В состав России входят двадцать две национальные республики. У каждой своя конституция, парламент, глава и государственный язык. Кроме республик в состав Российской Федерации, как указано в ее Конституции, входят края, автономные округа и одна автономная область. Согласно последней переписи, в России проживает 26 млн нерусских граждан. Поправки в федеральный закон об образовании касаются каждого из них.

Законопроект № 438863-7 «Об изучении национальных языков» был принят Государственной думой 19 июня в первом чтении. В пояснительной записке указано, что новый закон призван «внести ясность» в правила преподавания и изучения государственных языков республик Российской Федерации. С точки зрения авторов, изучение возможно только «на добровольной основе» и «не в ущерб преподаванию и изучению государственного языка» (то есть русского). На заседании рабочей группы первый заместитель руководителя фракции «Единая Россия» Андрей Исаев пояснил, что авторы стремились учесть мнение президента, заявившего, что «нельзя принуждать человека к изучению языка, который не является для него родным и который он изучать не хочет».

Комментируя законопроект, председатель комитета по образованию и науке Вячеслав Никонов уточнил: если родители хотят, чтобы их дети изучали родной язык, им нужно будет дважды, перед 1-м и 5-м классами, представить письменное заявление. Также Никонов признал, что законопроект должен быть доработан. Принятие окончательной редакции запланировано в весеннюю сессию.

Из объяснений депутатов следует, что в двадцати двух субъектах Российской Федерации на протяжении ряда лет русских детей принуждают учить нерусские языки. Как такое возможно?

Ничего не сказано о том, по какому праву республики принуждали русских школьников учить свои языки. Это было самоуправство? Республики вышли за рамки своих полномочий? Если да, то почему их языки называют государственными?

Судя по записям выступлений президента Путина на татарском, еще относительно недавно проблемы принуждения как будто не существовало. Почему она вдруг возникла сейчас?

Если обратиться к истории, государственные языки, республики, конституции, президенты и флаги достались татарам, удмуртам и остальным по наследству от СССР. «Право наций на самоопределение вплоть до отделения» было краеугольным камнем советской национальной политики. Ленин, а за ним и Сталин, отталкиваясь от программ австрийских марксистов Отто Бауэра и Рудольфа Шпрингера, считали, что помощь народам России в строительстве их собственных государств решит проблему сепаратизма.

В спорах с «левыми уклонистами» во главе с Георгием Пятаковым Ленин утверждал: чтобы татары и удмурты не вышли из состава страны вслед за финнами, Москве следует им помочь в строительстве собственных республик. Ленин, ссылаясь на Маркса, считал, что в конечном итоге у всех наций появятся свои государства. Национальное буржуазное государство — неизбежная стадия развития всякого общества; после феодализма, перед социализмом. Ленин был уверен в том, что империи, вмещающие в себя десятки наций, обречены на распад. Россию он считал типичной империей. Чтобы московское правительство не утратило контроль над территориями, стране придется измениться.

По мнению Ленина, Москве следовало перехватить инициативу у националистов. Неизбежно придя к власти, они будут отдалять окраины от Москвы.

Профессор русской истории из Гарвардского университета Терри Мартин, автор книги «Империя «положительной деятельности». Нации и национализм в СССР, 1923–1939», считает, что ленинский расчет в целом оправдал себя. Благодаря Москве, доказывает Мартин в своей книге, народам СССР не нужно было бороться за свои язык и границы. Красная Москва, нередко опережая спрос, печатала школьные учебники на их языках, меняла русских чиновников на местных, квотировала места для нерусских студентов.

Возникшие в итоге «национальные по форме и социалистические по содержанию» республики оказались прочно привязаны к Москве как к источнику своей национальной государственности.

С точки зрения советской национальной политики принуждение к изучению местных языков, о котором говорят законодатели, являлось платой за целостность страны. Терри Мартин сравнивает его с политикой «позитивной дискриминациии» (affirmative action), проводимой США после отмены сегрегации в 1960-х. Благодаря позитивной дискриминации большее число небелых детей смогли преодолеть расовое разделение, получить хорошее образование и устроиться на высокооплачиваемые работы.

