Осенью 2015 года в поселке Никель скупили все велосипеды. И в Мурманске — почти все. А следующей зимой в Кандалакше — весь автохлам. Так сирийские и афганские беженцы, двинувшиеся в северные страны транзитом через Россию, преодолевали запрет на пеший переход границы, действующий в Мурманской области. Было их больше 5 тысяч человек.
Сирийские беженцы на российско-норвежской границе. Фото: Лев Федосеев/ТАСС
Сирийцы появились на Крайнем Севере на пике ближневосточного конфликта. Следом потянулись афганцы, затем — сомалийцы, пакистанцы, иракцы, иранцы… Все они слились в один разноязыкий поток, захлестнувший Норвегию, а позже Финляндию. Россия осталась транзитным коридором, заняв весьма специфическую позицию как по отношению к странам-соседкам, так и к самим беженцам.
Моими первыми знакомцами стали Аслан, Дарт, Шизар и Файсал, которые сбежали от призыва в армию Асада. Сбежали, правда, не из Сирии, а из Нальчика — бывшие студенты Кабардино-Балкарского университета. Семья Аслана в Алеппо уже получила повестку — и сразу решила, что сын на родину не вернется. Остальные побежали за компанию. На вопрос, с чего вдруг в Норвегию и как в Алеппо вообще узнали о существовании приграничного поселка Никель, где образовался коридор для перехода границы, мальчики хором ответили: «По телевизору!» «Россия 24» и «Россия сегодня» на арабском».
Следующие дни показали, что «Россию 24» в Сирии смотрят многие: люди приезжали сотнями. В Россию их беспрепятственно впускали по туристическим визам, которые быстро и недорого оформлялись, выпускали тоже без проблем. А попав на норвежскую сторону, люди произносили зачастую единственное известное им английское слово: asylum — убежище.
Вообще то, что Россия выпускала «гостей с востока» без виз в сторону Шенгенской зоны, — нонсенс. Чтобы попасть на пункт пропуска с российской стороны, нужно преодолеть три КПП.
На каждом требуют паспорт, а в погранзоне, за 5 км от границы, проверяют наличие визы. Если ее нет, на сам пункт пропуска Борисоглебск вы просто не попадете. Что до беженцев, согласно межгосударственным соглашениям для таких случаев предусмотрен порядок совместного рассмотрения каждого кейса. Но ничего подобного не происходило.
Именно поэтому норвежцы не раз выказывали недовольство внезапной вольницей: понятно, что никаких шенгенских виз у беженцев не было, понятно было и то, куда и зачем они ехали. Но препятствий «велосипедистам» никто не чинил.
Было ли это обычным желанием спихнуть проблему или на ситуации сказалась внешнеполитическая холодность России, а нелегалы стали инструментом давления — вопрос дискуссионный. Можно ведь сказать и по-другому: так Россия спасала людей от войны, в которой участвовала. Правда, за чужой счет, ведь сама предоставлять им убежище не спешила.
Так или иначе, проблем у соседей ощутимо прибавилось. Норвегия к кризису была не готова. Пограничный комиссар тогда рассказывал «Новой», что в обычный год через пункт пропуска Стурскуг проходило до 15 беженцев из разных стран. А тут за несколько месяцев — 5500.
Первые дни исхода чуть не обернулись коллапсом: людей за счет муниципалитета селили в гостиницах, кормили, их детей нужно было учить и лечить. Путь был безопаснее, чем морской. Поэтому если сначала поехали мужчины призывного возраста, то затем здесь оказалось огромное число семей с детьми, стариками, беременными. В Киркенесе, принявшем на себя удар, всего-то 3 тысячи с лишним жителей. Беженцев оказалось почти вдвое больше, чем коренного населения. На границе тогда поставили желтые палатки-накопители, в которых искатели убежища дожидались, когда их заберут в пункт временного размещения.
Руне Рафаэльсен, тогдашний мэр коммуны Сёр-Варангер, сумел удержать ситуацию под контролем благодаря своей политической независимости от Осло. Он сам рассказывал мне, что, оценив риски, поставил вопрос так: Киркенес понесет на себе бремя транзитной зоны, но только транзитной — при условии, что ни один из приехавших не останется в коммуне. Так и получилось (город, помнится, еще и выставил Осло счет за понесенные затраты): беженцы проводили здесь в специально обустроенных временных общежитиях несколько недель — на время принятия решения по их иммиграционному делу, а затем либо их забирали вглубь страны, либо депортировали.
Надо сказать, «в братской России» на беженцах недурно наживались все кому не лень. Во-первых, торговцы велосипедами. В Мурманской области это в силу климата не самый популярный вид транспорта. Но за ту осень многие обеспечили себе безбедную жизнь на пару лет вперед. Продавали даже брак, старье. Продавали шесть лет назад по сегодняшней цене.
Надо сказать, норвежцы предлагали россиянам на время кризиса разрешить пеший переход границы, но понимания не нашли.
Почему именно велосипеды? Потому что на обычный рейсовый автобус или в такси через границу людей никто не брал — водителям, которые привозят нелегалов, грозит крупный штраф, тюремное заключение и лишение права въезда в страну до трех лет. Велосипеды как средство нелегального пересечения границы у беженцев после прибытия изымали. Их свалка несколько месяцев была достопримечательностью, нам ее даже киркенесские пограничники показывали. А потом вывезли в утиль: велики в общей массе были такого качества, что по местным стандартам пользоваться ими было опасно.
