«Наступил на горло собственной песне и написал всякий бред»

История с героями СВО

Учителя истории нередко критикуют КИМы и учебные материалы за упрощенную и официально одобряемую трактовку событий — особенно событий ХХ века, особенно таких, по которым ни в научном мире, ни в обществе до сих пор нет консенсуса: роль Сталина, распад СССР и т.п. Но государственный курс на единственно верную трактовку исторических событий — это одно, базовые принципы науки — это другое. И, как сказал поэт, вместе им не сойтись.

Дети часто жалуются на задание соотнести исторических деятелей и события: «Там личности были такие, что мы про них услышали впервые в жизни». Именно в этом задании обычно появляются участники СВО; в этом году они встречались в нескольких экзаменационных вариантах. В письменной части СВО не попадалась. Пока не попадалась.

Еще один тип зубодробительного задания — соотнесение цитат из источников с названиями документов: «не читал документ — не угадаешь». Формулировки заданий (особенно на соответствие или на множественный выбор) столь многозначны, что «включать» приходится не логику, а интуицию: чего же от меня хотят составители? Вот пример из материалов прошлых лет:

Правильный ответ — А. Но так считают составители КИМов, историки же убеждены, что по-разному интерпретировать можно все варианты. И куда бедному школьнику податься? Эпитет «бедный» я использую без тени иронии: жаловаться на некорректно составленные задания некуда, оспорить результаты теста невозможно.

Наконец, критике подвергаются критерии проверки эссе — 25-го задания: даже если ученик дал связный, логичный и верный ответ, но не использовал в нем ключевых слов, «загаданных» составителями (скажем, «кризис феодальных отношений» или «аграрное перенаселение» при объяснении причин отмены крепостного права), он теряет баллы.

Обществознание с традиционными ценностями

КИМам по обществознанию в целом предъявляются примерно те же претензии, что и КИМам по истории: очень много нужно запоминать и заучивать (не факты и даты, а определения из кодификатора — что такое «социальная стратификация», например, — иначе можно поплатиться баллами за неверную формулировку). При этом формулировки заданий могут допускать несколько трактовок, а понятия — использоваться неточно, нестрого и даже противоречиво (подобная проблема есть и в материалах ЕГЭ по литературе). Очень много требований к форме высказывания (задание 29), а отступление от шаблона чревато потерей баллов (похожие проблемы — с ЕГЭ по русскому).

Но самая главная претензия — идеологизация экзамена. В этом году в подготовительных материалах к ЕГЭ появились задания, посвященные традиционным российским ценностям: например, «Обоснуйте значимость традиционных духовных ценностей в жизни современного российского общества» или «Используя обществоведческие знания, сформулируйте три утверждения о необходимости государственной поддержки традиционных ценностей российского общества».

«Наличие такого вопроса в ЕГЭ — это следствие политики государства в области образования на протяжении последних десяти лет, условно говоря, — говорит Алексей, преподаватель обществознания из Москвы (фамилии учителя не всегда хотят называть). — Конечно, само по себе странно, что список ценностей устанавливается указом президента. И эти ценности тоже очень разные: там одновременно есть права и свободы, а есть коллективизм. Есть историческое наследие, но оно тоже разное у разных социальных групп и даже у отдельных людей. Понятно, какой ответ в целом требуется государству: про поддержку патриотизма и семьи. Но и семейные ценности могут быть разными. Кроме того, у нас декларируются семейные ценности, но реальное количество детей в детдомах и уровень домашнего насилия таковы, что отвечать ты должен, исходя из какой-то абстрактной модели, а не из реальности. Давайте пофантазируем: например, расскажем о судьбе какого-нибудь правозащитника, который защищал права и свободы личности, — и подумаем, как на это посмотрят экзаменаторы. В списке 17 ценностей, но государство делает упор только на некоторые. Как, например, государство защищает коллективизм? И надо ли его защищать? И от кого? Можно ведь было вообще сказать: вот у нас есть Конституция, давайте ее защищать, особенно вторую главу. 

