Наблюдая из своей деревни борьбу с «-измами и схизмами» (английское выражение) в далекой Московии, я хочу поделиться своим видением двух «-измов»: экстремизма и сатанизма.
Слово «экстремизм» сегодня напоминает то ли примитивное язычество, то ли детскую игру: человек есть тот, кем ты его назвал, а потом сам человек исчезает, и остается уже одно название. «Экстремизм» уже давно не связан с насилием или призывам к нему.
Возьмите, к примеру, «Перевод нового мира»* — перевод Священного Писания, выполненный «Свидетелями Иеговы»**. Как человек, отягощенный богословским университетским образованием, я могу согласиться с тем, что этот перевод — достаточно скверный и искаженный. Но что делает его «экстремистским»? С каких пор государственные суды стали экспертами в священных текстах? Теперь вторая глава Конституции заменяется на православный шариат? А что, если все переводы Нового Завета, кроме Синодального, признают экстремистскими?
Контроль общества над выборами («Голос»***), расследования о проворовавшихся чиновниках (ФБК**) — это все «экстремизм». В принципе, любая форма поведения, которая выходит за рамки рабского молчаливого повиновения, может быть истолкована как «экстремизм».
В этом всем нет, конечно, ничего нового. Ненасильственное сопротивление, которое проповедовал Мартин Лютер Кинг, стало поводом для обвинений в «экстремизме». Вот, что он писал из своего алабамского Харпа.