На выставке «Алексей Венецианов. Пространство, свет и тишина». Фото: РИА Новости
Порой кажется, будто в условиях ползучей цензуры музеи предпочитают все более простые решения — монографические, беспроблемные выставки, лишенные не то чтобы каких-либо общественных вопросов, но даже напрашивающихся сравнений, обобщений и исторического контекста. В этом смысле небольшая выставка о Венецианове выглядит попыткой создать качественный проект. Помимо работ классика русского романтизма, есть здесь и творчество его учеников. Многие из них были крепостными, учитель-самоучка немало сил прикладывал к их освобождению, хотя и потерпел горькую неудачу в борьбе за свободу самого талантливого, Григория Сороки; его графически отточенные картины украшают залы Инженерного корпуса, они — событие не меньшего масштаба, чем идиллические сцены из крестьянской жизни кисти самого Венецианова. Профессиональное жизненное поражение Венецианова — до конца жизни он безуспешно боролся за звание профессора Императорской академии художеств, в возрасте 63 лет просил хотя бы чин коллежского советника, — наложилось на трагическую судьбу Сороки.
Венецианов не смог освободить его из рабства, ученик принадлежал его же приятелю.
После 1861 года Сорока пытался добиться земельной справедливости, был приговорен к порке и покончил жизнь самоубийством накануне наказания.
За биографическими деталями кроется много важных и для истории, и для искусства вещей: cвобода и рабство, права и романтический миф, странно истолкованный потомками реализм и идеализация сельской жизни, столь возбуждавшая авторов «Мира искусства». Здесь так много сюжетов, что удивляешься способности обойти проблемные зоны и не сделать попытки связать прошлое и современность, хотя что может быть актуальнее размышлений о рабстве и чувстве собственного достоинства? Тем более в этом году Третьяковка показывала проект мирового уровня, посвященный романтизму в России и Германии. Там публике напомнили, как неразрывны прошлое и настоящее, там и Венецианов был, то есть он часть современности, неизбывного русского дискурса о том, что свобода лучше, чем не свобода.
Выставка «Другие берега» в Музее русского импрессионизма. Фото: othershores.rusimp.su
История самой большой художественной неудачи 1920-х — отчаянной попытки художников из Советской России заработать в Америке, представлена пестрым набором ранних советских классиков, собранных из множества музеев и частных коллекций.
Для организации выставки в Нью-Йорке в 1924 году объединились представители двух некогда враждовавших художественных групп, передвижников и «Мира искусства». Во главе проекта стали Сергей Виноградов («Новая» писала о его выставке) и Игорь Грабарь. Были отобраны сотни работ, но провинциально-«арбатский» вкус устроителей дал о себе знать — ради денег или идеологии участвовать в американской эпопее хотели многие, но почему-то отказали именно тем, кто мог бы представить действительно новое искусство — от Казимира Малевича и Роберта Фалька до Бориса Анисфельда и Ханны Орловой.
В итоге за океан отправились произведения, отражавшие, скорее, салонные вкусы московско-петербургских нэпманов, чем современную художественную жизнь. Действительно новым художественным течениям места не нашлось, хотя среди приглашенных оказались Григорьев и Остроумова-Лебедева, Лентулов и Машков, Коненков и Петров-Водкин с хрестоматийным портретом Ахматовой. По дороге в Нью-Йорк Грабарь сумел вывезти из шведского Мальме часть работ русских авторов, застрявших там еще с предвоенной выставки 1914 года, то есть речь шла, скорее, об антикварном проекте, чем об актуальном.
Неудивительно, что в финансовом отношении проект завершился катастрофой. В дни открытия из семи тысяч приглашенных пришла едва ли тысяча, всего удалось продать около десяти процентов работ — притом что из Нью-Йорка разделенную на части выставку отправили в долгое турне по Америке с надеждой найти покупателей хотя бы в провинции. Но провинцией оказалось само российское искусство, отобранное Виноградовым (он в СССР уже не вернулся) и будущим светочем сталинской культуры и искусствознания Грабарем. Собственно, его консервативный, если не сказать убогий, вкус во многом предопределил неудачу всего проекта.
Выставка «Другие берега» в Музее русского импрессионизма. Фото: othershores.rusimp.su
Непроданное вернулось на родину и распылилось по множеству музеев. На выставке сейчас есть даже вещи из Еревана. Проданное же частично кануло навсегда. Собирать сведения о нем — особое детективное удовольствие, кураторские усилия впечатляют. Так, судьбы 11 проданных работ Поленова прояснились лишь в последнее время. Две из них обнаружили в собрании Епископальной церкви Святого Павла в Ричмонде, еще об одной, «Кто из вас без греха», известной еще как «Христос и грешница», в каталоге рассказывается с криминальной интонацией: по некоторым данным, полотно оказалось «в коллекции бывшего президента Украины Виктора Януковича, а сейчас находится на хранении в Национальном художественном музее Украины в Киеве». К сожалению, нынешнее состояние русско-украинских художественных связей исключает возможность оперативного прояснения данной загадки.
