Перед тем, как дать слово экспертам, напомним о том, что по результатам последних опросов за крайне правое «Национальное объединение» (фр. Rassemblement National, сокращенно RN) Марин Ле Пен во главе с номинальным партийным председателем Жорданом Барделлой в первом туре хотят проголосовать от 35 до 36,5%, за объединяющую более двадцати партий левую коалицию «Новый народный фронт» — от 28,5 до 29,5%, за президентскую центристскую коалицию «Вместе за Республику» — от 20,5 до 21,5%, за правых «Республиканцев» — от 6 до 7%…

Это не значит, что после второго тура места в Нацсобрании распределятся именно в такой пропорции, но что касается распределения мест на «подиуме», то на сегодня самым реалистичным выглядит именно такой расклад: большинство — у крайне правых (вопрос в том, не будет ли оно абсолютным), второе место — у левых, третье — у коалиции президента, которая может собрать примерно вполовину меньше депутатских мандатов, чем у нее было в предыдущем созыве парламента.

— Многие, в том числе в команде президента Макрона, были удивлены его решением распустить Нацсобрание и провести досрочные выборы, — несмотря на то что глава государства утверждает, что этот шаг был «результатом нескольких недель размышлений». Как вы оцениваете это решение и его истинные причины?

ЛОРАНСО: Это решение, на мой взгляд, направлено на то,

Но цена этой стратегии огромна. В краткосрочной перспективе она наносит ущерб стабильности страны. Более того, она предполагает принесение в жертву лидеров президентского большинства, которые не только сделали все для преобразования страны, сокращения безработицы, снижения налогов, защиты французов от ковида и энергетической инфляции, но и боролись за то, чтобы преградить путь к власти наследникам Ле Пена.

ГЕНОЛЕ: Макрон полагал, что победит крайне правых и левых, спровоцировав досрочные парламентские выборы и воспользовавшись эффектом неожиданности. Очевидно, что он сильно ошибся. И самая серьезная его ошибка в рассуждениях заключалась в предположении о том, что всего через какие-то три недели после [проигранных его партией] европейских выборов французы проголосуют совсем иначе на выборах в Нацсобрание. (Еще одной ошибкой многие эксперты называют неожиданно неоправдавшуюся уверенность президента в том, что разрозненные левые не смогут объединиться. — Ю. С.)

ОЖЬЕН: Нет смысла возвращаться к причинам роспуска.

Конечно, нельзя исключать возможность того, что это просто «гордый жест» со стороны человека, крайне разочарованного результатами европейских выборов, в которых он лично принимал активнейшее участие, — при странной слепоте по вопросу (негативного) состояния общественного мнения в отношении президента.

— Каким вы видите процесс формирования нового правительства, если окончательные результаты будут именно такими, как сейчас предсказывают опросы?

ЛОРАНСО: Есть три сценария.

• Первый: RN соглашается управлять [правительством], несмотря на дискомфорт относительного большинства (пока, впрочем, председатель партии Барделла заявляет, что «согласится стать премьером» только в случае, если его партия получит абсолютное большинство — то есть 289 и более мест в 577-местном парламенте. — Ю. С.). Это, конечно, даст партии повод сохранить только более умеренные предложения из ее программы, но она окажется на катапульте: в удобный момент, объединившись, центральный президентский блок и «Новый народный фронт» могут свергнуть крайне правое правительство, объявив ему вотум недоверия.
• Второй сценарий: RN отказывается формировать правительство, рискуя потерять доверие избирателей. Тогда Эмманюэль Макрон получит свободу действий, чтобы попытаться сформировать «техническое правительство» или правительство, состоящее из представителей президентской коалиции. Но если такое правительство появится, у него будет мало возможностей для маневра (с учетом незначительного партийного представительства в парламенте. — Ю. С.).
• Третий сценарий, крайне маловероятный: «Национальное объединение» приходит первым, но центральный блок и «Новый народный фронт» соглашаются совместно преградить ему путь. Правительство, состоящее из представителей от центра до крайне левых, будет управлять страной в течение трех лет (до конца президентского срока Макрона. — Ю. С.). Но не придется ли нам в таком случае готовиться к приходу крайне правых к власти в результате президентских выборов 2027 года?

ГЕНОЛЕ: Возможны несколько вариантов развития событий, если RN не получит абсолютного большинства. Жордан Барделла уже заявил, что в таком случае откажется формировать правительство. Это будет означать, что Эмманюэль Макрон должен будет либо предложить это сделать коалиции, занявшей второе место, то есть левым, либо назначить правительство из технократов, которые деполитизировали бы управление на один год, — срок, необходимый по закону для того, чтобы иметь возможность провести новые выборы в Нацсобрание (без гарантии того, что и в этом случае кто-либо получит абсолютное большинство и сможет сформировать устойчивое правительство).