Литература с фельдмаршалом Сперанским

В этом году выпускники, сдававшие экзамен в запасной день, 16 июня, получили в тестовой части задание сопоставить имена реальных исторических лиц, появляющихся в качестве второстепенных героев в романе «Война и мир», с их должностями (задание известно со слов выпускников, КИМы после экзамена не публикуются, поэтому неизвестно, была ли фамилия «Ростопчин» написана через «о», как у исторического деятеля, или через «а», как у Толстого):

А) Аракчеев

Б) Сперанский

В) Ростопчин

1) Губернатор Москвы

2) Генерал-фельдмаршал

3) Штабс-капитан

4) Военный министр

Правильного ответа у этого задания нет, потому что после исключения Ростопчина (должность которого, кстати, правильно называется не «губернатор», а «генерал-губернатор» Москвы) и военного министра Аракчеева выпускнику предстоит записать Сперанского либо в фельдмаршалы, либо в штабс-капитаны. При этом тестовая часть, согласно правилам проведения ЕГЭ, не апеллируется. На сегодняшний день школьники пока не получили свои результаты, поэтому неизвестно, будет ли всем зачтено это задание как правильное (такие случаи бывали в предыдущие годы) или придется штурмовать апелляционные комиссии.

Учителя тем временем спрашивают, что именно проверяется в этом задании (по сути, не знание текста «Войны и мира», а знание истории, хотя и с точки зрения историка тут есть ошибки) и какое отношение все это имеет к пониманию художественного текста и его анализу. 

Есть претензии и к качеству материалов для подготовки, которые создает ФИПИ (Федеральный институт педагогических измерений) — те самые специалисты, что работают над экзаменационными КИМами.

Личность лирического героя

Заслуженный учитель РФ Римма Зандман так отзывается о подготовленном ФИПИ на 2025 год пособии из 30 вариантов (под редакцией Сергея Зинина): 

Русский язык со Сталиным

В конце июня, когда пришли результаты ЕГЭ, по пабликам в телеграме разбежалась сенсационная новость: теперь использование иностранных слов в ЕГЭ по русскому языку приравняли к экстремизму! Но это — совсем не новая новость: еще в сентябре было известно (о чем сразу написала «Новая газета»), что в критерий 6 проверки задания 27 (сочинение) внесены изменения, согласно которым ноль баллов можно получить, если в работе «приводятся примеры экстремистских и/или иных запрещенных к производству и распространению среди несовершеннолетних материалов / социально неприемлемого поведения людей / имеются высказывания, нарушающие законодательство Российской Федерации (пропаганда фашизма, антигосударственных идей, нетрадиционных ценностей, употребление нецензурной брани, иностранных слов, имеющих общеупотребительные аналоги в русском языке и не содержащихся в нормативных словарях, и т.д.)».

Эта формулировка с прошлой осени присутствует в демоверсии экзамена, доступной на сайте ФИПИ, но только сейчас, когда критерий реально заработал и выпускники начали терять баллы, общество осознало, что происходит.

Но это не главная претензия к экзамену.

Тексты, от которых выпускники должны отталкиваться, рассуждая на предложенную тему, как правило, представляют собой дидактичные размышления на отвлеченные, малоинтересные для современных подростков темы. Традиционно это темы про духовность, природу, любовь к родине, родной язык, мужество и героизм и т.п.; в этом году в сборнике из 36 вариантов под редакцией Романа Дощинского появилось множество текстов о войне. Неинтересные и устаревшие, они не вызывают у молодых людей желания высказываться по этим поводам, так что большинство ограничивается штампованными отписками.

Работа с текстом

Тексты для анализа на ЕГЭ по русскому языку могут быть и художественными, и публицистическими. Выпускник должен понять, «какую проблему автор поднимает в своем тексте», и высказать свою позицию по этой проблеме в сочинении-рассуждении. 

