А донос все-таки был

«Прекрасная женщина, почему же нельзя вас снимать?» — фотограф. — «Ну вот так». Прокурор Денисова в летящем черном кисейном платье, едва касаясь несвежей лефортовской мостовой красными каблучками, покачивая модельной сумкой, стремится в здание суда.

Прокурор уже в погонах. Судья Массин был занят на другом процессе — объясняет залу задержку — и опять отклоняет ходатайство о фото- видеосъемке процесса. Свидетель обвинения явился только один, потом адвокаты предлагают допросить в закрытом режиме сестер Светы Петрийчук — там семейные вопросы и здоровье. А также сообщают, что в коридоре ожидают допроса свидетели защиты — Вениамин Смехов и Ксения Раппопорт. Звезды с неба, мушкетер и красавица…

Но никто не ожидал, что событием дня станет никому не известный и даже не значащийся в списке свидетелей человек, потому что он — оперативник Центра «Э» Роман Лисуков, ставший свидетелем обвинения. Для начала он сражает всех своим внешним видом — о чем же может свидетельствовать в театральном деле бодибилдер? (Издание «Берег» сразу обнаружило интервью Лисукова, где он говорит об этом виде спорта.) Должностное лицо, удивительный затылок со швом по рельефу напоминает грецкий орех.

«Мы его не знаем», — впервые за эти семь дней подсудимые отвечают судье хором. «По моей служебной деятельности — знаю», — говорит представившийся как сотрудник Центра «Э» Лисуков. «Евгения Борисовна [Беркович] меня подзабыла», — произносит он таким угрожающе-осклабленным тоном, который в сказке точно был бы назван «злодейским».

Оказывается, он участвовал в обыске у Беркович. Но на трибуне он — как автор двух рапортов о получении и расшифровке подпольной видеозаписи спектакля. В ЦПЭ ее принес 2 марта некий «доброжелатель», пожелавший остаться неизвестным, потому «он сильно опасается за свою жизнь». «Он высказал свою гражданскую позицию, что там содержится всевозможное оправдание экстремистской деятельности запрещенной в РФ организации ИГИЛ*. Предоставил диск с записью. Попросил оставить его заявление анонимным. «Я пишу, что подписывал рапорт другой датой, но это банальная опечатка» — о путанице 30 января (рапорт о стенограмме видеозаписи) и 2 марта (рапорт о получении диска).

Позже журналистам адвокат Ксения Карпинская объяснила: «Оперативник обнаружил анонимного человека, который передал ему запись. Не оригинальную! А которую он записал, потом перезаписал, потом принес оперативнику…» Однако «в разработке», поделились защитники, режиссер и драматург были еще до того, как сотрудники Центра «Э» получили видеозапись спектакля, — все началось с Карпука. Карпука Лисуков при этом не знает — заявил он в финале допроса, отвечая на вопрос Карпинской.

Все свидетели, заходящие в зал, задают один и тот же вопрос: к кому поворачиваться — к адвокатам, к подсудимым, к прокурору или к судье, — и только оперативник весь допрос стоял спиной к адвокатам, даже когда ему защитники задавали вопросы.

«Стараюсь не выходить за рамки дозволенного и говорить общими фразами. Чтобы не раскрывать секретную информацию».

Вопрос Ксении Карпинской:

— Вы сами расшифровали стенограмму?

— Да.

— Вы владеете арабским языком?

— Я воспользовался приложением «Яндекс», оно расшифровывает любую запись. Я же не эксперт.

— Переводчик присутствовал?

— Нет.

— Латынью вы владеете? Запись на латыни вашей расшифровки?

— Это же не сложно найти фразы на латыни.

— А переводчик был?

— Нет.

— Вы проводили следственные действия с использованием «Яндекс-переводчика»? Вы дословно переводили?

— Да.

— А почему она не совпадает с оригинальным текстом?

— Не знаю. (Прокурор протестует.)

Вопросы задает адвокат Елена Орешникова:

— Вам известен такой инструмент, как засекречивание данных свидетеля и допроса его в суде под другим именем? Почему это не было сделано?

— Опрос может быть оформлен как объяснение либо рапорт. У меня было оформлено в виде рапорта. Диск изъят и зафиксирован другим протоколом опроса, который засекречен.