Если RN все же передумает и решит сформировать кабинет, возможны два варианта.

• В первом случае левая оппозиция и «президентский» центр, которые не могут договориться о совместном правительстве, но все-таки вместе должны получить [если сложить их мандаты] абсолютное большинство голосов, подвергают крайне правый кабинет вотуму недоверия: один раз, второй… Не давая правительству возможности управлять. Это кризис режима.
• Во втором случае центр решает не выносить вотума недоверия, давая правительству возможность управлять, а депутаты-центристы «накладывают вето» от случая к случаю, решая с помощью своей ключевой роли, какие законы принимать или не принимать.

— Каким вы видите развитие ситуации в случае, если партия Ле Пен‒Барделлы все-таки получит абсолютное большинство?

ЛОРАНСО: Тогда сохранение общественных свобод во Франции будет зависеть от Конституционного совета, средств массовой информации, Сената и президента. И от сопротивления французов антилиберальным поползновениям. Другой вариант — «Национальное объединение» может захотеть поиграть в умеренность на три года, чтобы в 2027-м выиграть президентский пост.

ГЕНОЛЕ: Франция вступит в политический цикл, аналогичный Венгрии Виктора Орбана: радикально антииммиграционный и антибеженский, либеральный в отношении внутренней экономики и протекционистский в отношении мировой экономики, довольно пророссийский (точнее — прокремлевский. — Ю. С.) и ставящий под сомнение очень важные права и свободы, такие как свобода прессы, независимость судей или право на протест против действий правительства.

ОЖЬЕН: Предположение кажется мне довольно неправдоподобным. Но давайте попробуем посмотреть. Будет ли ответом президента на эту ситуацию назначение премьер-министра от RN (вероятно, 28-летнего Барделлы. — Ю. С.) и последующее его изнурение — за счет того, что (другие силы в парламенте) не будут позволять ему делать то, что он хочет, — так что в итоге его партия будет «дисквалифицирована» на президентских выборах 2027 года?

Однако можно думать, что применение насилия исключено из «респектабельных» планов крайне правых. В любом случае ситуация пока все еще слишком непрозрачна…

— Возможен ли вариант коалиционного правительства, состоящего из левых и «президентского большинства»?

ЛОРАНСО: Да, это возможный вариант, хоть и маловероятный. В этом случае Рафаэль Глюксманн (глава умеренной левой, проевропейской и проукраинской партии Place Publique, который обеспечил почетное третье место левых на выборах в Европарламент 9 июня. — Ю. С.) был бы в pole position — в частности, благодаря его легитимности на левом фланге, его моральному авторитету и его «совместимости» с французскими обязательствами в ЕС и президентом Макроном.

ГЕНОЛЕ: Нет, коалиция центра и левых не представляется мне сейчас ни в качестве реального, ни в качестве гипотетического варианта. Возможно, к нему придут, если кризис режима затянется, но здесь мы вступаем область politique fiction, когда я не могу сделать надежный прогноз.

ОЖЬЕН: Политическая система Франции является мажоритарной. Она «непроницаема» для коалиций — во всяком случае, это не устоявшаяся традиция, и, похоже, никто не предвидит возможности «противоестественных» союзов. Противоречия между правыми и левыми глубоко укоренились. И я не вижу, чтобы это изменилось по мановению волшебной палочки на следующий день после 7 июля. Другая проблема заключается в том, что никто не захочет сразу вступать в союз с остатками уходящего большинства [президентской партии] «Возрождение» (она главная в коалиции «Вместе за Республику». — Ю. С.).

Одним из решений в случае отсутствия [абсолютного] парламентского большинства у кого бы то ни было могло бы стать беспрецедентное объединение так называемых «левоцентристских» сил. Но вероятность быть обвиненным в измене — для тех [левых], кто пойдет на этот шаг, в данном случае чрезвычайно велика. С огромным риском дискредитации — даже если они сделали бы это во имя «высших интересов» страны.

— В беседе с журналистами перед первым туром советники президента стараются сохранять оптимизм, заявляя, что Макрон сейчас «не рассматривает» ни вариант коалиционного правительства, ни вариант «сожительства» с оппозиционным кабинетом министров и думает «только о победе». Видите ли вы хоть какие-либо возможности для победы «президентского большинства» на этих выборах?