Позитивная дискриминации великорусского большинства в СССР кроме выравнивания несла дополнительную нагрузку, считает Мартин. Русские школьники учили татарский в Татарстане и удмуртский в Удмуртии, чтобы Татарстан и Удмуртия не думали о выходе из состава страны. Принуждение показывало нерусским, что их право на самоопределение вне опасности и возврата к позднеромановской политике ассимиляции не будет. Сюда же следует отнести демонстративное признание Москвой конституций, президентов и парламентов внутри страны.

Его авторы, насколько можно судить по их скудным объяснениям, не считают это проблемой. Если законодатели уверены в том, что угроза национально-освободительных восстаний, о которой много писали в советское время, исчезла, где их аргументы? В качестве обоснования, как признался Андрей Исаев, выступает одна фраза президента. Этого явно недостаточно.

Скупость авторов законопроекта вынуждает искать ответы в других источниках. Например, в публикациях бывшего министра национальной политики Российской Федерации Валерия Александровича Тишкова. В отличие от авторов законопроекта, он охотно и много писал о том, как следует реформировать Российскую Федерацию. В том числе и для того, чтобы избежать повторения «крупнейшей геополитической катастрофы XX века».

У Валерия Тишкова свое оригинальное (до экстравагантности) видение российской истории. Вопреки общему мнению он считает, что Россия никогда не была империей. С точки зрения Тишкова, начиная с Петра I в России формировалась гражданская нация.

Россия делилась не на «белую» метрополию и «цветные» колонии, как Великобритания, а на тех, кто уже усвоил русскую культуру и стал гражданином России, «россиянином»; и на тех, кто еще не усвоил и не стал, но вот-вот станет. Такая же ситуация была и во Франции, считает Тишков. Еще в XIX веке жители ее европейских окраин плохо понимали французский и предпочитали называть себя бургундцами, гасконцами, бретонцами и проч.

Со временем окраины выучили французский, усвоили «высокую французскую культуру» и стали называть себя французами. Тишков уверен в том, что Ленин совершил ошибку. Ленину казалось, что он разрушил «тюрьму народов», «империю», состоящую из угнетенных «инородцев» и господствующих «великороссов». На самом деле, уверен бывший министр, он разбил на части формирующуюся гражданскую нацию.

Если бы Ленину удалось сделать то же самое во Франции, на ее месте сейчас были бы отдельные Бретань, Нормандия, Корсика, Бургундия. Россия должна отказаться от ленинского проекта и вернуться на путь Франции, считает Тишков: отодвинуть на второй план местные идентичности, поставить на первый общегосударственную. Только единая национальная идентичность — от Балтики до Тихого океана — является надежным средством от сепаратизма, уверен бывший министр.

Тишков отдает себе отчет в том, что предлагает возврат к дореволюционной практике. Он считает, что

Грубая силовая ассимиляция, к которой они регулярно прибегали, не превратила пеструю Российскую империю в однотонную Францию. Наоборот, стала одной из причин революции. Современной России, уверен Тишков, следует идти по пути Романовых, но используя гуманные средства.

Тишков как будто не причастен к созданию законопроекта. С другой стороны, проект отмены обязательного преподавания государственных языков республик РФ вполне вписывается в логику его рассуждений.

Оставить русский язык в качестве единственного обязательного — очевидный шаг в сторону той самой «российской нации», как ее понимает бывший министр.

По всей видимости, Москва собирается строить «гражданскую нацию», демонтируя советскую систему национальных республик. Для предупреждения возможного недовольства заготовлено финансирование культурной «самобытности». Предполагается, что двадцать два субъекта Федерации легко разменяют статус республик со своими отдельными конституциями на новые учебники за счет бюджета. Об основании этого предположения сказано ничтожно мало. Как будто речь идет о третьестепенной теме. В то же время национальный вопрос — важнейший для России. Было бы правильно, если бы объяснений было по крайней мере не меньше, чем у советских администраторов.

Кроме того, было бы хорошо, если граждане уделяли национальному вопросу столько же внимания, сколько и вопросу пенсий. В конце концов, если принятое решение окажется ошибочным, одному Богу известно, с кем и на каком языке нынешние тридцатилетние будут обсуждать регулярность пенсионных выплат в 2060-х.