«Франция и Россия. Десять веков вместе». Фото: Агентство «Москва»
Curiosite, сочетание любопытного и необязательного, занятного и мелочей — универсальное понятие в истории искусства, когда масса дорогих безделушек и прихотливо соединяемых предметов вдруг наполняет одно пространство ради неясных целей.
Русско-французские отношения за тысячу лет — сюжет, позволяющий собрать огромное количество красот и редкостей под одной крышей.
В случае кремлевских музеев крыш, конечно, две — Успенской звонницы и Патриаршего дворца: в этих двух небольших залах музей и проводит свои выставки.
Рассказ о дипломатических отношениях Москвы и Парижа ведется при помощи двух сотен экспонатов из российских и французских музеев, но есть и специальные гости, редкие в дни пандемии. Так, лондонский Музей Виктории и Альберта прислал табакерку от ювелира Пьера-Франсуа Дрэ — хорошее дополнение к набору из гобеленов, кружев и посуды, всего, что везли модники из Франции по дипканалам и не только.
Много портретов — французские художники ценились всегда, а после свержения монархии они веером рассыпались по Европе, заказать им портрет было и приятно, и, вероятно, необременительно — все-таки эмигранты. Среди выставленного — привезенный из Национального музея замков Версаль и Трианон «Портрет Антуанетты Элизабет д’Агессо, графини де Сегюр» 1785 года кисти Элизабет Виже-Лебрен, которую так ценила Мария-Антуанетта. После казни императрицы она много путешествовала, жила и в России, где портретировала членов императорского дома. Наполеон зазвал ее обратно в Париж, но Петербург остался в ее сердце. Городу посвящен не только раздел в ее автобиографии. Виже-Лебрен учредила золотую премиальную медаль своего имени, которую и после ее смерти ежегодно вручали одному из учеников петербургской академии художеств по классу живописи. Как разузнать судьбу награды, кто и когда получил ее последним?
«Франция и Россия. Десять веков вместе». Фото: Агентство «Москва»
На «дипломатической» выставке неизбежно много связанного с императорами — от сцены встречи Петра I в Париже с маленьким Людовиком (еще одна легенда — якобы Петр взял ребенка на руки) до сцены охоты в Фонтенбло — на картине за убийством оленя наблюдает из кареты чета графов Северских. Под таким псевдонимом по Европе путешествовали будущий император Павел с супругой. Жаль, в экспликации не описываются страдания беззащитного животного, загнанного в воду собаками, — современные защитники природы много бы что сказали о влиянии бессмысленного убийства на психику властителей.
Самый же старый экспонат — уникальное Реймсское Евангелие, хранящееся в Муниципальной библиотеке Реймса, рукописная книга XI века, частично написанная на церковнославянском языке, на деле конволют разновременных рукописей. Долгое время верили, что Евангелие привезла с собой Анна Ярославна, собиравшаяся выходить замуж за короля Генриха I, что на нем присягали французские короли. Но нет, не привезла и не присягали. Книгу купили в Стамбуле пять столетий спустя, но все равно она памятник, ей отдали центральную витрину.
Есть ткани — французскую парчу, когда она выходила из моды, в России порой оформляли как вклад в монастыри, из нее шили церковное облачение. Есть оружие, включая ружье с золоченой фигуркой дельфина на прикладе, его сделали для Людовика XIII по случаю рождения сына, будущего короля Людовика XIV. Ружье показывают впервые. Вообще, премьер хватает. Единственное, чего мало, так это концепции — все же в наших отношениях с Францией было много крови, одна Крымская война чего стоит. Но выставка о дипломатии сделана дипломатично — каталог красив, самое же интересное можно услышать на экскурсии, особенно если ее ведет кто-то из кураторов.
Москва, «Международный Мемориал»* (внесен Минюстом в реестр НКО, выполняющих функцию «иностранного агента»), до 15 марта
Лишь бы выставка не стала последней в истории здания в Каретном ряду.
Москва, Новая Третьяковка, до 8 марта
Мегапроект, требующий отдельного разговора, который состоится в ближайших номерах «Новой».
«Михаил Врубель». Фото: РИА Новости
Выставка вокруг чеховских «Трех сестер» от яркого художника и поэта, разделена на две части — одна в музее Станиславского (до 5 декабря), другая — в Новой Третьяковке (до 9 января).
Москва, Дом Остроухова, до 5 декабря
…и даже чуть больше, чем вы хотели бы узнать о писателе, которому не удалось напугать Льва Толстого.
Москва, ММОМА, до 21 ноября
Обзор относительно актуального искусства России.
Москва, галерея Е.К.АртБюро, до 29 ноября
Ретроспектива к 35-летию — кто бы мог поверить! — творческой деятельности.
Москва, Мультимедиа Арт Музей, до 5 декабря
Эффектный проект, требующий времени: помимо фотографий, показывают и фильм «Русалка Одервиля» по мотивам «Русалочки» Андерсена.
«Сара Мун. Однажды где-то, но не здесь…». Фото: mamm-mdf.ru
Москва, ММСИ на Гоголевском бульваре, до 20 ноября
Большая выставка потаенного современного классика.
{{subtitle}}
{{/subtitle}}