Президент Франции продолжает расшаркиваться на Восток. На этот раз Эмманюэль Макрон дал интервью газете The Economist, в котором заявил не только о том, что у НАТО — «смерть мозга», не только о том, что следует рассмотреть кремлевские пожелания по недопущению расширения Североатлантического альянса, но и о том, что сам лично ведет в Европе — например, в Польше и в странах Балтии — дипломатическую работу по изменению отношения этих стран к сближению с Россией.
Мне кажется, Владимир Путин уже может рассмотреть вопрос о награждении Эмманюэля Макрона орденом за заслуги перед Отечеством первой степени. До такой степени Макрон старается (сблизить наши страны)… Заодно можно подумать и о Трампе — ведь если бы не было его «усилий», президент Франции вряд ли бы так старался…
Основные цели макроновских стараний — например, «запугивание» Вашингтона с целью изменения трамповского отношения к ЕС и НАТО, а заодно — успокоение Кремля и использование российских ресурсов для «борьбы с терроризмом» в Сирии — мне пока не дано предугадать. Но буду работать с макроновскими заявлениями.
Интервью газете The Economist прошло «в тренде» последних месяцев, когда во всяком выступлении по международной повестке президент Франции выпячивает вопрос сотрудничества с Москвой. Но на этот раз Макрон еще и как никогда жестко высказался в адрес НАТО. Меньше чем за месяц до саммита Североатлантического альянса в Лондоне (3-4 декабря).
Главная, обозначенная самим Макроном, причина — начавшаяся (и пока вроде бы приостановленная) военная операция Турции в Сирии против курдов.
Решение Дональда Трампа отдать курдов «на заклание» Эрдогану вызвало огромное раздражение в Елисейском дворце.
«То, что мы сейчас переживаем, для меня это — смерть мозга НАТО», — сказал Макрон в начале интервью (повторив эту фразу еще и в финале беседы).
На уточняющий вопрос журналистов («Смерть мозга НАТО?») главный мозговой центр единой Европы дал такой ответ:
«Посмотрим правде в глаза. У вас есть партнеры, которые находятся вместе в одной и той же точке земного шара, и у вас нет никакой координации относительно стратегических решений США с партнерами по НАТО… Мы являемся свидетелями агрессии, осуществляемой одним партнером по НАТО, то есть Турцией, — в зоне, где на кону стоят наши интересы — без всякой координации (с нами). Не было ни планирования, ни координации внутри НАТО. Не было даже деконфликтации со стороны НАТО».
На вопрос о том, работает ли еще статья 5 Североатлантического договора (в которой говорится о том, что нападение на одну из стран альянса будет рассматриваться как нападение на весь альянс), Макрон ответил: «Я не знаю. Но что такое статья 5 завтра?»
«То есть, если режим Башара Асада решит ответить Турции, будем ли мы ввязываться, это большой вопрос. Мы подписывались (только) на борьбу с ИГ (террористическая организация, запрещенная в России. — Ред.)».
Вину за возникновение необходимости построения «независимой европейской обороны» Макрон возложил на Вашингтон, проводящий политику переориентирования своих интересов с Атлантики на Тихий океан. Причем, по мнению Макрона, начал осуществлять эту политику не Трамп, а Обама. Президент Франции подчеркнул, что послевоенная роль Европы как «младшего партнера» американцев была приемлемой до тех пор, пока Соединенные Штаты оставались «доброжелательными гарантами системы и баланса ценностей, основанных на сохранении мира во всем мире и гегемонии западных ценностей». Возможность оставаться гарантами имела для Вашингтона «свою цену»: поддержка НАТО и Евросоюза.
«А так как теперь Трамп мне говорит: это ваше соседство, а не наше (…), «террористы, которые там» (в Сирии и Ираке — Ю.С.) — европейцы, а не американцы», когда он (нам) говорит, «это их проблемы, а не мои», нужно его услышать», — заявил Макрон.
И напомнил, что работа по конструированию «независимой системы обороны» ведется: в состав т.н.«Европейской инициативы реагирования» (IEI) уже вошло (с лета 2018-го) десять стран, а одиннадцатая, Греция, «хочет к нам присоединиться». Макрон не стал напоминать о том, что IEI — далеко не первая попытка построения «независимой европейской обороны» с начала 90-х, а кроме того, в ЕС пока все-таки не десять стран.
Макрон просто заверил, что прогресс в области построения европейской обороны продолжается.
При этом президент Франции в интервью TheEconomistподтвердил прежние свои слова (сказанные в августе в знаменитом уже «прокремлевском» обращении к французским послам), о том, что Европа переживает глубочайший кризис и на кону стоит — ни больше ни меньше — вопрос выживания европейской цивилизации.
Как в таких условиях — Макрон ведь сказал об «экономическом, социальном, моральном и политическом кризисе» в Европе, а также о противоречиях по направлениям «Север-Юг в экономических вопросах» и «Восток-Запад по миграционным» — страны ЕС сумеют заняться построением независимой системы обороны?