ЛОРАНСО: Президентского большинства больше не существует. [Другие] лидеры центрального блока (вроде экс-премьера Эдуара Филиппа. — Ю. С.) дистанцировались от Эмманюэля Макрона. Если бы массовая мобилизация умеренных избирателей придала по итогам второго тура значительный вес всем «совместимым» с центристами силам, включая «Республиканцев» и Соцпартию, могло бы сформироваться разношерстное [левоцентристское] большинство. Но это было бы хрупкое большинство и очень автономное по отношению к президенту Макрону.

ГЕНОЛЕ: Если только не произойдет экстраординарного рывка. Иначе — не думаю, поскольку имеющиеся прогнозы дают центристам всего лишь около 100 мест из 577. А это слишком мало, чтобы такое число можно было «развить» до абсолютного или хотя бы относительного большинства.

ОЖЬЕН: Нет, я не вижу никакой возможности для победы президентской коалиции. Левый и крайне правый блоки слишком сильны, чтобы уступить место «центру».

утверждая, что они одержат победу, потому что только они отстаивают разумную программу.

— Каковы основные причины резкого роста результатов крайне правой партии Ле Пен? Учитывая, что на выборах-2017 она получила всего 8 мест в Нацсобрании, на выборах-2022 — уже 89, а сегодня претендует на 200‒250…

ЛОРАНСО: Первая причина заключается в том, что гражданам жизненно необходимо мечтать о переменах, «сбегать» от порой суровых реалий и стремиться к надежде, даже если она — риторическая.

Вторая причина заключается в том, что две «традиционные партии» — правые и социалисты (попеременно управлявшие Францией более 40 лет до прихода президента Макрона. — Ю. С.) так и не смогли за долгие последние годы выдвинуть лидера.

Третья причина: социальные сети заменили СМИ и умеренный подход.

Четвертая причина: некоторые сложные проблемы слишком долго оставались без ответа: потеря конкурентоспособности по сравнению с развивающимися странами привела к снижению покупательной способности. Увеличение социальных трансфертов и рост долга страны не решили проблему.

ОЖЬЕН: Основная причина, на мой взгляд, заключается в полном отсутствии политической стратегии со стороны традиционных правых [«Республиканцев»]. Они увидели, что членство в их партии постепенно сокращается (на последних президентских выборах их кандидат Валери Пекресс набрала 4%), а их активисты переходят в RN, продвижение которого открывает более заманчивые перспективы. Мы стали свидетелями своего рода морального краха в сочетании с коллективным самоубийством, завершающим штрихом которого стал (прозвучавший после евровыборов и не поддержанный почти никем из партийных руководителей. — Ю. С.) призыв председателя партии Эрика Сьотти «присоединиться» к RN. Это было довольно странно для партии, контролирующей Сенат и возглавляющей многие местные органы власти. И это то, на что мало кто обращает внимание: что будет делать сенат, который сейчас управляется «Республиканцами», если RN получит парламентское большинство в Нацсобрании? (Законы принимаются при согласии двух палат парламента. — Ю. С.)

— Каковы основные причины неприятия президента Макрона большинством избирателей (рейтинг доверия президенту после евровыборов упал до 24% — чуть ниже было только в разгар протестов «желтых жилетов» в декабре 2018-го)?

ОЖЬЕН: Прежде всего, это разочарование в молодом президенте, который должен был (и обещал. — Ю. С.) взорвать систему власти, но стал гарантом ее неизменности.

Стало ясно, что презирает другие политические партии и их лидеров, игнорирует роль ассоциаций, имеет элитарное видение общества, демонстрирует серьезное отсутствие эмпатии… Ко всем этим недостаткам, которые являются признаком темперамента и психологической структуры, следует добавить несколько особенно важных политических эпизодов: жесткое подавления протестов «желтых жилетов», авторитарное управление кризисом COVID-19, отказ от переговоров по «своей» пенсионной реформе, громкие и не всегда реалистичные заявления о приверженности Украине (впрочем, есть достаточное количество тех, кто ставит все вышеперечисленное, за исключением, пожалуй, пенсионной реформы, в заслугу Эмманюэлю Макрону. — Ю. С.). Это аккумуляция жестов и слов, не всегда удачно подобранных, привела к тому, что президент навлек на себя такое количество ненависти, какое доставалось мало кому из предшественников.

ЛОРАНСО: Успехи в борьбе с безработицей оказались недостаточными на фоне страха перед (спровоцированной *** в Украине. — Ю. С.) инфляцией и обеднением. Экономические успехи не были дополнены мощными социальными достижениями. Экологические успехи показались одним (из числа левых. — Ю. С.) недостаточными, а другим — чрезмерными. Вместе и по отдельности две крайности — «Непокорная Франция» (являющаяся основой «Нового народного фронта») и RN — смогли пробудить гнев избирателей — как иррациональный, так и вполне обоснованный.