— Чего он так опасался, этот засекреченный видеооператор?

— «ИГИЛ» — это огромная террористическая организация. Недавно у нас был огромный теракт в «Крокус Сити»…

Судья его останавливает — «Крокус» был через два года после описываемых событий».

Орешникова:

— Оригинал видеозаписи вы видели?

— Нет, я видел только диск.

Спрашивает Женя Беркович:

— Когда вы расшифровывали это видео, вы его смотрели или только расшифровали? Там все время видно происходящее не сцене?

— Не все время видно, потому что непрофессиональная камера, — смело объясняет «эшник» причину той самой записи «камерой в потолок», о которой Женя говорила еще на первом заседании после чтения обвинения.

У Светланы Петрийчук нет вопросов, а у ее защитника Бадамшина есть:

— Вот вы сообщили, что существовало дело оперативного учета. С какого момента проводились оперативно-разыскные мероприятия, можете пояснить?

— Я не скажу, потому что это имеет гриф секретности.

— Обращение к директору фестиваля «Золотая маска» вам известно? Посмотреть разрешите. Том первый из дела, стр. 85, — оглашался документ в судебном заседании?

— 85-я как раз не оглашалась. — Судья.

Сергей Бадамшин ходатайствует об оглашении обращения от Центра противодействия экстремизму 24 октября 2022 в адрес директора АНО «Золотая маска» Марии Ревякиной. Прокурор не возражает, судья тоже. Зачитывают. Начальник Центра направляет запрос с просьбой представить копию заявки об участии «Финиста Ясного Сокола», копию программки, диск с видео спектакля. Поскольку эксперты и жюри, как объяснила на прошлом заседании свидетель Тихоновец, смотрели «Финиста» живьем, такой записи у фестиваля не оказалось. Тогда в ход и пошла пиратская съемка анонима.

Карпинская:

— Владимир Карпук вам знаком?

— Нет.

Беркович:

— Читали пьесу до этого?

— Конечно.

— Не понимаю, почему «конечно»… Когда?

— До этого.

Судья:

— На основании распоряжения какого должностного лица вы проводили оперативно-разыскные мероприятия? Кто вам приказал?

— Все эти мероприятия в рамках дела оперативного учета. Как один из пунктов, безусловно, исполнял поручения производства обыска Евгении Беркович по домашнему адресу.

— Кто давал эти поручения?

— Следователь.

«Интересно, а этот не тот самый Лисуков, подчиненные которого изнасиловали юриста лопатой?» — спрашивают в комментариях трансляции продвинутые пользователи, размещая ссылку на историю об увольнении заместителя начальника полиции ОМВД Романа Лисукова после суда над бандой восьмерых бывших полицейских из Жуковского — его подчиненных, — выполнявших заказы на нападения с грабежом и насилием.

Допрос окончен. Судья просит прокурора направить ходатайство — «вопрос в организацию ЦПЭ о предоставлении сведений касательно гражданина, который не пожелал, чтоб его данные были известны».

«Не могу удержаться. — Адвокат Бадамшин: — Неужели гособвинителю и прокуратуре организация не выдаст документ вне процессуального оформления через суд?» Шутка в сторону. Сам судья направляет в ГУ МВД запрос по поводу деанона «доброжелателя», который снял пиратское видео.

Оставшиеся свидетели обвинения не явились, и прокурор не возражает против допроса тех, кто пришел со стороны защиты. Карпинская просит начать с Вениамина Борисовича Смехова — из уважения. Кстати, Вениамин Смехов был одним из тех, кто дал личное поручительство за Евгению Беркович после ее задержания.

Известный пожилой актер прихрамывает, но с первого шага «берет» зал: «Здравствуйте!» Смехову 83 года, судья — 83-го года рождения.

Судья:

— Ксения Сергеевна [Карпинская] сослалась на ваш возраст и иное состояние… в силу этого… будете стоя давать показания?

Смехов:

— Стоя.

Судья:

— Спокойно, да?

— Не спокойно, но стоя.

— Документы?

— Карточка москвича. Паспорт на входе был показан. (Пристав приносит паспорт из коридора от супруги.) Вот и паспорт. Как стоять? Спиной?

— Место работы?

— Театр.

— Какой?

