Переход с Суворовой через грабли

Известную красноярскую правозащитницу Ольгу Суворову отправили в психбольницу. Об этом сообщило «женское общественно-политическое движение «Мягкая сила» (признано «иноагентом»). Суворовой назначили 30-дневную принудительную судебно-психиатрическую экспертизу в стационаре. В декабре этому предшествовала амбулаторная психиатрическая экспертиза, которая показала, что Суворова, в частности, «фиксирована на стремлении помочь окружающим…», «со школьного возраста активно участвовала в общественной жизни школы; активно участвовала в общественной жизни региона, и это представляет собой отклонения от образа обычного человека…».

Так цитирует «Мягкая сила», но на обнародованном снимке документа видно и продолжение, это тоже важно и характерно: «с 2004 года чрезмерное увлечение чужими проблемами и одновременно привлечение внимания к собственной личности; ранее психиатрической службой не наблюдалась; по месту жительства характеризуется удовлетворительно».

«Мягкая сила» отмечает, что в ноябре 2023 года еще одну красноярскую общественницу Евгению Елизарьеву (они с Суворовой, к слову, часто выступали вместе и всегда поддерживали друг друга) также направили на месяц на экспертизу в психиатрический стационар, и в женском движении это предположительно связывают с тем, что «очень важно зачистить поляну перед выборами президента».

В связи с этим невозможно не заметить, что на третью самую известную из протестных дам Красноярска — Наталию Подоляк — 27 декабря красноярский следком возбудил уголовное дело по признакам ч. 1 ст. 280.3 УК (копии документов — в редакции): это повторная дискредитация ВС РФ после административного наказания за то же в течение одного года. Светит Подоляк — в данном случае за комментарии в соцсети «ВКонтакте» — до пяти лет. Административку (30 тыс. штрафа) она получила за «первичную» дискредитацию в декабре 2022-го. Затем ее уволили с работы — она руководила спортивным клубом в Сибирском институте бизнеса, управления и психологии. И вот спустя год — уголовное дело. Сейчас она под подпиской о невыезде.

Выглядит действительно зачисткой. Кучно. И никто не забыт.

Яркий дебют

Но в связи с чем Суворову отправили в психушку? Должна быть причина. Она есть. 14 декабря красноярский главк МВД сообщил, не называя фамилии, о возбуждении местным следкомом уголовного дела по факту ложного доноса в отношении «жительницы Красноярска, представляющейся правозащитницей», обвинившей сотрудника Управления экономической безопасности и противодействия коррупции в избиении (толкнул ее на решетку в одном из отделов МВД Красноярска).

«Оперуполномоченный в корректной форме попросил ее покинуть режимный объект, что вызвало у нее негативную реакцию. Вскоре сотруднику удалось убедить женщину выйти на улицу. Более она в здании не появлялась». К этому сообщению от полиции в прицепе шло видео с камеры на проходной в одном из зданий МВД: видно, что сотрудник, не пускающий Суворову внутрь, ни силы, ни насилия не применяет. Суворова уходит сама. Где она получила кровоподтеки, откуда боли в плече, из-за которых она не может им двигать, непонятно.

Разумеется, все может быть куда запутанней и хитрей, чем это предстает нам из видео и пояснений полиции, пока констатируем, что есть видео, есть дело, и через четыре дня Суворову задерживают в красноярском аэропорту — она прилетает из Москвы после заседания инициативной группы по выдвижению Екатерины Дунцовой в президенты РФ. Затем Суворовой избирают запрет определенных действий в качестве меры пресечения, затем амбулаторная экспертиза, о дальнейшем вы знаете.

Прежде, с начала нулевых, Суворова била стекла в жилищном тресте, доведенная бесконечными коммунальными проблемами, давала пощечину полковнику из органов, «брала в заложники» вице-мэра — заперлась с ним в его кабинете, требуя не выселять кризисный центр; все же выселили. Но есть и не столь давнее и принципиально важное происшествие. Перенесемся в апрель 2021-го: Суворова, заранее записавшись, пытается попасть на прием главного санитарного врача края. Того на месте не оказывается. Суворова возмущается под съемку в общественной приемной краевой администрации. Прибывает полиция, Суворова продолжает возмущаться и снимать. Возмущается в суде. Итог: за нарушение общественного порядка ей назначают 7 суток ареста. Она тут же совершает [селфхарм], снимает капающую кровь, выкладывает в соцсети.

