На прошлой неделе представитель государственного департамента США Лаура Стоун, исполняющая обязанности заместителя помощника госсекретаря по делам Восточной Азии и Тихоокеанского региона, заявила в Пекине о том, что, по американским данным, в Китае задержаны «десятки тысяч» уйгуров и других мусульманских меньшинств. Всех задержали в Синьцзяне (бывший Восточный Туркестан), всех отправляют в «лагеря политического перевоспитания» — и это «вызывает тревогу», заявила Стоун.
Китай в ответ откровенно посоветовал не лезть «во внутренние дела» страны, а 24 апреля на сайте казахстанского радио «Азаттык» вышло интервью с бежавшим из Китая и, по сути, из этого «лагеря» этнического казаха Кайрата Самаркана.
Самаркан заявил, что его держали в «центре политического перевоспитания» в Бурылтогайском районе, где подвергали унижениям и «промывке мозгов».
Выпустили его лишь потому, что он в отчаянии с разбегу ударился головой о стену, пытаясь покончить с собой, а потом – когда Самаркана выпустили на свободу, но запретили уезжать из страны, он фактически убежал в Казахстан.
Китай на интервью пока никак не отреагировал, но взаимоотношения из-за историй, связанных с «центрами политического перевоспитания», дипломаты Пекина и Астаны выясняют уже не первый месяц. Первые сообщения о задержанных в Китае гражданах, получивших вид на жительство в Казахстане, появились еще прошлой весной: люди ехали проведать своих родственников и пропадали.
Близкие, оставшиеся в Казахстане, рассказывали в интервью казахстанским СМИ, что при попытке узнать у китайских родственников судьбу исчезнувших людей, они слышали в ответ лишь, что «наша партия истинная, справедливая и самая передовая». Людей арестовывали и увозили в неизвестном направлении за самые разные провинности (ошибка в дате рождения, например), но чаще всего – за так называемую «трансграничную симпатию», то есть за стремление быть не только китайцем, но и казахом или уйгуром (уйгуров в Синьцзяне – большинство, поэтому задерживают, в первую очередь, их). Еще задерживают за сочувствие исламу – любому, — но вообще можно попасться на мелочи: известны случаи, когда людей задерживали за богословскую беседу трехлетней давности или за отправку денег за границу без разрешения.
«Неправильно кричать: наших бьют!»
Большинство задержанных отправляют в так называемые «центры» или «лагеря политического перевоспитания». В 50-е годы прошлого века эти структуры – что-то среднее между тюрьмой и пропагандистской школы – были широко распространены для борьбы с противниками Мао, но несколько лет назад Китай вроде даже официально отказался от таких структур. В Синьцзяне, однако, их оставили: формально в «лагерях» отменено насилие, но Кайрат Самаркан заявил в интервью, что его держали там в оковах и кормили лишь хлебом. Главная цель этих «центров» — «перевоспитать» человека в духе верности партии и отрицании всего чуждого.
«Я содержался в камере «центра политического воспитания» Бурылтогайского района. Там мы изучали материалы последнего, XIX съезда Коммунистической партии Китая, который состоялся в 2017 году. Учили тому, как хранить внутренние секреты Китайской Народной Республики, не делиться на нации, не разглашать внутреннюю политику Китая, не быть мусульманами», – цитирует Самаркана радио «Азаттык».
Люди могут находиться в этих «лагерях» от нескольких месяцев до нескольких лет, но кто принимает решение об отправке «неблагонадежного» человека, до конца непонятно. Официально наличие этих «центров» на государственном уровне не афишируется (в китайской прессе об этом не говорят в принципе), поэтому возможен вариант, при котором особое рвение показывают люди из местного чиновничества.
Масштаб поражает: известно, что в конце 2017 года в китайском округе Кашгар в «лагерях» находилось больше трех тысяч человек – 10% населения, говорится о переполненности «центров», но приток не ослабевает.
Это так и осталось бы «внутренней политикой Китая», но дело в том, что в Казахстане живет большое количество так называемых «оралманов» — этнических казахов, приехавших из других стран, в том числе из Китая. Среди них оказалась критическая масса родственников задержанных, которая смогла поднять волну общественного возмущения. В итоге вопрос о находящихся в «лагерях» дошел до самых верхов: о притеснении этнических казахов заговорили на Всемирном курултае казахов в июне 2017 года в присутствии Нурсултана Назарбаева. Тот, правда, попробовал отмахнуться: «Вы же видите, какая ситуация в Синьцзяне – там есть терроризм, сепаратизм. Но о притеснении казахов я ничего не слышал», - но пообещал привлечь МИД, если «мы об этом узнаем».
Потом был период долгого игнорирования проблемы, однако выходящим на разные акции протеста людям в итоге удалось добиться того, что в ноябре казахстанские и китайские дипломаты аккуратно начали обсуждать эту проблему. Официальные заявления делались очень аккуратно и в духе «дружбы народов», но проблему в итоге признали частично даже китайские власти. «Во время проведения XIX съезда Коммунистической партии Китая, который завершился 24 октября 2017 года, в Синьцзян-Уйгурском автономном районе предпринимали жесткие меры надзора и досмотра всех людей», — заявил осенью прошлого года чрезвычайный и полномочный посол Китая в Казахстане Чжан Ханьхуэй.