— Где позовут, там и работаю, — называет спектакль в Театре наций.

— Откуда знакомы?

— Я — актер, Женя — режиссер. После замечательного спектакля «Считалочка» <…> в восторге был, сообщил. Со Светланой, к сожалению, лично не знаком.

На формальный вопрос о возможном неприязненном отношении к подсудимым:

— Меня правильно воспитывали, я не вру. Нет.

Адвокаты улыбаются — кажется, режиссура контрастов сегодняшнего дня удалась.

Карпинская:

— Смотрели ли вы спектакль?

Смехов:

— После активного периода пандемии, в Боярских палатах.

Цель и задача спектакля? «Предупреждение лютой реальной опасности, особенно для молодого поколения. Попутная опасность существует в виде жуликоватых звонков по телефону, много жуликов сейчас. Опасность поддаваться на незнакомые звонки и предложения. — Смехов. — Один из главный инструментов театрального зрелища — это метафора. Пьеса и спектакль свободны от буквальных предубеждений. Они рассчитаны на зрителя, который воспитан театром. Спектакль талантлив вообще, и тем силен русский театр — поэтичность, метафора, иносказание. И сострадание! Мотив сострадания — ведущий».

— Отождествляют ли себя авторы со своими героинями?

— Нет. Сегодня день рождения Пушкина. Мне неловко говорить очевидные вещи тем, кто учился в советских школах и в школах Российской Федерации. 

Так же и замечательные актрисы играют чужую жизнь, как свою, это определение Станиславского торжествует в этом спектакле.

— Вы посмотрели спектакль… Он оправдывает терроризм? Или пропагандирует?

— Он настойчиво предупреждает о той беде, которая может оказаться на пути… Если вспомнить Афанасьева, где ради любви Марьюшка или Аленушка готовы жертвовать собой, невзирая на незнакомые для героини предлагаемые обстоятельства чужого человека, — кого полюбила, с тем и будет жить Марьюшка или Аленушка. Спектакль продолжает линию, недавно возникшую театральную — вербатим. Актрисы защищают свою роль перед обстоятельствами, перед которыми они бессильны. Те обстоятельства, при которых мы собрались, не соответствуют истине спектакля. Это предупреждение!

Выразительно смотрит на прокурора. Денисова, кажется, удивлена, но не выглядит покоренной экспансивным обаянием знаменитого свидетеля.

Женя Беркович:

— У меня к вам вопрос как к мужчине (35 лет мечтала это сказать). Унижаются ли каким-то образом в спектакле российские мужчины?

— У меня фамилия Смехов, я не могу серьезно относиться к глупостям очевидным.

Судья:

— Это серьезно один из моментов обвинения.

— Нет, конечно, это спектакль о беде. Это живой сплав разговоров, характеров и всего, о чем я уже сказал…

Адвокат Бадамшин:

— Вы помните по итогам просмотра отзывы, разговоры? Атмосфера после спектакля в среде зрителей?

— Похоже на то, что происходит после хорошей премьеры. Сочетание трагического жанра и светлой лирики по отношению к девчонкам. Зрители называли персонально актрис, были знакомы с актрисами, и их работа произвела впечатление — «а моя вот так!».

— Отрицательные отзывы были какие-то?

— Я с самого рождения Театра на Таганке, один из ближайших сподвижников Юрия Петровича Любимова, и мне пришлось наблюдать, как работает несправедливость в нашем театроведении…

Судья:

— Ваш путь неоспорим, и ваш творческий путь… Ваш авторитет в творческих кругах очевиден. Но ответьте на вопрос защитника.

Бадамшин:

— Может ли искусство существовать без отрицательных героев?

Смехов:

— Отелло задушил Дездемону — он был осужден за это?

Судья:

— Он может много примеров привести…

Адвокат Мария Куракина:

— По вашему мнению, пьеса содержит оправдание терроризма?

Смехов:

— И пьеса, и спектакль настойчиво предупреждают о такой беде, как сопутствие террористам и врагам нашего Отечества.

Вступает прокурор Денисова:

— Вы работали совместно с Беркович или Петрийчук?

— К сожалению, нет.

— А в «Гоголь-центре»?

— Да, я работал там много. А совместно с Евгенией — нет.

— Какой спектакль там вы играли?

