12 дней из жизни неспящих

Операция «Народ как лев» началась так же внезапно, как и закончилась. Хочется забыть навсегда хронику этих дней, но фотографии разрушенных домов и завалов в Тель-Авиве, Рамат-Гане, Бат-Яме, Хайфе, видео летящих из Ирана ракет триггерят. Разрушений такого масштаба и такой угрозы в Израиле еще не было. Сегодня понимаешь, что смертоносные касамы и шахиды из Газы детские игрушки в сравнении с баллистикой из Ирана, начиненной тоннами взрывчатки.

Добежать до мамада

13 июня, в пятницу, часа в три ночи мы подскочили от странного сигнала в телефоне. Звук, не похожий на другие, — резкий, оглушающий, спросонья — отвратительный. На экране совершенно непонятное предупреждение: «В ближайшие минуты ожидается оповещение в вашем районе…» И что? Начинаешь метаться, пытаясь натянуть на себя что-то. «Вам следует улучшить свое положение для оптимальной защиты». Какая защита? В три часа ночи первое желание — послать все к чертям и завалиться дальше спать. «Необходимо войти в защищенное помещение и оставаться там до получения нового уведомления». Вот те раз! По коридору уже бегут соседи. Наша собака срывается к двери. За ней, ругаясь и чертыхаясь, несемся и мы. А на мобильном уже воздушная тревога: «Ракетный обстрел в вашем районе!» Это значит, что у нас несколько секунд, чтобы добежать до нашего мамада.

Теперь весь мир знает ивритское слово «мамад» — бомбоубежище. У нас оно находится на этаже и рассчитано на несколько квартир. В мирное время пустующие бомбоубежища особо шустрые жильцы превращают в склады старой утвари: драные диваны, велосипеды, матрасы… И каждый раз война начинается с коммунальных скандалов, чей это хлам и кто его будет разбирать.

По сути, в многоквартирном доме стояк по всей длине здания, где расположены мамады, — это монолитное сооружение из специальных материалов. 

Нет другой земли

Итак, первый раз мы подскочили около 3 ночи и ошалели, узнав, что наш доблестный Биби спасает мир. Начал войну за 2000 километров от собственной резиденции, не закончив свою миссию в Газе. Больше полусотни заложников и «наши мальчики», гибнущие в танках старого образца, ну совсем не согласуются с войной XXI века, когда ракеты сбивают за пределами атмосферы. Не укладывается это в моей голове никак. Разве то, что люди все-таки сильнее машин.

Вот об этом мы в мамаде и спорим до хрипоты. Старик Моти кричит, что «нет у него другой земли — только Израиль», его жена Ривка плачет и говорит, что скоро нас всех убьют. Недавно демобилизовавшийся красавец Давид выразительно молчит и тупит в телефон. А я зверею и хочу, чтобы все замолчали. Будить меня ночью опасно — я сама кого хочешь убью.

«Негерметичная защита»

Чем отличается эта война от той, что идет с Газой вот уже больше шестисот дней? Уязвимостью. Не абстрактным, а реальным, до физической боли во всем теле пониманием, что при прямом попадании иранской ракеты в здание никакой мамад не спасет. Как это случилось на четвертый день в Петах-Тикве, когда в бомбоубежище погибли три человека. Защита, как выразились военные, «негерметична» и, когда слышишь взрывы, надеяться можно только на то, что сегодня не твой черед.

И ты внезапно просыпаешься не в своей обычной жизни, а в тылу. И твоя обязанность теперь не ходить на работу, а выполнять указания Командования тыла, от которых зависит жизнь. Иногда сигнал не срабатывает, как это было у нас в Хайфе. Лишь мое звериное материнское чутье погнало домочадцев в мамад. Дети пытались сопротивляться, но, услышав над морем «бумы», мгновенно выскочили из квартиры в коридор.

Двенадцатидневный недосып компенсировался адреналином. Спали урывками. В 22.00–23.00 желательно было лечь, чтобы успеть поспать до ночной бомбежки около двух-трех ночи, потом был час-два на сон до 05.00–05.30 утра. Эта утренняя сирена была самая мучительная, она рвала утренний сон, и после нее уже не было смысла ложиться. Хотя когда отменили рабочий режим и мы перешли на работу из дома, после пятичасовой побудки можно было доспать несколько часов. Несколько раз налеты были не по «расписанию».

А на Адаре — тишина

В тот день ракета бахнула в фонтан на Адаре. Это один из самых затрапезных и вместе с тем оживленных районов Хайфы — бывший центр с торговой улицей и главпочтамтом. Он мог бы стать музеем под открытым небом. Первые баухаусы строили здесь изгнанные из Германии ученики школы Дессау. Но теперь Адар превратился в один из самых странных и дешевых районов Хайфы, где на фоне разрушающихся шедевров архитектуры, оплетенных сетью проводов и пристроек в стиле курятника, соседствуют мэрия, музей науки, городской театр, дешевые «русские» магазины, арабские лавочки, эфиопские забегаловки…

Сюда-то я и выскочила на рынок, в аптеку и просто разведать, что происходит в городе.

На оживленном в обычные дни Адаре — тишина. Место взрыва закрыто щитами. За ними слышно, как работают машины, разгребая завалы. На улице Нордау стекольщики уже меняют выбитые взрывной волной окна и витрины. 

