«Руды осталось года на два»

Десятилетиями поселок на границе двух стран не покидал норвежских газетных полос. «Остановим облака смерти» — так звалось стихийное общественное движение на севере Норвегии. «Облака смерти» — поэтичное название ядовитых выбросов «Печенганикеля». Диоксид серы выделяется при плавке медно-никелевой руды. Из нее получают файнштейн. А уже из него — никель, медь, кобальт, серную кислоту. Полный цикл, от добычи до отгрузки конечного продукта, происходил в Мурманской области в цехах «Кольской ГМК» — дочки «Норникеля». Многие из этих цехов — глубоко советской постройки, отсюда и катастрофическое воздействие на экологию.

Никаких современных стандартов в 30-е годы, когда строился комбинат, не было. В постсоветские годы предприятие, уже приобретенное «Норникелем», конечно, модернизировали и сократили выбросы. В советское время они составляли 370 млн тонн в год, в 2019 году — 100 тыс. тонн. Но превышение концентрации диоксида серы в воздухе в 5–10 раз все равно оставалось привычным. У человека, надышавшегося таким воздухом, появляется насморк, першение в горле, сильный кашель. Последствия вдыхания высоких концентраций вещества — вплоть до удушья, рвоты и отека легких. По данным Росприроднадзора, в середине 2000-х «Печенганикель» давал 43% суммарных выбросов предприятий региона.

Дошло до того, что коммуне Сёр-Варангер пришлось наладить автоматическую систему оповещения жителей о превышении в воздухе ядовитых веществ: в такие дни им рекомендовали находиться дома и не посещать долину Пасвик, куда ветер гнал смертоносные облака из России.

В 2001 году норвежцы выделили 32 млн евро в виде гранта и 10 млн долларов кредита на 10 лет на экологическую модернизацию «Печенганикеля». Через несколько лет «Норникель» просто вернул деньги.

При закрытии комбината пиарщики «Норникеля» упирали именно на экологию: главной миссией компании называли снижение нагрузки на окружающую среду. При этом в стороне оставался другой фактор, о котором говорят бывшие сотрудники комбината — цех устарел настолько, что эксплуатировать его дальше не было смысла, кроме того, запасы руды в районе уже не так велики, через несколько лет речь может зайти и о закрытии шахты «Каула-Котсельваара». Содержать цех, требующий дорогой реконструкции, ни к чему.

Впрочем, официальная позиция «Норникеля» иная. В ответ на запрос «Новой газеты» в компании заявили, что «остановка плавильного цеха предусмотрена комплексной экологической программой «Норникеля», призванной существенно сократить воздействие на окружающую среду на всех производственных площадках», а также что «шахта «Каула-Котсельваара» обеспечена производственным заданием на ближайшую пятилетку, дальнейшие планы будут уточняться с учетом производственных планов компании и рыночной ситуации».

«Я вам как горный инженер скажу, что осталось максимум года два с половиной, и то через два года останется один участок добычи и ликвидационная бригада. Что бы там компания ни рассказывала про планы на 2028 год или 2032-й, содержание руды падает, и глубина залегания уже другая — ее дороже добывать. И после 230 метров нужно менять подъемную машину. А это настолько дорого, что под силу только государству», — говорит Олег Черкашин, бывший депутат облдумы, всю жизнь проработавший на комбинате.

Есть чем дышать — нечего есть

Закрытие основного предприятия в моногороде (а Никель, хоть формально и поселок, имел такой статус) — дело хлопотное для собственника и региональной власти. И накануне остановки производства была произведена реформа — Печенгский район с райцентром в поселке был преобразован в городской округ. Никель как самостоятельная административная единица перестал существовать, объединившись с другими населенными пунктами немаленького района. Не будем забывать, что «Кольская ГМК» — главный налогоплательщик области и фактический хозяин этих мест.

Кстати, чиновники еще в 2012 году должны были предложить, как ослабить экономическую зависимость поселка от главного предприятия, но 10 лет спустя Никель все также был в прямой связке с «Норникелем». Накануне закрытия цеха жители понимали: скоро им будет чем дышать, но нечего станет есть.

Олег Черкашин в областной думе не раз говорил о судьбе увольняемых, требовал ответа от губернатора. Дело вышло в публичную плоскость. Начались переговоры.

В итоге людей частично — с переездом — трудоустроили в другие цеха «НН», остальным выплатили неплохие компенсации.

Остались два других вопроса: что будет с поселком и кто будет ликвидировать накопленный экологический ущерб? На них должна была ответить концепция развития поселка и района.