Чем чреват [селфхарм], было понятно уже тогда: психушкой. Перед этим Суворова пишет в соцсетях: «Сегодняшние события в общественной приемной администрации Красноярского края, когда чиновники общались с нами как с быдлом, заставили задуматься. (…) Надоело загнивать в этом режиме».

И вот теперь, когда она написала заявление на полицейского, когда она снимала видео ее задержания в аэропорту, для органов это наверняка выглядит как переход Суворовой через грабли. Ну а как еще, они ж не могут не учитывать бэкграунд героини, ее репутацию. Желание привлечь психиатрию понятно.

Но что сами врачи? И состоится ли переход Суворовой к сайре, безмолвной и замороженной? 

Возвращение принудительной психиатрии началось не вчера. Еще в конце прошлого десятилетия здесь, в Красноярском крае, состоялся яркий дебют: ну куда ярче, если ФСБ свезла в «дурку» сразу более десятка подростков, признавая тем самым распространение некой психической эпидемии и желая обезопасить школьные линейки 1 сентября.

Тревогу меж тем били лишь отдельные специалисты, профессиональное сообщество помалкивало.

У Суворовой вулканический общественный темперамент, и она из тех, кто много о себе понимает, как это принято тут обозначать. Порой преувеличивает собственную значимость, что тоже тут не любят. И внешняя среда это ей быстро компенсирует: здесь принято таких называть «городскими сумасшедшими».

Просто поразительно, как кривятся при виде ее люди, которые все вместе этому городу и этим людям не дали и тысячной доли от ее побед, драйва, нонконформизма — показательного, примерного, обладающего воспитательным эффектом. 

Женщина, от которой, безусловно, надо держаться подальше, но если б ее в Красноярске не было, он бы немало проиграл. Поскучнел и поблек.

Поскольку психиатры собирают анамнез, вот штрихами несколько историй, в которых лично наблюдал Суворову, ее энергию и пламя.

Онуфрий и Антонида

Например, пять лет назад именно Суворова помогла сделать правильный выбор нескольким генералам МВД и судьям — они сыграли в одну дуду, вместе остановили жернова госмашины. Тогда, в 2018-м, в деревне Чулково Туруханского района (вниз по Енисею 1065 км от Красноярска) у местного жителя, старообрядца Онуфрия Ефимова, обнаружились сложности с документами. По поводу чего к нему прибыли росгвардейцы и заявили: явиться в полицию Туруханска. Ни повестки, ни обозначения точной даты и времени, но к 9 утра следующего дня Онуфрий был там как штык, преодолев на лодке 383 км — других путей сообщения нет.

Майор Давыдова составила на Онуфрия административный протокол. Сказала ждать суда. Конец сентября на Севере — это время, когда дорог каждый час: зима близко. Но что делать — Онуфрий сидит и ждет, спит в лодке. На шестой день издевательств судья Зверева постановила, что он живет в своей дыре, в Чулкове, незаконно («в отсутствие документов, подтверждающих право на пребывание в РФ»). Штраф и… принудительное, контролируемое выдворение за пределы России. Самолет, Красноярск, ожидание депортации за решеткой и колючей проволокой в Центре временного содержания иностранцев.

Нередкая здесь история: Онуфрий — из беспоповцев часовенного согласия. Родился в 1986-м в Бразилии, в 12 лет с матерью приехал в Россию, в духовный центр часовенных — это скиты и монастыри, спрятанные по водоразделу Дубчеса и Елогуя, левых притоков Енисея. Селятся в мировой своей столице — селе Сандакчес, потом удаляются в скит на реке Сухой Дубчес. Мать умирает в 2008-м. А паспорт Онуфрия сгорает, как он говорит, в пожаре в монастыре. «И до 2011 года я один был, — рассказывал он потом. — А в том году нас побрачили (обвенчали по всем принятым у часовенных законам и ритуалам) с женой (Антонидой Москвичевой), и мы нажили трех детей — 6 лет, 4 и 2 года (Наталью, Никиту, Зою). Не могу представить, что дальше. Жена в истерике. Дом к зиме не успели подготовить, окна зимние не вставили, и кто будет это делать — неизвестно. Неважно: есть ли семья, нет, как она будет жить (суд не принял во внимание наличие у Онуфрия семьи и малолетних детей, поскольку брак не регистрировался). Увезли — и всё, передёвку (одежду — переодеться) даже не дали взять дома. В Бразилии меня никто не ждет. Там сильно далекие родственники. Связи с ними нет. Да и мне ехать туда неохота. Я уж язык тот забыл, здесь все родное. Не могу представить, что там буду делать».

