЦ), куда направляют осужденных к принудительным работам.

Вот, например, об обязанностях:

  • Осужденный не вправе отказываться от предложенной администрацией ИЦ ему работы.
  • Проверка наличия осужденных к принудительным работам, а также их внешнего вида осуществляется в ИЦ ежедневно утром и вечером […] на общем построении путем пофамильной переклички и общего подсчета. При проведении проверки после объявления фамилии осужденного к принудительным работам администрацией ИЦ осужденный к принудительным работам называет свои имя и отчество (при наличии).
  • Администрация ИЦ вправе проверять наличие осужденных к принудительным работам на спальных, рабочих и других возможных местах нахождения, выявлять причины их отсутствия в определенное время и в определенном месте, следить за соблюдением их распорядка дня, исполнением осужденными к принудительным работам своих обязанностей.
  • В период от отбоя до подъема нахождение осужденных к принудительным работам за пределами общежития, помещения или некапитального строения, сооружения, соответствующего установленным для жилых помещений (жилого помещения) требованиям, без разрешения администрации ИЦ не допускается.
  • Осужденные к принудительным работам и помещения, в которых они проживают, могут подвергаться обыску, а вещи осужденных к принудительным работам — досмотру. […] Администрация ИЦ вправе использовать при проведении обыска и досмотра технические средства надзора, а также служебных собак.
  • При входе работников уголовно-исполнительной системы в помещения осужденные к принудительным работам обязаны по их команде встать и построиться в указанном месте.

Это только малая часть правил.

Красноярский главк ФСИН четко поясняет, ссылаясь на Уголовно-исполнительный кодекс: «Осужденные к принудительным работам отбывают наказание в ИЦ, расположенных в пределах территории субъекта Российской Федерации, в котором они проживали или были осуждены. Отбывание осужденными наказания вблизи к месту жительства либо к месту проживания родственников позволяет им поддерживать тесные социальные связи, что, безусловно, положительно сказывается на успешной адаптации после отбывания наказания».

Типичный пример российской бюрократии, всего того, что Ильич оценивал как «нечто формально правильное, а по сути издевательство», и всего того, что из ленинских же, большевистских практик произрастает поныне.

Ведь понятно, что для Московской, скажем, или Ивановской области эта привязка принудработ к родному тебе не городу, но субъекту Федерации действительно принципиальна. Человек в любом случае будет находиться от дома недалеко.

А в Красноярском крае между Минусинском и Норильском, к примеру, 1750 км по прямой, а до Диксона — 2300. Можете сами для интереса подсчитать, сколько в этом субъекте Федерации умещается любых европейских стран.

Сейчас принудработы в крае исполняются в 10 учреждениях, в городах Ачинске, Канске, Красноярске, Норильске, Лесосибирске, Минусинске, в Емельяновском районе, а также в поселке Новобирюсинском Иркутской области. На базе предприятий «Норильского никеля», Лесосибирского лесопильно-деревообрабатывающего комбината № 1 и т.д. Политзэков есть куда заслать.

Зато в учебниках истории, о которых сейчас так пекутся, никто не сможет написать о нынешних репрессиях «массовые». Действительно, было бы смешно, ведь коли сталинские репрессии перестали официально именоваться массовыми, то что уж говорить о сегодняшнем дне. Наших современников никто даже свободы не лишает.