Она и сейчас доступна на сайте компании. На слайдах презентации и рекультивация промплощадки, и формирование «новой экономики», и развитие городской среды, и даже экологическая тропа и ремонт ДК… В феврале на основе этой концепции была принята программа социально-экономического развития Печенгского муниципального округа до 2025 года. Жителям обещают металлургический мини-завод, предприятие по производству абразивных материалов, завод по переработке вторсырья, форелевое хозяйство и молочно-товарную ферму.

«Меры поддержки, которые будут оказаны Печенгскому округу по программе развития, помогут создать новую экономику, придадут округу новую жизнь, — цитирует пресс-служба компании вице-президента «Норникеля» — гендиректора «Кольской ГМК» Евгения Борзенко.

Она идет через территорию цеха, старые опоры эстакады просто развалились. Ветхая труба прохудилась во многих местах, в точках протечек образовался лёд, и вся конструкция рухнула под его тяжестью. Нет воды — нет и тепла. Залатали через несколько дней, но трубы все такие же ветхие, водовод нужно менять. Как, впрочем, и канализационную сеть, которая эксплуатируется с 1961 года, ее износ составляет 100%.

Эта цифра — из письма муниципального депутата Валентины Тедеевой губернатору Андрею Чибису, в Ростехнадзор и прокурору области. На днях случилась авария в котельной. Температура в квартирах опустилась до 9 градусов. На улице минус 25. Одновременно из-за отключения света поселки Печенга и 19-й километр остались без воды — встали насосы

Валентина требует назвать виновных.

Тем временем их уже нашел глава округа Андрей Кузнецов. По его версии, это морозы: «Я бы не сказал, что всё у нас печально. Но вот, когда стояли четыре дня у нас морозы до минус 32, конечно, произошел ряд аварий».

«Газа нет, кругом разруха»

Никель до 1944 года был финским. Основан в 1936-м, финны же и строили комбинат. После войны, когда территория Петсамо, или, по-русски, Печенга отошла СССР, ее восстанавливали почти с нуля.

В советские годы Никель жил богато — шахтеры, как и везде, получали хорошо, летали на выходные к морю. Потом стали нищать, обнищал и поселок. Сейчас рабочие рудника сильно уступают в доходах военным, которых в приграничной полосе видимо-невидимо. А вот быт и гражданского населения, и военного, одинаково ужасен.

«Было здесь замечательно. Если бы не газ (так здесь называют выбросы диоксида серы. — Т. Б.). Но сейчас газа нет, зато разруха кругом», — говорит Лариса Николаевна, мама опального депутата, прожила в Никеле всю жизнь. Муж — горный инженер. Сын — горный инженер. Она — школьный учитель, 42 года преподавала английский.

Мы проезжаем мимо двух полуразрушенных пятиэтажек на окраине. Они опустели года три назад, бульдозер сносит стены. На пустыре за администрацией в центре города скоро устроят площадь, правда, неясно, кто будет по ней гулять — население убывает ежегодно, в 1970 году здесь проживала 21 тысяча человек, сейчас — вдвое меньше. За 400 с лишним миллионов идет ремонт ДК. Все это деньги «Норникеля».

При этом главная после ЖКХ проблема округа — медицина. Больница вечно в долгах, пациенты жалуются на недоступность помощи. Недоступна она даже физически: не всякий одолеет огромную лестницу, ведущую в поликлинику, пандус, выстроенный пять лет назад, использовать запрещено — он не доделан.

«Что, «Норникель» не мог бы сделать вот этот пандус? — возмущается Черкашин. — Такое сооружение даже не на поверхности, а под землей делается одним мастером и четырьмя полутрезвыми рабочими за неделю. А здесь уже пять лет доделать не могут. Здесь основная проблема, от которой бегут люди, это медицина. Почему не едут медики сюда? Потому что человек, выходя на улицу, видит, что половина домов разрушена, видит ЖКХ убогое — по 10 аварий за зиму. Чтобы привести поселок в порядок, не нужно быть гением. Сломать старые дома, компактно построить пяток новых, переселить людей в нормальные условия, все засадить зеленью, рекультивировать отвалы… Нет, это я уже сказку рассказываю!»

Отвалы громоздятся вокруг территории цеха. Их видно еще до въезда в поселок. Черные хребты высотой с комбинатовские постройки достались екатеринбургскому предприятию «Уралгрит» для производства абразивных материалов. Обещают по 250 тыс. тонн продукции в год. Гендиректор предприятия Андрей Рычков рассказывал, что отвалов хватит лет на 50. Это означает: мало кто из нынешних жителей поселка успеет увидеть итоги рекультивации. Рычков говорит, что в производстве будет задействовано около 70 специалистов. Сейчас в штате, по разным данным, от 11 до 15 человек. 

