Историю хабаровского протеста можно грубо разделить на три этапа.

• Первый — две недели, когда никто не знал, что делать с внезапно вышедшим на улицу народом.
• Второй — точечные задержания с административными штрафами и арестами, начавшиеся с приездом врио губернатора Михаила Дегтярева.
• Черту под этим этапом подвели сотрудники ОМОН, вышедшие 10 октября из здания правительства Хабаровского края, чтобы избить и задержать пару десятков протестующих.

После этого было заведено несколько уголовных дел по 318-й статье УК («применение насилия в отношении представителя власти») и одно — по 212.1 («неоднократное нарушение правил проведения митингов»), административки были поставлены на поток (хронику ведет «ОВД-Инфо»), а также началось серьезное давление на местных журналистов-стримеров.

Анастасия Субботникова Два уголовных дела по 318-й статье УК и три административки

Пока утром 10 октября Анастасия Субботникова собиралась, чтобы поехать «кормить голубей» на протестном шествии, она зашла в интернет и наткнулась на видеоролик, в котором одиннадцать «эшников» пытались задержать пожилую женщину (видео). Субботникова считает себя очень эмоциональным человеком, поэтому равнодушной этот эпизод ее не оставил.

На протестные акции в поддержку экс-губернатора Сергея Фургала она ходила с начала июля постоянно и была там одной из заводил. «Я с рупором хожу, причем у меня серьезный и тяжелый агрегат с аккумулятором в специальной сумке, которую в тот день таскала за мной подруга [Татьяна Самодурова]. В тот день накопилась общая раздражительность оттого, что мы же все верили, ждали и надеялись, что нас услышит кто-нибудь. В общем, я загнала себя этим рупором, охрипла, пока кричала эти лозунги, и плакала», — рассказывает Субботникова.

Перед тем как начать свой субботний марш, протестующие всегда собираются на привычном месте напротив центрального входа в Белый дом (так называют в Хабаровске здание краевого правительства) и скандируют любимые лозунги. «Первое, что я натворила, — это пыталась взять большой плакат с Сергеем Ивановичем и выйти с этим плакатом на крыльцо, где стояли сотрудники полиции, — вспоминает Субботникова.

Сама себе противореча, она рассказывает, что выходившие на крыльцо во время первых митингов полицейские к началу осени делать это перестали, но вернулись туда после того, как в одну из сентябрьских суббот протестующие «из-за того, что не слышали сами себя из-за Баха, звучавшего из динамиков на площади», заняли ведущую к дверям лестницу.

— Потом на шествии, когда люди вышли на улицу Ленина, что-то непонятное произошло, — говорит Субботникова и показывает мне видеоролик, на котором видно столпотворение людей, потом кто-то кричит: «Ой, это вчерашние сотрудники, которые бабушку атаковали», после чего все начинают голосить и толкаться.

— Но вы никого не трогали? — уточняю я.

— Я сорвала маску c человека (он был в гражданской одежде и, конечно, не представился; в Минске таких мужчин сейчас называют тихарями. — Ред.). Больше ничего не делала, а после этого мы пошли дальше, к площади Ленина, — утверждает Субботникова.

На площади она увидела, как мужчины приступили к установке палаток. Когда люди уже начинали расходиться по домам, прошел слух, что полицейские задержали четырех митингующих, в том числе девушку знакомого Субботниковой протестующего Николая Зодчего. «Мы, человек 20, пошли пешком поддержать наших у отдела полиции. Звонили туда, но нам не открыли, поэтому мы стояли и кричали, пока не узнали, что на площади у полицейских полная боевая готовность», — рассказывает Анастасия. Пока бежали обратно, все смотрели в прямом эфире, как ОМОН жестко разбирается с протестующими.

Когда Субботникова вернулась на площадь, обстановка там была нервная: «Женщины кричали, одна стояла с коляской и орала: «Убили, убили!» Моя подруга, которая несла батарейку для рупора, как раз написала стихотворение про ОМОН (заканчивается оно так:

«Хотелось заглянуть бы в ваши души, но, думаю, под толщею брони Я ничего там, кроме злости, не увижу. За что ж вы так с народом, пацаны?»

— Ред.), и пока я ей держала рупор у рта, она громко читала его [бойцам]». Анастасия говорит, что один из омоновцев даже прослезился.