Авторские тексты для экзамена нещадно редактируются: одни компилируют, выдергивая фразы из разных мест большого произведения, другие радикально сокращают, от третьих могут отрезать начало или конец. Например, в сборнике заданий предложен для анализа фрагмент из рассказа Тэффи «Счастливая»: воспоминание о том, как рассказчица и ее сестра в детстве мечтали кататься на конке, и сам вид конки вызывал у них ощущение счастья. Но печальный финал отрезан — финал, где измученная взрослая рассказчица думает, что никогда не встретит себя тогдашнюю, счастливую: «Как страшно, что никогда не найду ее, что ее больше нет и никогда не будет».

Заслуженный учитель РФ Татьяна Пылаева напоминает: 

В этом году особенное раздражение и недоумение у выпускников и у профессионального сообщества вызвал попавшийся в одном из экзаменационных вариантов текст критика Анатолия Ланщикова. «Из его литературоведческой статьи, посвященной анализу таких направлений в литературе XX века, как исповедальная, лирическая и военная проза, был выбран небольшой фрагмент, — поясняет Татьяна Пылаева. — Всё, что автор говорит об интеллигентах и интеллектуалах в этой статье, имеет прямое отношение к литературным героям повести Василия Аксенова «Коллегия». По безжалостно вырванному из контекста статьи фрагменту выпускникам этого года было предложено написать сочинение «В чем различие интеллигентности и интеллектуальности?». Интересно, что хотели в итоге получить разработчики контрольно-измерительных материалов? Сочинение по шаблону, в котором интеллигент сеет разумное, доброе, вечное, а интеллектуал — потребитель?»

И дело не в конкретных текстах Ланщикова или Распутина, а в том, что принципы отбора этих текстов — тайна за семью печатями. «Детские работы оцениваются по известным критериям. Но, господа разработчики, по каким критериям вы выбираете тексты для экзамена? Нельзя ли с ними ознакомиться, чтобы не попадать впросак? — возмущается Андрей Кунарев. — Я не могу понять, каким образом в эти материалы просачиваются невероятно беспомощные тексты, вроде статьи военного времени, написанной Алексеем Силычем Новиковым-Прибоем. О нем современный школьник не имеет вообще никакого понятия и читать его никогда не будет. Зачем он там? Неужели русская земля оскудела талантливыми писателями?»

Несогласные

Методические промахи в выборе текстов провоцируют школьников выбирать шаблонный подход. «Заклеймим интеллектуалов, а в качестве примера приведем слишком умных литературных героев — Базарова, Раскольникова, Пьера Безухова, — иронизирует Татьяна Пылаева. — Если же предполагалось пусть небольшое по объему, но зрелое по содержанию сочинение, то это не та тема, чтобы размышлять о ней в ограниченное время экзамена. Философская тема не предполагает упрощенного отношения к ней. И здесь плохую шутку сыграл с думающими детьми все тот же шаблон, ведь практически во всех текстах, по которым они писали сочинение в течение года, сборники ФИПИ, по которым они тренировались, не давали возможности сомневаться в правильности авторской позиции. Выскажу свое мнение — а вдруг не засчитают, достаточно ли весомы будут мои аргументы? Эти вопросы вставали перед детьми на экзамене. Дети так и пишут в своих комментариях: «Наступил на горло собственной песне и написал всякий бред».

Впрочем, некоторые не соглашаются. В этом году в московском часовом поясе на ЕГЭ был текст Константина Ваншенкина о том, как армия воспитала его поколение, стала для него университетом, школой мужества и проч. «Как назло, текст попался человеку, который и сам формат сочинения принимает с трудом, и называет этот текст «откровеннейшей романтизацией армии и войны», — рассказывает учительница, которая предпочла остаться анонимной. Выпускник, хотя и чувствовал желание «выйти в окно», не согласился с авторской позицией, привел пример из книги Бориса Васильева «А зори здесь тихие». Сочинение получило хорошие баллы. Но большинство предпочитает не рисковать, не думать, а соглашаться с авторами и писать банальности.