«Пусть сам Путин передо мной встанет!»

На осенних выборах в облдуму оппозиционера Черкашина победила бывшая председатель окружного совета депутатов, учитель физкультуры Любовь Черепанова. В Никеле и Заполярном, где живет основная доля населения округа, с большим перевесом лидером был Черкашин. Но на результат повлияло голосование «в поле» — за Черепанову волеизъявились военные на учениях. Чтобы попасть на эти участки, наблюдателям нужны были разрешения. Жалобы и требования отменить итоги такого голосования результата не принесли. Многие здесь считают, что судьбу округа, таким образом, решило не постоянное население, а срочники и контрактники, приехавшие со всей страны, которые, отслужив, разъедутся по домам.

В ответ на запрос «Новой газеты» мурманский облизбирком сообщил, что голосование военных прошло без нарушений, о чем, в первую очередь, свидетельствует отсутствие жалоб на его проведение от самих избирателей в погонах.

«Я сама присутствовала на участке и вижу: 58 бюллетеней за Черепанову, 166 за Черкашина, а по другим участкам еще больше разрыв. Девочки мне звонят с других участков: победил Олег! Утром, когда объявили результаты, мы были в шоке», — говорит воспитатель детского садика Виктория Наместникова. Она с подругами собирает подписи за пересмотр итогов выборов. Народ подписывается прямо на улицах.

За прошлую думскую пятилетку люди привыкли, что в случае отключения тепла, света, воды, отказе скорой забирать в больницу — в любой непонятной ситуации надо звонить своему депутату. Не имея за собой крупных покровителей, он выиграл прошлые выборы «ногами» — обойдя лично почти всех избирателей. Каждому оставил номер телефона.

Число и разнообразие обращений к нему за эти пять лет говорят даже не столько о его эффективности, сколько о полной неэффективности государства в этих краях. Черкашин вызывал скорую, сантехников и полицию. Устраивал госпитализации, ремонты текущих крыш, спасал от закрытия родильное отделение. Теперь он просто частное лицо.

Вика говорит, к Черепановой обратиться не так просто: «У нее в соцсетях мы в черном списке, полрайона заблокировано».

«Я никакой политикой раньше не занималась. Но эти три дня посидела наблюдателем на выборах и воочию все увидела. Я такой человек — за правду пойду, пусть хоть сам Путин передо мной встанет!» — объясняет воспитательница детсада свою политическую активность.

«Булочки лепить пойдете?»

«Я не могу сказать, что комбинат плохо обошелся со своими сотрудниками. А мы, кто не работал на комбинате, но здесь родились и выросли — что будет с нами?» — спрашивает в пустоту Валентина Тедеева, муниципальный депутат, предприниматель и многодетная мама. Когда на совете депутатов обсуждали программу развития поселка, она была против. Сейчас предлагает отправить программу на доработку — но тщетно. Главная претензия Валентины — ответственность за выживание района фактически переложили на малый бизнес. А он здесь сам еле выживает.

«Эта программа — сознательное издевательство над предпринимателями. Малый бизнес никогда не был драйвером развития новой экономики, — считает она. — Сейчас на деньги «Норникеля» нас пытаются обучить. Я в трех проектах принимала участие. Приезжают люди умные, грамотные, обучают туристическому направлению — это все неплохо, но как это применить на нашей территории? Она не адаптирована для туризма. Где турпоток? Чтобы он появился, сделайте сначала какую-то точку притяжения!»

Хоть Никель и стоит вблизи федеральной трассы, здесь гости бывают только проездом. Россияне заправляются по дороге в Киркенес. Норвежцы приезжают за дешевыми бензином, водкой и сигаретами. Точнее, приезжали до пандемии. Сейчас вообще тишина.

Точку притяжения никельчанам обещал губернатор Андрей Чибис, который анонсировал на средства «Норникеля» построить порт в поселке Лиинахамари. Но там базируются военные. И через год Чибис в эфире отрицал свои обещания и утверждал, что туробъект будет на полуостровах Рыбачий и Средний. Там и правда строятся турбазы, но это — на самом въезде в район, оттуда гнать еще 100 км в Никель просто незачем.

Я вам могу сказать: у меня обороты за последний год упали в два раза. И это не с закрытием границ связано. В основном у нас питались свои». У Вали лучший ресторан в районе. Но гребешков и крабов местным есть уже не на что.

«По программе развития округа молоденькая предпринимательница на грант «Норильского никеля» открыла булочную. Ей надо, чтобы выполнить  обязательства, нанять на работу 10 человек. Но ее выручки здесь не хватит, чтобы платить им зарплаты, — рассказывает Тедеева. — Чтобы их содержать, нужно в день минимум на 70 тысяч хлеба продавать. В Никеле это нереально. Я их (администрацию. — Т. Б.) спрашиваю: «А как вы будете контролировать исполнение программы? Придете помогать булочки лепить?!»