— «Иранская конференция» Ивана Вырыпаева**.

— А вам известно, что сейчас с ним?

Судья снимает вопрос.

Дополнительные вопросы. Карпинская пытается спросить про убийства в кино, торговлю наркотиками, но судья отводит вопросы как не конкретизированные.

Смехов:

— Я конкретизирую. Вы понимаете работу режиссера, актера, который что-то проделал? Она была проведена в оправдание действий игиловцев? Оправдания ИГИЛ там нет никаким образом.

Судья:

— Вы его посмотрели. Можно ли говорить, что работы Евгении Борисовны и Светланы Александровны направлены на то, чтобы люди последовали за тематикой мусульманской, сподвигли людей пойти в ряды террористов? К вам вопрос как к профессионалу.

— ….мы друг друга с вами понимаем. Нет, этого нет ни в пьесе, ни в спектакле. Действие спектакля я был бы рад посмотреть еще раз. Хороший спектакль вносит какую-то подробность эстетического свойства, но не сопротивляется пьесе. 

…После перерыва пристав М.Н. Губарев, обеспечив страшную тишину на проходе конвоя, вершит свою справедливость. Тормозит всю очередь и торжественно конвоирует в зал двух седых дам, которые не вместились в первое отделение…

— Здравствуйте, — входит-ступает на трибуну икона всей интеллигенции двух столиц актриса Ксения Раппопорт. Пышная копна мелких кудряшек собрана в хвост. — Лично не знакомы со Светой, с Евгенией переписывались по поводу помощи детям. Женя помогала слабослышащим и глухим детям.

Ксения рассказывает, что окончила Санкт-Петербургскую академию театральных искусств, работает в Малом драматическом театре Санкт-Петербурга. Видела «Финиста» в конце 2022 года в театре «Пространство внутри».

Куда же ей повернуться на этой кафедре для допроса?

Судья:

— Я вам объясню: здесь половины зала нет — есть только участники: защитники, гособвинитель, помощники… Остальных нет. (Он откровенно имеет в виду прессу, приставов и слушателей — мы фон.) Какой посыл спектакля?

— Внятный, очень простой горестный рассказ о том, как простые нормальные девушки, женщины втянуты в жуткую деятельность преступной группировки путем искусной вербовки. Нам это рассказано и очень хорошо показано, упомянут сайт, на котором все завязалось, — футбольная команда или восточная музыка. Показаны неприятные механизмы, когда состоянием девушек пользуются вербовщики: в одном случае это нехватка любви, в другом — абьюзивные отношения.

— Вы бы хотели повторить судьбу этих героинь? (Как можно так неадекватно оценивать человека перед тобой?)

— Господи, конечно, нет.

— А зрители в зале, рядом с вами?

— Я была с подругой на спектакле, у которой есть дочь подросткового возраста, она была в потрясении и собиралась показать этот спектакль своей дочери. Вот как легко туда попасть и как скоро это могло кончиться — все действие происходит на суде, и в конце спектакля выносится приговор. В спектакле есть ирония, что позволяет подключиться к повествованию. В спектакле была героиня, которая отправила своему собеседнику по переписке копию паспорта, и в тот момент стало понятно, что пути назад нет. В зале тогда была непосредственная реакция.

Адвокат Карпинская:

— Можно ли оценить спектакль только по тексту пьесы? Давайте по нашему спектаклю.

Ксения:

— В основе лежит драматургический текст. Чтобы спектакль волновал, возможны самые разные трактовки.

— А вы что-то помните: о русских мужчинах, чтобы что-то говорилось?

— Ничего не помню… о русских мужчинах.

— Оскорблял ли этот спектакль русских мужчин?

— Нет конечно.

— Оправдывался ли терроризм?

— Как он может оправдываться, если в спектакле происходит страшная история в суде, в конце звучит приговор. И звучит песня, которая хоронит буквально, — «Аты-баты». Прямым текстом, одна из героинь, это очень сильный момент спектакля: «Вы же понимаете, что все, что говорят про жизнь в террористической организации, это все вранье?!» И дальше героиня рассказывает, как она голодала, как над ней издевались. 

Женя Беркович:

— У вас как актрисы при просмотре спектакля возникло ощущение, что режиссер не объяснил актрисам, про что им играть?