На удивление, оказался открытым рынок. Покупателей немного, все стараются не задерживаться у прилавков. Нет привычной толкотни. Никто не торгуется: забрал свой пучок редиски и скорей домой. Ловлю себя на том, что машинально ищу место, куда спрятаться, если что.

— Если сирена, куда бежать? — спрашиваю в лавке.

— От судьбы не убежишь, — смеется хозяин. — Да ладно, не волнуйся, вон там убежище. Он машет в сторону большого здания. Шедевр архитектуры, баухаус 40-х годов, с грехом пополам недавно отреставрированный местными властями.

Ну уж нет. Хватаю свою охапку зелени и в машину.

В эти дни ни у одной меня выработался стойкий рефлекс искать безопасное место. Мне спокойней всего, когда я рядом со своим домом. Но здесь, на Адаре, архитекторы прошлого создавали красоту будущего и даже не могли предположить, что через сотню без малого лет на их сооружения полетят разрушительные ракеты. Практически все дома старого жилищного фонда не имеют защитных помещений. Для жителей 24 часа в сутки открыты общественные бомбоубежища.

Бомбоубежищем в эти дни стало и так называемое хайфское метро. В привычном понимании это не метро, а фуникулер внутри скальных пород горы Кармель. Это бомбоубежище облюбовала молодежь. Захожу, ребята играют на гитарах. Рядом кучка подростков. Смеются, болтают. Честно говоря, полегчало.

Другое бомбоубежище, куда народ бежит толпой при первых предупреждениях об атаке, — в здании городской полиции. Там на подземной парковке в несколько этажей все условия: безопасность, чистота и даже чай-кофе. Народ со своими ковриками и матрасами устраивается здесь на ночевку.

— Ну а как иначе, — говорит Мири. — Я со своими двухлетками в три часа ночи не выберусь из дома. Их же надо разбудить, успокоить, собрать в охапку и бежать.

У Мири два близнеца и сын десяти лет. Для нее забеги в бомбоубежище — испытание на выносливость. И нервы уже на пределе.

«Пьем кофе и молимся»

А Небаль из арабского квартала Вади Салиб перебралась с трехлетней дочерью жить в офис. Незадолго до войны здесь достроили защитное помещение.

— Понимаю, что от прямого попадания не спасет, но хоть что-то. В нашем доме спрятаться негде.

Моя подруга Париз — бахай. Ее семья, выходцы из Ирана, покинули страну в XIX веке вслед за богоявленным Бахаллулой. Пережив страшные репрессии иранских шиитов, бахайи обрели новый дом здесь, в Хайфе. Но это совсем другая история и к нынешней войне имеет опосредованное отношение.

Окна квартиры Париз выходят на Бахайские сады и золотой купол усыпальницы Бабы. В их доме, где проживает 60 семей, нет вообще никакого убежища.

— Во время тревоги мы выходим на лестничную клетку, самое защищенное место, — говорит Париз. — В каждом пролете огромные окна. Представляю, как стекло разлетится от взрывной волны.

— А общественные бомбоубежища?

— Ближайшее в школе на соседней улице. Во время сирены до него бежать страшно. Я решила, что буду тут, на лестнице. Полдома нашего — старики, остальные — семьи с детьми. Им точно не успеть ни до какого укрытия. 

…Еду дальше. В арабских кварталах Вади Ниснас и Вади Салиб работают несколько хумусных. В Нижнем городе закрыты все кафе и рестораны. Лишь в одной кофейне, как всегда, тусит молодежь. Но впереди все улицы перекрыты. Они ведут к знаменитому «Парусу» — высотному зданию, где располагаются все министерства. Этот «Парус», или «кукуруза», или «пьяный матрос», как в шутку называют его местные, был мишенью для иранской ракеты. Снаряд пролетел мимо и упал ближе к мечети «Аль-Жарина».

Главная мечеть Хайфы построена в XVIII веке в честь победы турок над бедуинским шейхом Дахара эль-Омаром. Башня мечети с часами — первая на Ближнем Востоке. Она как будто соревнуется в росте с огромным современным «Парусом».

Взрыв прогремел после вечерней молитвы. Несколько человек были ранены. Зданию причинен ущерб. Башня не пострадала. В «Парусе» на многих этажах выбиты панорамные окна. Почти полностью разрушено кафе «Наша кухня». В зданиях налоговой инспекции, министерства социального страхования и окружного суда выбиты оконные рамы и стекла.

Участок падения оцеплен. Работы по восстановлению начались сразу после взрыва.

«Мирного неба над головой»

Слишком долго я разъезжаю по городу и начинаю нервничать. Пора возвращаться. Остался один пункт — русский магазин по дороге домой. Беру стандартный набор: хлеб, молоко, яйца… К кассе очередь. Кассирша Лиля выросла в Израиле, но хорошо говорит по-русски. И с русскими любит блеснуть знаниями языка. Вручая каждому покупателю чек, Лиля улыбается и громко декламирует:

— Мирного неба над головой, счастья и мира всей семьей.

Подходит моя очередь.

— Лиля, какое замечательное пожелание, спасибо.

— Правда? Я сама его сочинила: «Мирного неба над головой, счастья и мира всей семьей». Ведь правда, здорово?

Я давно не испытывала такого удовольствия от того, что просто живешь, дышишь, просто видишь море и небо.

…И знаете, я думаю, что спасла нас, в том числе, и эта незатейливая мантра Лили.

Хайфа