На площади кто-то опять закричал про провокатора. Субботникова обернулась и увидела какого-то мужика в гражданской одежде, попыталась и с него снять маску, но не дотянулась. «Тогда он меня схватил, бросил в ОМОН и сказал: «Эту забирайте». Я только успела рупор отдать, как меня повели в автозак. Потом оказалось, что это какой-то начальник ОМОНа был», — вспоминает Анастасия.

В отделе полиции не были готовы к такому количеству задержанных. «У них дикая паника была — никто не знал, за что хвататься, кто будет всех оформлять, писать бумаги. Они сначала шестую часть [статьи 20.2] всем вменили, а потом зачеркнули и заменили на пятую, и, хотя она неарестная, всех все равно повезли в спецприемник на ночевку», — продолжает свой рассказ Субботникова.

В спецприемнике Анастасию должны были оставить до суда в понедельник, но в воскресенье вечером ее забрали к себе сотрудники следственного комитета. Уже на месте они сообщили Субботниковой, что на нее заведено два уголовных дела. «Абсолютно идентичных. По одному сотруднику полиции 318-я и по второму — 318-я (позже их объединили в одно дело. — Ред.). У одного два удара по лицу и у второго два удара по лицу. Ну как бы вот такая ситуация, — говорит она абсолютно спокойно.

—А вы что?

— А я что? Я ничего. С полицейскими я в контакте не была, никого не била, — отвечает Субботникова. По одному делу следователь сразу выписала ей подписку о невыезде, а по второму в тот же вечер начали проводить опознание. — Было два свидетеля и два статиста. Рядом со мной поставили женщину лет на 15 меня старше и девушку лет на 15 младше. Девушка вынула шнурки, потому что я же без шнурков — из спецприемника. Женщина была в ботинках, — вспоминает Анастасия.

Опознание не удалось. Адвокат Субботниковой Дмитрий Головин, пока его подзащитную везли в СК из спецприемника, видел, как «потерпевший» сотрудник полиции на улице просил свидетельницу ему помочь. «Адвокат сказал, что так не делается, следователь с ним согласилась, и на этом мероприятие закончилось», — говорит Субботникова. Никаких других следственных действий с тех пор с ней так и не проводили.

После «опознания» ее отправили в ИВС (откуда той же ночью возили еще и в больницу с высоким давлением), а уже следующим вечером выпустили под подписку о невыезде. «Выпустили без паспорта, без денег, без телефона. Куда идти? Посмотрела на время, прикинула и пошла на площадь, ведь там [после восьми вечера] точно есть наши, — рассказывает Субботникова и смеется.

— Вы вообще были готовы, что с вами такое произойдет?

— Боже упаси! Конечно, нет. Ничто не предвещало беды.

— А как вы вообще попали в протест? — спрашиваю я у Анастасии, которая совсем не похожа на классического московского митингующего. Простая добрая тетка с собранными в хвостик рыжими волосами, все время хохочет даже в разговоре на не самую приятную тему. У Субботниковой неоконченное высшее образование, последние годы она работала бухгалтером и проводницей.

— У нас в стране сейчас не все очень хорошо, а тут люди сделали свой выбор, и у нас появилась хотя какая-то надежда. Мы в принципе все понимали, что долго это не продлится, но молили бога, чтобы только не убили Ивановича. О том, что они не дадут ему работать, 100 процентов каждый думал. Потому что других таких людей просто нет, — говорит Анастасия, которая Фургала, как и многие хабаровские протестующие, чуть ли не боготворит.

— Среди губернаторов или вообще?

— Среди губернаторов точно [про таких] не слышала. Разве что еще мы симпатизируем Сардане Авксентьевой, мэру Якутска… Но таких, как Сергей Иванович, правда нет людей. Будто какую-то частичку забрали у каждого жителя, — серьезно отвечает Субботникова.

Она рассказывает, что на первый тур выборов губернатора Хабаровского края в 2018 году не ходила, но когда увидела по телевизору (последние три месяца она его больше не смотрит и, смеясь, сообщает, что собирается передать его в детский дом), как [бывший губернатор] Шпорт идет по набережной и предлагает Фургалу быть заместителем, «будто царь и король», то пошла и проголосовала.