«Были бизнесменами, стали попрошайками»

Прямые инвестиции «Норникеля» в город есть: в Никеле несколько лет назад компанией открыта АНО «Вторая школа», через которую идет финансирование переобучения жителей и всяческого досуга. В 2021 году через организацию прошло полмиллиарда. «Праздники, мастер-классы, курсы по резке винегрета, рисование муралов», — перечисляет Черкашин результаты капиталовложения.

Муралы и правда есть: на полуразрушенных домах то тут, тот там наблюдаются разного художественного достоинства фрески. Лебеди а-ля деревенский ковер, красуются на здании бывшей поликлиники. Один из рисунков на фасаде пятиэтажки недавно даже открывали с оркестром, с музыкой… Праздников тут вдоволь — например, в дни выборов проходил на площади концерт. Понятно, что хозяин может свои деньги тратить как хочет. Но при том объеме проблем, который он оставляет в Никеле, уходя, и при том объеме прибыли, которую он в Никеле получил, думаю, жители имеют право поинтересоваться, на что тратится «социальный вклад» компании.

В ответ на запрос «Новой» нам прислали слайд с перечнем благих дел, совершаемых компанией через центр «Вторая школа». Общая сумма — почти 10 млрд. Среди результатов — «бренд и айдентика Никеля», встречи с норвежским и финским консулом, начало строительства туринфоцентра, экомаршрут, социальные ролики…

«Сегодня гостиница пустая, вообще никого нет в последние дни. Вот, могу журнал показать: до конца недели забронированы два номера из 30. А в штате шесть человек, каждому надо зарплату, коммунальные услуги подорожали опять…» — говорит Агарон Элизбарян, сидя на стареньком диванчике в своем отеле без звезд.

Звездным для гостиницы был 2015 год, когда через Никель в Норвегию добирались сирийские беженцы. Тогда заняты были все номера. С тех пор тишина.

Впрочем, туристов и раньше было совсем не густо, в основном командированные. «Если турист какой-нибудь приезжает сюда, наши пограничники за ним по пятам ходят, чуть ли не ночуют здесь. Он, бедный, пожалеет, что сюда приехал, — говорит Агарон. — Как-то приехал один. Я спрашиваю: «Вы зачем за ним ходите, он же гражданин России». Пермский край, там, или Московская область, не помню. А они отвечают: «Есть подозрение, что он может за границу поехать». 

Агарон занят тяжбой с муниципалитетом: ему насчитали огромный налог на землю. В счет оплаты предприниматель предложил мэрии забрать часть помещений, которые он сдает в аренду. Сейчас это единственный источник живых денег. Получил отказ. Все счета под арестом, кредит взять невозможно.

«Они кричат: «Туризм, туризм!» Вот я работаю в туризме, я их о помощи прошу, и никакой помощи нет! Ни копейки, ни морально, ни финансово ничем мне не помогли. Бизнеса у нас в Никеле больше нет. Это мы раньше назывались бизнесменами, а сейчас мы попрошайки, которые доживают последние свои дни. У меня раньше было кафе, магазин был. Все потерял. Денег нету у людей».

Агарон приехал на Север в 1995 году продавать арбузы. Влюбился, женился, остался. Трое детей. Уезжать не хотел бы. Чувствует, что придется.

В Никеле полярная ночь — самая долгая в Мурманской области: с 30 ноября по 13 января солнце не показывается над горизонтом. По дороге из Мурманска тут и там по обочинам люди в маскхалатах — военные и пограничники. Они единственная надежда тех, кто пытается продать жилье в Никеле. Купить его здесь выгоднее, чем снимать. 

Здешние жители — гражданские, конечно, имеют право на «паспорт приграничного жителя» — документ, с которым можно без визы посещать норвежское приграничье. До пандемии они делали это регулярно и хорошо знают, как можно жить в таком же климате, но с другой экономикой. При этом залежей ценных металлов в земле под норвежским Киркенесом нет, да и военных намного меньше, там рыба, крабы, туризм, судоремонт. Но жизнь как-то радостнее.

Спрашиваю Ларису Черкашину: «Что должно случиться, чтобы жизнь здесь, в Никеле, стала похожа на норвежскую хоть немножко». Она задумывается: «Нельзя быть такими богатыми тем, кто нажился на чужом труде. У нас же кладбище огромное, как второй поселок. У нас тут рабы — которые очень мало получают и очень недолго живут».