10-дневный срок обжалования постановления истекает, старообрядцы из Бразилии в последний момент находят и умаляют взяться за дело Суворову, она передает мне копии документов из дела, мы гоним 7 октября в Березовку — в тюрьму для мигрантов, и она успевает пробиться (в воскресенье) к Онуфрию, подписать жалобу на постановление суда и приехать к самолету в Туруханск ее переправить.

И Антонида с детьми успевает из Чулкова сбежать — если не от медведей, что в те дни были на пике активности перед зимней спячкой, так от органов опеки: само собой, что для них-то вертолет бы нашелся, явились бы: где холодильник с едой, где стиральная машина? И детей бы забрали в приют.

Антонида с выводком чудом садится на последний (до середины июня следующего года) теплоход в Красноярск. Он всегда переполнен, мест нет (ставят скамейки в проходы, и люди так живут несколько суток), но Суворова включает связи, и капитан «В. Чкалова» Алексей Бояринцев, уплотнив экипаж, подхватывает Антониду с детьми. В Красноярске 9 октября (енисейский Север закрылся) мы с Суворовой их встретим. Антонида говорит легко и просто, руки не заламывает: «Пойдем за ним хоть пешком и хоть на край света — куда угодно. Семь лет мы прожили — ни разу не поругались. Я не смогу без него жить, хочу быть с ним, что бы ни случилось».

Друг «Новой» психолог Николай Щербаков снабдит Антониду с детьми на первое время продуктами; Суворова найдет, где им жить, и будет с ними повсюду; ну а «Новая» будет писать и задавать вопросы МВД. Два следующих дня Антонида с детьми прячутся, поскольку Суворовой названивают из ПДН (подразделения по делам несовершеннолетних) и опеки, требуя, чтобы беглецы с севера явились — «надо составить протокол». Зачем, почему? Официально — молчок, в частных же разговорах: «по всем законам детей нужно отправить в центр помощи/приют». Отец в изоляции, мать без документов и не трудоустроена, родственников в Красноярске нет, а Суворова просит помощи, собирает для этой семьи деньги и продукты. Вот государство и поможет. И органы опеки и попечительства ни в чем не виноваты, это их функция; все вопросы — к федеральной власти, в Америке есть закон об индейцах, а в России о староверах — нет.

Но внезапно все резко меняется. 11 октября Онуфрия выпускают, 12 октября краевой суд отменяет решение райсуда о депортации, семья воссоединяется — и больше их не трогают.

Разумеется, это не Суворова. Это начальник Главного управления по вопросам миграции МВД Валентина Казакова. Это она после нашей публикации заставила прокрутить почти готовый уже фарш обратно. Но что было бы, если б Суворова не откликнулась на просьбу староверов? Ведь все произошло именно после ее деятельного вмешательства.

Антониде вернули мужа, детям — отца, и семья смогла улететь обратно к себе в Чулково, деревню, которой нет ни на картах, ни в административных реестрах. А потом другой генерал — начальник краевого главка — Александр Речицкий лично летал к Онуфрию в гости, обсудив с местным сообществом вопрос паспортизации старообрядцев, вручил два паспорта жителям Чулкова, подчеркнув, что это — будущее их и их детей.

Такой поразительный поворот. Такая гуманизация стала возможна не только из-за дикого диссонанса истории Онуфрия с теми усилиями, что прикладывали в то время российские дипломаты, сзывая старообрядцев возвращаться на родину. Не только из-за того, что это дело грозило обернуться международным скандалом. Эти люди, старообрядцы, — другие русские, не такие, как мы, и Суворова, кстати, другая. Поэтому у них и контакт, поэтому к ней они за помощью и обратились.

Дионис и Кремль

До СВО над возвращением староверов в Россию трудилась, например, рабочая группа под председательством замглавы президентской администрации Островенко. И незадолго до истории с Онуфрием большая делегация (чиновники, профессора) общалась с той самой общиной, откуда Онуфрий, — с 96 представителями староверческих семей из деревень Масапе и Колония Руса (штат Мату-Гросу), прилетали на ту встречу и старообрядцы из США и Канады.

Суворова поддерживала постоянные связи с нашими в Мату-Гросу, с семьей Феодота Килина. У него 12 детей. Действительно: земли не хватает, у молодых нет наделов, а потому они внутренне были готовы тогда к переезду. Обещания кремлевских староверы, конечно, выслушивают, но вступать потом в деловую переписку отказываются, отвечая, что все переговоры — только через Суворову. «Суворову с Енисея».