Имитация мышления

Проблематика, которую предлагают авторы сборника ФИПИ, да и КИМов тоже, не предлагает настоящей проблемности. «Какими возможностями обладает русский язык?» — «Нужны ли потомкам произведения Пушкина?» — вряд ли кто-то рискнет сбрасывать Пушкина с корабля современности, доказывать, что он уже устарел, или тем паче говорить о каких-нибудь «Клеветниках России», эдак можно и балл за этическую ошибку заработать.

Единый шаблон

Та же имитация мыслительного процесса стала сутью итогового сочинения, которое вводилось в практику специально для того, чтобы дети демонстрировали умение рассуждать. Изначально предполагалось, что сочинение будет межпредметным, что будущие физики или биологи смогут рассуждать на интересные им темы, связанные с будущей специальностью. Точно такие же идеи, кстати, высказывались и в начале создания КИМов к ЕГЭ по русскому, но победили тезисы «наши дети привыкли писать сочинения по литературе» и «если с них не требовать примеры из литературы, они вообще читать перестанут».

Собственно, поэтому же и в «декабрьском» сочинении появилось требование «литературоцентричности» — такое же, как и в ЕГЭ по русскому, требование проиллюстрировать свои аргументы примером из литературного произведения. Потом и темы стали практически неотличимы от егэшного морализаторства — кого можно назвать интеллигентным человеком, какой поступок можно считать благородным… Дети, разумеется, пошли по пути наименьшего сопротивления и стали писать «декабрьское» сочинение по шаблону ЕГЭ.

Экзамен в его нынешней форме не помогает развивать мышление — он, скорее, заставляет намертво усваивать шаблоны, от которых потом трудно избавиться, и формирует покорность. 

Кстати, если до этого года школьники должны были сами определить проблематику текста, то теперь это делают за них составители КИМов: официально — для того, чтобы дети рассуждали по теме, а не пытались притянуть за уши что-нибудь попроще, неофициально — потому, что детям трудно сформулировать, какие проблемы обсуждает автор.

Не притянешь

«Новые известия» обратили внимание на то, что результаты ЕГЭ по русскому языку в этом году по всей стране значительно хуже, чем в прошлом, причем во всех регионах: снизилось количество стобалльников, упал средний балл. Рособрнадзор объясняет снижение балла тем, что повысилась объективность экзамена: «Ранее экзаменуемые сами формулировали проблему, поднятую автором текста, что иногда давало возможность участникам притянуть удобную для себя проблему и воспроизвести одно из «золотых» репетиторских сочинений по предельно обобщенной проблематике, а теперь четкая формулировка темы исключила возможность использования домашних заготовок».

Андрей Кунарев полагает, что в случае, если проблема притянута, проверяющим работу экспертам вполне по силам с этим разобраться. Но есть и другая беда. 

И вот здесь мы сталкиваемся с главной претензией профессионального сообщества к ФИПИ — его полная закрытость и глухота к критике: невозможно понять, почему выбираются именно такие проблемы и такие тексты; почему в тестовой части для проверки орфографии выбирают самые малоупотребительные слова, которых и взрослый образованный человек ни разу в жизни вслух не произнесет; почему в заданиях со множественным выбором, если восемь слов выбраны правильно, а одно неправильно, все равно ставится ноль баллов; почему в задания по пунктуации попадают случаи, где возможна двойственность трактовок…

Любое обсуждение ЕГЭ рано или поздно приводит к очередной инициативе его отменить и вернуть «старое-доброе» сочинение, которое давно уже не копипастят из интернета, а создают за две минуты с помощью искусственного интеллекта, и «старые-добрые» устные экзамены, выпускные и вступительные, что не может не привести к серьезному кризису в существующей системе поступления в вузы. Так что давайте оставим все как есть.

И почему-то мало кому приходит в голову промежуточное решение: КИМы, их форма и содержание — не десять заповедей, спущенных нам с неба. Давайте подводить итоги почти четвертьвекового существования ЕГЭ и серьезно, открыто, профессионально обсуждать, что мы проверяем, как и зачем.