«У европейских стран есть солидные армии, в первую очередь у Франции», — подчеркнул Макрон.
А так как, например, в Германии о «солидной армии» давно не слышали, то Ангела Меркель, вероятно, поэтому назвала высказывания Макрона о «смерти мозга НАТО» — назвала, к слову, в ходе совместной пресс-конференции с генсеком Альянса Столтенбергом — «несвоевременными суждениями», сделанными при помощи «слишком радикальных терминов».
Так что подождем саммита НАТО в Лондоне.
А пока Макрон, не теряя времени, еще раз подчеркнул, что вторым краеугольным камнем европейской безопасности и независимости должно стать сближение с Россией (при том, что «США остаются нашим великим союзником», «с которым мы разделяем одни ценности»). «С одной стороны Европейская (независимая) оборона… С другой — возобновление, без всякой наивности, стратегического диалога с Россией».
«Я думаю, что это очень плодотворно», — заверил Макрон, но подчеркнул, что процесс сближения будет долгим и «займет, может 10 лет».
Плоды сотрудничества, правда, предъявлять пока не стал.
Но сказал, что Европа не должна слепо повторять американские санкции (в отношении России), оставаясь все-таки «такой же твердой по вопросу Минского процесса и того, что происходит в Украине».
В чем проявляется твердость?
Возможно, в том, что президент Франции в одном и том же интервью:
- называет успешным пример сотрудничества с США в апреле 2018-го года, когда был нанесен «хирургический удар по химическим базам в Сирии» (напомню, что сразу после того ракетного удара Минобороны Франции представило доклад о том, что Москва «создает прикрытие» для Асада, убивающего людей химоружием);
- говорит о том, что в Париже и Москве «общие взгляды на угрозы» в Сирии, а поэтому «следует, наверное, более скоординированным образом» совместно бороться с «исламистским терроризмом».
На вопрос, что дает ему основания думать, будто очередная попытка «перезагрузки» с Москвой увенчается успехом, французский президент ответил: так как у России всего три пути, и два из них она выбрать не сможет, ей останется только путь в Европу.
По мнению Макрона, первый путь — закрытость и использование «великолепного рычага роста» в виде привлечения на огромную территорию России мигрантов — невозможен из-за российской «идеологической модели, основанной на консервативной (православной) идентичности».
Второй путь — сближение с Китаем — невозможен по той причине, что президент России — «дитя Санкт-Петербурга, чей брат умер в блокаду», так что Макрон не верит «ни одной секунды, что стратегия Путина — «быть вассалом Китая».
Сами оценивайте силу логических построений президента Франции, а я только напомню, что никакие воспоминания о Великой отечественной войне до сих пор никому не мешали направлять «ихтамнетов» на братскую Украину.
Макрон, судя по всему, и этому нашел объяснение: «в его (Путина) представлении» НАТО и Европа «не соблюдали зону безопасности», «они попытались дойти до Украины, он хотел положить этому конец…».
При этом «положили» — 13 тысяч человек. И сотни тысяч сделали беженцами… Но этого Макрон сейчас не упоминал.
Но ведь, повторю, президент Франции заявил о сохранении твердости «по вопросу Минского процесса и того, что происходит в Украине».
— И когда вы говорите с вашими коллегами в Польше и в странах Балтии о вашем видении (речь и о построении единой обороны и о сближении с Россией —Прим.Ю. С.), что они говорят? — спросили журналисты The Economist.
— Это зависит от страны, — ответил Эмманюэль Макрон. — В Польше есть обеспокоенность. Я начинаю с ними говорить. Я, конечно, сначала говорил об этом в Германии, но у меня есть партнеры, которые продвигаются (в этом вопросе). Финляндия глубоко продвинулась. (…) Я говорил со странами Балтии: Эстонией, Латвией. (…) У меня была очень долгая дискуссия с Виктором Орбаном. Он достаточно близок к нашим взглядам (и это — о человеке, которого обвинял в национализме и разжигании ненависти, и за поддержку взглядов которого уволил французского посла в Будапеште— Ю.С.) и играет ключевую интеллектуальную (молчу, молчу — Ю.С.) и политическую роль в Вышеградской группе, что важно. Именно этим путем можно еще немного убедить поляков. Так что вуаля, я думаю, вещи меняются. Поляков я винить не могу. У них есть история, у них есть отношения с Россией, и они пожелали получить американский зонтик сразу после падения (Берлинской) стены. Но такие вещи не делаются в одночасье. Так что, повторю, я ввязываюсь в построение оси, которая не даст результатов через 18 или 24 месяца. Но я обязан начать работу на всех этих участках одновременно, слаженно, чтобы некоторые вещи дали немедленный эффект, а некоторые, возможно, через 5 или 10 лет.
К слову, когда собирается на пенсию министр иностранных дел России Сергей Лавров, кто-нибудь знает? И можно ли нанимать на работу в МИД РФ легионеров?
Спасибо, теперь на почту вам будут приходить письма лично от редакторов «Новой»