В феврале этого года глава МИД Казахстана Кайрат Абдрахманов заявил, что республика даже отправила Китаю дипломатическую ноту из-за задержаний казахов, которые не прекратились и после съезда партии. «Проблема в том, что большинство из задержанных, хотя и являются этническими казахами, при этом все-таки граждане Китая, - объясняет в беседе с «Новой» аккуратность МИДа бывший казахстанский дипломат Казбек Бейсебаев. – Мы же не знаем, как устроено законодательство в Китае в отношении бывших граждан. Неправильно кричать «наших бьют!» — нужно разбираться».
В итоге в начале весны некоторых этнических казахов из «лагерей» отпустили. Однако доподлинно неизвестно, сколько еще их осталось в «центрах политического перевоспитания», и связан ли вообще приступ «либерализации» с усилиями казахстанских дипломатов.
Кто не хочет китаизироваться
Логику Китая, если помнить историю страны с момента присоединения Синьцзяна в 1949 году. «Китай, по сути, это не нация, а собрание этносов под условным названием «китайский народ», — объясняет директор Школы востоковедения ВШЭ Алексей Маслов. — Только в отличие от советского опыта это не было искусственное объединение, оно было естественным. Те китайцы, которых мы сейчас знаем, это мегаэтнос, внутри которого есть даже разные языки и разные культурные традиции, но которые более-мирно между собой живут. При этом религии никогда не были государствообразующими — император всегда был выше любых представителей духовенства. Но есть одна нация — уйгуры, — которая живет в Синьцзяне, а Синьцзян был присоединен к Китаю достаточно поздно, и вот эта «китаизация» (то есть размытость наций и религий) там не произошла».
Уйгуры на территории Китая стали главными носителями ислама, который и сам по себе, будучи авраамической религией, достаточно жестко ставит вопрос единобожия, что даже для верующих китайцев слегка радикально. К тому же, добавляет Маслов, помимо плохой ассимиляции уйгуры открыто проповедуют пантюркизм — то есть идею о том, что тюркские мусульманские народы должны вновь объединиться в единый монолит, который будет большой мировой силой. При этом формально у уйгуров в Китае даже есть свои привилегии — вроде налоговых льгот при открытии бизнеса или бесплатного (в ряде случаев) образования в вузах страны. «Но есть группы людей, которые не хотят жить с этими льготами и китаизироваться, а своими идеями, по сути, шантажируют государство, — объясняет Маслов. — Китай — не то государство, которое будет идти на компромисс, поэтому его задача сейчас — подавить любые волнения».
Для Китая сейчас настолько важно не допустить выплескивания всех сепаратистских и просто «иных» настроений за пределы того же Синьцзяна просто потому, что страна объявила о политике «Один пояс – один путь», в рамках которого хочет настроить новый торговый, но не только, миропорядок, строящийся «в мире и гармонии», говорит эксперт. И любое даже внутреннее волнение сильно ударит по позитивному имиджу страны, который она так тщательно выстраивает. А для Си Цзиньпина это еще и личный вызов.
«Если он сейчас допустит какие-то волнения, то его собственные однопартийцы могут предъявить ему счет: как же так? Мы же тебя выбрали почти на пожизненное правление, а ты не можешь обеспечить спокойствие и безопасность. Так что он будет делать все, чтобы не допустить волнений», — считает Алексей Маслов.
Не исключено, впрочем, что это попытка прикрыть идеологическими мотивами нежелание ослаблять собственную репрессивную политику по отношению к меньшинствам. Синьцзян считается мятежным регионом, жители которого регулярно силой пытаются доказать китайским властям, что их политика давления и пропаганды им не подходит. Кроме того, в регионе за последние шесть лет произошли как минимум два крупных теракта (12 и 39 погибших соответственно), которые могли быть и политическим высказыванием, хотя власти обвинили в этом «мусульман-уйгуров» (часть была потом казнена).
Но одно другому на самом деле не мешает, проблема лишь в том, что своими действиями Китай поставил в максимально неудобную позицию Казахстан. Астане приходится лавировать между невозможностью открытого вмешательства в ситуацию или демонстративным игнорированием происходящего. В первом случае Китай может закрутить экономические гайки, пересмотрев некоторые инвестиционные соглашения (чего Казахстан не хочет), во втором – страдает имидж самой власти республики (чего Казахстан не хочет тем более), не способной заступиться за «своих».
К тому же, проникающие в СМИ истории об этнических казахах в «центрах политического перевоспитания» провоцируют и без того имеющуюся синофобию в республике. «Конечно, синофобия есть, — подтверждает экс-дипломат Казбек Бейсебаев. — Нам власти просто не объясняют, как они работают с китайцами, как налажено взаимодействие». В последний раз такое недопонимание привело к тому, что в республике люди вышли на митинги против продажи «земли» китайцам, спровоцировав самые большие протесты в стране с 1986 года. Китай этими событиями, к слову, тоже был недоволен, но волнения на чужой территории не так страшны, как на своей.
Любопытно, что в этом международном скандале отметился Госдеп, но совершенно промолчала Москва, словно она не в курсе ситуации или она к ней не относится (в «лагерях» ведь нет россиян). При этом некоторые представители российской власти — например, Рамзан Кадыров, — в свое время активно выступали за права мусульман-рохинджа в Мьянме, когда власти страны преследовали их в 2016-2017 годах. Но одно дело играть геополитическими мускулами перед условной Мьянмой — и совсем другое перед Китаем, даже если при этом можно было бы защитить другого товарища, брата и союзника по ОДКБ.