Раппопорт:

— Есть такое понятие, как ансамблевость, — ансамбль актрис, они чувствуют и понимают друг друга, и тут был собирательный образ Марьюшки. Это спектакль и выстроен как симфония: все они играют одного человека — общий собирательный образ. Из всех историй мы видим, как можно заманить человека, страшно и искусно. Любая женщина в зале может подключиться — в беде, в расстройстве и в одиночестве. Это колоссальная профилактическая прививка и хорошая разъяснительная работа. Особенно сегодня, когда эта проблема страшно обострена. Было бы правильно, если бы был такой же спектакль про мужчин — как они туда попадают. Важно прожить эту страшную жуткую историю, смотря спектакль, и прийти к этому финалу. Наказание заслуженное.

Женя:

— Вы сказали, что были на спектакле в конце 22-го года. Велась ли видеосъемка?

— Не видела, не помню.

Прокурор Денисова:

— Спасибо, что пришли, хоть вы и со стороны защиты. Имеете ли вы профильное образование в области лингвистики, психологии?

— Диплома нет, но очень глубоко преподавали у нас разбор текста.

— С вашей точки зрения, в данном спектакле присутствует романтизация боевика по контрасту с образом русских мужчин, который как-то критикуется?

— Финист — это не боевик. Это выдуманный образ прекрасного мужчины, который существует в мечтах у всех женщин, кто хочет семьи, любви и детей. Ну полная глупость, они же не показывают лиц. «Ты дура, ты не понимала, что это не один человек с тобой переписывается». Собирательный образ. И не русской, а любой мечты — казахской, французской… А образ боевика, он показан, и это ужасный образ.

— Как там описывается русский мужчина? С чего начинается спектакль?

— Спектакль начинается с монолога женщины, которая рассказывает про свои абьюзивные отношения. Рассказывает она это с юмором. Как она щи пересолила или недосолила — и она рассказывает про конкретного человека. И создается впечатление, что она не особо и умна. Есть героиня, к которой пристали на дискотеке. Образа русского мужчины там нет, это тоже про конкретного человека.

— Какие эмоции [вызвал спектакль]?

— В зале были реакции очевидные. В спектакле был очень внятный посыл. Там есть даже рассказ журналистки, которая воспользовалась этим же алгоритмом вербовщиков, и террористы сами на нее вышли. 

Беркович:

— Эти женщины чего хотят? Традиционной семьи или такой феминистской, радикальной?

— Они все хотят любви мужчины. Каменный хлеб («каменные просфоры» в сказке Афанасьева), тяжелые сапоги износить…

— Можно сказать, что героини не понимают, что они общаются с террористами, а зал понимает?

— Это настолько внятно и настолько просто, — подытоживает Ксения Раппопорт. — Настолько внятно, что и не подкопаться.

— Видишь, вот докопались.

Судья:

— Можете покинуть зал.

На выходе актриса посылает воздушный поцелуй за стекло. За ней ринулись на улицу с камерами — в здании суда запрещается брать видеокомментарий у свидетелей. «Что для вас как для актрисы значит этот процесс? Чувствуете ли вы, что это давление, цензура?» — «Вы серьезно задаете этот вопрос?!» Ксения горько рассмеялась.

Суд по ходатайству адвоката Бадамшина закрывает от публики следующий допрос двух родных сестер Светланы Петрийчук, касающийся семейной и личной тайны и состояния здоровья. Через час одна из них: «Это не так уж страшно». Вторая выбегает из зала еще минут через сорок — в слезах и без комментариев. Выходят адвокаты, и Сергей Бадамшин сразу идет к ней и крепко, тепло обнимает «Ты держалась прямо до конца». Сестры стоят, обнявшись, ждут прохода конвоя, фотограф порывается их снимать, его одергивают. «Ну ты же смотрела, как она плакала». Пристав Губарев угрожает уголовным сроком за съемку в суде, приставы на охране его одергивают.

А на улице рабочие снимают на лефортовском здании слева фальшь-стену маскировочную, как занавес. А ля гер ком а ля гер…

* Организации признана судом террористической.

** Режиссер был заочно арестован, а затем осужден на 8 лет лишения свободы за свою позицию по отношению к происходящему в Украине.