В начале прошлого века Килины жили тут, на Енисее. В Гражданскую снялись, ушли в Харбин. Потом — Аргентина. После Второй мировой не ужились с новыми соседями, немцами, а правительство Бразилии пригласило на бросовые земли внутри континента близ экватора. Со временем община стала крупнейшим бразильским производителем сои и сорго.

В начале нулевых Феодот Килин отправил в монастыри на Дубчес 17-летнего сына Диониса, и там он провел 10 лет, пока однажды его не вызвали обратно — вступать в права наследства, оставляемого дедом. Много всего: там не только комбайны, но и самолеты-яхты.

И вот Дионис садится в Чулкове на теплоход, где фиксируют, что документы его просрочены на 10 лет. Сигнал уходит по пути следования, и в Енисейске Диониса ждут на пристани миграционщики с ОМОНом. Но на том же теплоходе находилась Суворова, она и сумела спасти парня: депортации нельзя было допустить, поскольку тогда бы ему закрыли надолго (а то и навсегда) въезд в Россию, а у Диониса в соседнем женском монастыре училась зазноба, и они планировали обвенчаться. (Так позже и вышло: Дионис вернулся, забрал невесту в Бразилию.)

В общем, понятно, что такое для бразильской общины российское чиновничество и кто такая для них Суворова. С Онуфрием Дионис учился в монастыре и отправил Суворовой сообщение: «Тетя Оля, срочно позвони, великая опасность». Сидели общиной и ждали, когда перезвонит. И она позвонила.

«Русал» и кролики

Вот, например, четыре года назад, 14 октября 2019-го: битком набитый зал администрации Советского района Красноярска, и в нем — ор до неба, вой, ругань. Это общественные слушания материалов о воздействии на город Красноярского алюминиевого завода (КрАЗа). Это схватка о главном: Красноярск против травящего его «Русала». Главный стационарный источник перманентной экологической катастрофы, в которой живет город-миллионник, предложил горожанам разрешить ему работать и травить их, как прежде, еще 7 лет. То есть удав обратился к кроликам — теперь положено по закону.

Технологии таких слушаний отработаны, но «Русал» верен себе: если на другие слушания зовут титушек на аутсорсинге, зовут «Сорок сороков», здесь экономят на всем: и на качестве подготовленной к слушаниям документации, и на иллюстрациях (мутных и нечитаемых), и на слайдах. Вот и общественность подменяют, не мудря: привезя, похоже, с КрАЗа только что отработавшую смену — усталую и квелую. Кразовцы организованно прибывают в райадминистрацию первыми, за полтора часа. Курят, заходят и занимают почти все сидячие места. Они проголосуют, как велел работодатель, и все будет хорошо.

Прибывающие горожане располагаются вдоль стен, на подоконниках, на занесенных в зал скамьях. Вижу входящую Суворову, других ярких красноярских общественниц (перечисленных выше) и понимаю: не все потеряно.

И Суворова (с подоконника) начинает. И, в общем, выигрывает. Сценарий «Русала» срывается, слушания теперь действительно общественные. Общественность требует, чтобы кразовцы как «заинтересованные» покинули зал. Организованные металлурги не могут, естественно, уйти, и столкновение набирает градус. «Так и будем из себя баранов строить?» — спрашивает Суворова. Запланированное «Русалом» действо идет прахом, начинается живое общение и обсуждение главной проблемы города — той, из-за которой он все больше напоминает зал прощаний.

Сначала друг друга обзывают подставными и провокаторами. «Суками» и «собаками бешеными». «Тебя в карты проиграли, такое впечатление», «Ты уже на покойника похож, помолчи». Потом уже и по фене, и с угрозами общественницам. Те идут на штурм трибун, похищают доклады у докладчиков. Как водится, сначала — бабий бунт, потом подключаются и мужики. Вызывают жандармов, подъезжают и несколько машин с чоповцами «Тамерлан». Не гражданская еще война, но уже и не общественные слушания кроликами удава.

И Суворова — в центре. И вот что я хочу сказать. Красноярск пока не может побороть этого чудовищного монстра, что отравляет ему жизнь, но этот город все же непонятным образом остается для многих родным и любимым, и этот город не теряет самоуважения — хотя казалось бы. Думаю, это в том числе из-за Ольги Суворовой.