Еще с утра в понедельник никто и не думал выпускать Алексея Малобродского. Он лежал в палате кардиологии 20-й больницы, а перед дверями стоял конвой. Предыстория — как Малобродский падал на последнем заседании суда, как его тащили, как отказывались выслушать врачей, как приковали наручниками к больничной койке — войдет в историю нового российского правосудия.

Ничто не предвещало «подписку о невыезде» — угрюмую юридическую формулу, прозвучавшую вечером 14 мая райской музыкой для родных, друзей и самого Малобродского, замученного содержанием в СИЗО до предынфарктного состояния.

Решение Следственного комитета, благодаря которому бывший главный продюсер «Гоголь-центра» может отправиться из подведомственной ФСИН больницы домой, в Одинцово, прямо доносит до слуха всех заинтересованных лиц резкий скрежет колес машины правосудия.

Оно настолько ухудшилось, что дало право его адвокатам Ксении Карпинской и Юлии Лаховой написать жалобу в ЕСПЧ. Адвокаты опирались на 39-ю поправку, вторую и третью статьи Европейской конвенции — угроза жизни и пытки.

И пока жена Малобродского Татьяна Лукьянова была на дневном приеме у лечащего врача, получала «объективную информацию» о состоянии мужа и выслушивала мнение врача о характере лечения, колеса вдруг стремительно завертелись.

Назревал крупный международный скандал. Не то чтобы в Москве так уж опасались этого жанра: нам на скандалы, как известно, все последние годы — тьфу! Но как сказано в известном анекдоте: все же перед коллективом неудобно.

В таком контексте даже самое существенное — никаких оснований для содержания Малобродского под стражей — обретает значение. И становится (картина Репина «Не ждали») базовым доводом следствия.

Отдельный сюжет: «любовный тандем» следствия и суда. Наблюдателю очевидно: следователи столько раз заставляли судей принимать нужное решение, что даже невозмутимая корпорация людей в мантиях возмутилась. Результат — отказ по всем нынешним ходатайствам СК, неприятие всей с точностью до наоборот предъявленной следствием логики. Вчера по ней — не отпускать; сегодня ровно с теми же аргументами — отпускать! Заложники конфликта — подсудимые. Итог — полковнику Лаврову в новой разблюдовке сделать то, что он пытался заставить сделать суд. Под давлением обстоятельств непреодолимой силы Лавров решился: подписка о невыезде.

Следователи создают бумагу с синей печатью и отвозят в изолятор «Медведково», где до этого содержали арестованного. В больницу привозят копию. Четыре часа, ураган телефонных звонков за кулисами дела, наконец, прямой приказ начальника полка конвою, чтобы он осознал необходимость покинуть пост. Все это время люди в форме до хрипоты спорили с адвокатами, требовали оригинала документа и не хотели поверить, что пациент больше не их подконвойный.

Итак, в результате Алексей Малобродский во вторник, 15 мая, если позволят врачи, отправится домой. На фоне всего предшествующего это уже представляется победой. В частности, адвоката Карпинской, которая смогла мобилизовать на помощь подзащитному все уровни поддержки и влияния. Но когда мы разговаривали с Карпинской утром, ее голос вибрировал, и вовсе не от ощущения промежуточного триумфа:

— У меня в тюремном карцере сейчас умирает подзащитный!

И теперь уже речь о Магомеде Мухиеве и его конфликте-противостоянии с начальником т.н. «кремлевского централа» — «Матросской Тишины» Антоном Подрезом, из-за которого у тяжелобольного арестованного отобрали теплую одежду, воду и поместили в холодный сырой подвал.