— Но даже тогда мы не думали, что будет какой-то сдвиг. Нам просто хотелось что-то хоть немножечко поменять. Но Сергей Иванович начал работать. При Шпорте все развалилось к чертям собачьим, а при Сергее Ивановиче мы начали понимать, что у нас хозяин появился в доме. И эти два года были, наверное, самыми счастливыми [в жизни], ведь мы верили и смотрели вперед в будущее. Мы понимали, что у него много масштабных задач, но каждый знал, что до него обязательно дойдет очередь. Вот лично я конкретно знала, что и до меня дойдет, — рассказывает Анастасия, которая жалуется, что администрация за 10 лет так и не сделала дорогу рядом с ее домом.

После того как Субботникова вышла из ИВС и отработала два дня в офисе, ее неожиданно вызвали в суд, где за один день рассмотрели сразу три административки. «По первому делу мне дали 30 часов общественных работ, по второму — трое суток ареста, поэтому меня потом еще на сутки увезли досиживать в отдел полиции, так как мест в спецприемнике не было, — рассказывает Анастасия. По третьему протоколу ей дали штраф, о чем она отдельно попросила судью, объяснив, что у нее дома две больших собаки и кошка остались одни, потому что мужа тоже закрыли на 7 суток.

— А его-то за что?

— Думаю, за то, что помогал палатку ставить. Он обычно просто ведет прямой эфир, а тут что-то на него нашло, и, видать, так он и попал на камеры. Пока мы с мужем ждали судью по моему делу, на этаж зашли два парня в гражданке и сказали мужу: «Илья Александрович, пройдемте». Он ответил, что сейчас не может, потому что является свидетелем по делу, и попросил их подождать. В итоге, когда мы закончили, муж поехал с ними в отдел на составление протокола, а я поехала на свой следующий суд.

Мужа Анастасии в тот день арестовали, хотя, по ее словам, у него гепатит и ему раз в неделю ставят уколы под присмотром врача, о чем в суд предоставили все справки.

— Спокойна, потому что пока еще неясность какая-то. Но они настроены серьезно: следователь адвокату конкретно сказала, что у них все [на меня] есть.

— Может, не стоило оно того?

— Стоило, и я вам больше скажу: в эту субботу я не ходила [на шествие] — дома дел накопилось. Так я прорыдала весь день, потому что почувствовала себя предателем. Или трусом.

— А вы раньше оппозиционеркой были?— спрашиваю я, а Анастасия в ответ хохочет:

— Да никем я не была, боже мой! Конечно, на кухне власть критиковали. А Путина я поначалу даже уважала за позицию. Просто мы жили себе спокойной жизнью и жили. Уже смирились, что везде такой бардак. Может быть, просто нас не касалось раньше и ходить было не за что. Когда каждый из нас ехал на площадь 11 июля, никто не знал, что там кто-то будет. А потом я приехала и увидела всю площадь в людях, которые идут и идут. Тогда ни флагов не было, ни транспарантов, ничего. Просто в один миг Сергей Иванович объединил нас всех. И все. Остановиться сложно. Либо ты себя уважаешь и идешь до конца, либо нет.

Субботникова уверена, что хабаровчанам нужно продолжать протестовать: «Если мы прекратим наше хождение, то начнутся серьезные репрессии, и они будут все жестче и жестче. И коснутся каждого, кто выходил. Они не простят». И как оно может быть, Анастасия почувствовала на себе.

***

Вместе с Субботниковой по одному из ее уголовных дел проходит еще одна девушка — Надежда Кочеткова. По 318-й обвиняется также Денис Посметюхин, который распылил перцовый баллончик в силовиков, напавших на Андрея Маклыгина — водителя автомобиля Фургала. Наконец, Александр Приходько — первый из хабаровских протестующих, на которого завели дело по «дадинской» статье за несколько повторных административок. Все они от общения с журналистами отказываются. Активисты называют происходящее развязанной против них войной.

«Вялотекущее выдергивание началось еще во второй половине августа, но постепенно стало больше видеозаписей, больше информации, и полиция стала чаще реагировать. За три месяца они чего только не пробовали! И вот решили, значит, и 212-ю попробовать. Но это не политическое решение, а просто появились люди, у кого две, три и больше административок, — говорит хабаровский адвокат Константин Бубон. — У одного из моих подзащитных уже пять постановлений, но пока ни одно еще не вступило в силу, а другому составили два протокола за один день: пятую часть — за митинг, шестую — за шествие. Это новация!»

Бубон уверен, что хождение по улицам рано или поздно угаснет, но протест просто «перетечет в другие формы, а протестный потенциал в Хабаровске теперь навсегда».