Поддержите
нашу работу!
Нажимая кнопку «Стать соучастником»,
я принимаю условия и подтверждаю свое гражданство РФ
Если у вас есть вопросы, пишите [email protected] или звоните:
+7 (929) 612-03-68
Сирийские беженцы на российско-норвежской границе. Фото: Лев Федосеев/ТАСС
Таксисты зарабатывали на другом. За путь в 180 км от Мурманска до Никеля с людей брали от 10 до 30 тысяч рублей. Если «с организацией» — встреча в аэропорту, услуги переводчика, — до 70 тысяч с человека.
По российским правилам, привезти в погранзону человека, высадить и уехать, не пересекая границу, запрещено. Однако некоторые таксисты каким-то образом получали на это добро и беспрепятственно подвозили сирийцев до самого шлагбаума. Чему я лично свидетель. Брали за это 500 долларов (билет на автобус Никель — Киркенес стоит 500 рублей).
Суммарно транзит через Россию обходился поначалу в 3 тысячи долларов.
К ноябрю дельцы окончательно оборзели и у беженцев начали откровенно вымогать деньги, прикрываясь пограничниками.
За быстрый переход границы требовали от 500 до 1200 долларов. Тех, кто платить отказывался, на неделю с лишним оставляли в местной гостинице (за их же счет).
Приехав туда, мы нашли сотни людей, спавших на полу в коридорах. Весь этот ад наблюдали регулярно приезжавшие полицейские. Люди жаловались им, что «граница закрыта, просят денег», но реагировать никто не спешил. При этом мои собеседники рассказывали, что развернули их на КПП и адрес отеля дали там же, сказав, что якобы норвежцы перестали впускать, берут только по нескольку человек в день. Пропускали тех, кто предварительно вручал посреднику энную сумму. Погрануправление, в которое обращалась «Новая», никак эту ситуацию не прокомментировало. Зато прокомментировали норвежские пограничники, опровергнувшие закрытие границы и введение лимитов на суточное число беженцев. Людей выпустили в одночасье — после медийного скандала. И весь накопившийся поток из нескольких сотен человек устремился в Киркенес.
Когда Норвегия перестала принимать, «арктический путь» свернул в Финляндию через Кандалакшу. Правда, туда ехали в разы меньше: до погранпоста дольше добираться, а финны под предлогом опасных дорожных условий запретили приезжать на велосипедах. Перевозчики-россияне попытались обойти запреты: сдавали машины сирийцам в аренду, пересев на пассажирские сиденья, чтобы после вернуться в Россию уже за рулем. Но финская полиция это быстро пресекла, аннулировав им визы. Тогда мигрантам стали продавать автохлам. В финской Салле, когда все это закончилось, устроили аукцион ретромобилей. «Лады» шли по 20 евро, самую дорогую «Волгу» за 1200 евро купил для музея муниципалитет.
Официальный представитель финских пограничников тогда тоже жаловался на нарушение российскими коллегами соглашения о совместном решении вопросов беженства. Дескать, выпускают в сторону Суоми, не предупреждая. В результате в Салле временно ввели ограничения, разрешив переход только гражданам Финляндии, России и Беларуси.
Норвегия тем временем начала депортации. Отказывали в убежище тем, кто в последние годы жил в России, а также гражданам третьих стран, принимали только сирийцев и жителей Северного Афганистана. Кроме того, по известному «дублинскому правилу» искатель убежища имеет на него право в первой безопасной стране на пути следования. А для сирийцев такой страной была Россия.
Но Россия отказывалась принимать назад тех, кому скандинавы в убежище отказали. Даже тех, у кого были документы на право проживания в РФ. Об этом официально заявлял тогдашний норвежский министр иностранных дел Бёрге Бренде. Норвежцы собрались отправить нелегалов обратно в Мурманск колонной автобусов, но российские пограничники заявили, что у них «нехватка персонала». А затем — что «сломался компьютер». В итоге понадобились переговоры на уровне МИДов, и депортация пошла напрямую в Москву.
Россия убежища не давала. Зато щедро раздавала судебные постановления о выдворении. Многие верили, что с такой бумагой легче будет перейти границу. Верили даже через год, когда Норвегия и Финляндия официально перестали принимать беженцев, а наши пограничники наконец вернулись к исполнению своих же правил — и поток нелегалов иссяк.
«Я ходила в ФМС много раз, они сказали: «Денег вам на пособия у нас нет, жилья тоже нет, но если хотите — живите, мы вас трогать не будем», — говорила мне сирийская женщина, сыновья которой успели перейти границу, а она — нет. На руках у нее было постановление на выдворение из России. Мошенники дважды пообещали ей переезд к сыновьям, забрали деньги. В итоге хватило только на обратный билет в Сирию, и она его купила.
Поддержите
нашу работу!
Нажимая кнопку «Стать соучастником»,
я принимаю условия и подтверждаю свое гражданство РФ
Если у вас есть вопросы, пишите [email protected] или звоните:
+7 (929) 612-03-68