Коридор Басманного суда — особое место в нынешней реальности. Здесь в разные месяцы процесса можно было встретить кого угодно — от Чулпан Хаматовой до Ксении Собчак, от Алексея Бородина до Александра Маноцкова, от Ирины Прохоровой до Павла Каплевича. Актеры, журналисты, болельщики и операторы, хищно громоздящиеся друг на друга с камерами, часами ждали, когда конвой проведет арестованных, пройдет собака, займут места представители защиты и обвинения, когда пресс-секретари зычными голосами прокричат списки допущенных в зал. Ждали и еще будут ждать. Полгода — столько по самым скромным прогнозам продлится суд. Этот коридор — ковчег, на котором выплывает в неизвестность наше ощущение времени. Мы на пороге годовщины: именно в мае началось одно из самых токсичных дел современной России. Следствие закончено. Все сроки длительности арестов выбраны. Страсбург выставит России счет за нарушение международной Конвенции о правах человека, и бессмысленное самодурство власти будет стоить нам серьезных денег. Мы, налогоплательщики, оплатим корпоративную трусость судей, из заседания в заседание отказывающихся действовать по закону. Труды тюремщиков и конвоя, ежедневные поездки следователей с материалами дела в «Медведково». Ручки, которыми пишутся все новые протоколы, и картриджи, которые множат тома.

Впрочем, не это важно. А та молниеносная непреклонность, с которой в нужный момент в нужную сторону «нагибают» всех участников. Она ясно дает понять, как будет идти процесс. Его фигуранты, похоже, выбраны на роль сакральных жертв в историческом действе, которым новая политическая элита жаждет стереть саму память о размахе и влиянии прежней. Это — новая историческая реальность, оснащенная не одной, а целым рядом кнопок «delete».

- Марина Токарева, обозреватель «Новой»

Решение следователя об освобождении Алексея Малобродского из-под стражи под подписку о невыезде без решения суда — победа, в том числе общественного мнения. Тем более что ради этого Следственному комитету пришлось пойти на изменение того толкования соответствующих норм УПК, которого он придерживался прежде. Это может стать важным прецедентом и при применении мер пресечения по другим делам, но для этого необходимо последовательное истолкование закона правоприменителями. Между тем мы пока не знаем, как юридически обосновано постановление следователя об изменении меры пресечения Малобродскому и есть ли там такое обоснование вообще.

В соответствии со ст. 97 УПК РФ меру пресечения обвиняемому избирают «…следователь, а также суд в пределах предоставленных им полномочий». Если эта мера связана с лишением свободы, будь то заключение под стражу или даже домашний арест, она может применяться только по решению суда, менее жесткие меры — такие как отобрание подписке о невыезде — и по самостоятельному решению следователя.

До сегодняшнего дня следствие по делу «7-й студии» обращалось в суд за изменением меры пресечения на домашний арест, что также возможно только по решению суда. Сейчас следователь принял решение, что достаточно будет подписки о невыезде.

До сих пор Следственный комитет в своей практике придерживался правила, которое не позволяло следователю принять такое решение: раз мера пресечения назначена судом, то и отменить ее может только суд.

Вот как объяснила по нашей просьбе возможное основание сегодняшнего решения профессор в области уголовно-процессуального права, член СПЧ, эксзампредседателя Конституционного суда РФ Тамара Морщакова.

В соответствии со ст. 55 Конституции РФ (часть 3) права и свободы человека и гражданина могут быть ограничены только федеральным законом. УПК РФ не содержит прямого указания на то, что не только назначение, но и смягчение меры пресечения нуждается в одобрении суда. Из этого вытекает, что прежняя практика Следственного комитета изначально была неправильной, а ее изменение, напротив, соответствует Конституции.

Что касается решений суда от 27 апреля и 10 мая об отказе в смягчения меры пресечения Малобродскому, когда об этом просил сам следователь, то они были очевидно незаконными и останутся на совести судей. Из принципа состязательности судопроизводства вытекает, что суд не может по своей инициативе избирать более жесткие меры пресечения, нежели та, на которой настаивает следствие.

- Леонид Никитинский,член СПЧ, обозреватель «Новой»