Выгнать и добить

У меня есть один знакомый артист. Вы его тоже знаете. Он теперь и эмигрант, и «иноагент». С антивоенной позицией он выступил довольно четко и довольно быстро. После чего остался в России, но потерял роли в театре, в сериалах, его перестали звать на денежные мероприятия типа корпоративов. Однако никак не наказывали по административной или — пуще того — уголовной линии. Уговаривали покаяться, измениться, «переобуться»… Мало ли подобных примеров! Говорили: ты не уехал, а это уже большой плюс! Артист не изменился / не извинился, а потом все-таки покинул отечество, а на чужбине его уже настигли и клеймо, и возбужденные дела. Отъезд в дополнение ко всему сказанному им стал не то чтобы последней каплей, но чертой, которую он переступил. И «они» свою черту тоже в ответ переступили.

…Когда объявили частичную мобилизацию, страна пережила невиданное в современной истории явление — массовое бегство за границу всеми доступными способами через все открытые «окна» сотен тысяч мужчин, а иногда и женщин. Границу не закрывали вопреки «стопроцентным» прогнозам, но отъезд стал плохой строчкой в резюме уехавших. И хотя потом не раз с некоторой даже гордостью сообщалось о том, что «почти все, кто уехал, вернулись обратно», но строчку эту из виртуальной анкеты «героев Верхнего Ларса» никто не вычеркнул — при случае людям это тоже припомнят.

В России даже в условиях боевых действий, санкций и явной самоизоляции от «недружественного коллективного Запада» выезд за границу остается свободным. 

Сейчас такого не просто нет — сейчас такое практически невозможно. Потому что те люди, которые формально принимают законы, сами вкусили все заграничные прелести и даже теперь сохраняют и активы, и недвижимость, и детей учат за границей, и семьи их там продолжают жить. Даже в недружественных странах НАТО. Для других они бы, может, и повесили на границах России новый «занавес», но себя обидеть они никак не могут. Поэтому уезжать можно. Но отъезд за рубеж и политическая деятельность именно в эмиграции становятся явным отягчающим обстоятельством.

И вот, помимо всех уже существующих ограничений для «иноагентов», в Думу вносятся проекты новых (о которых подробно пишет, например, Леонид Никитинский). Людям, на которых повесили это клеймо (а они зачастую даже не желают сами на себя вешать плашку), хотят запретить жить уже не просто нормальной общественной жизнью, но и частной.

Глупо напоминать о том, с чего все начиналось, когда говорили, что статус «иностранного агента» не является репрессивным, а лишь уведомляет остальных, что данный гражданин получает финансирование от заграничных структур, и вы уж имейте это в виду. Будьте осторожны и чистоплотны, общаясь с таким гражданином. Но довольно быстро стало ясно, что все это — лишь начало большого карательного пути.

Мы живем в вегетарианское время. Они, может, и рады были бы поставить к стенке пару сотен / пару тысяч / пару тысяч сотен тысяч человек, но сейчас это «не принято». По крайней мере пока. А желание что-то сделать с этими «отвратительными людьми» велико. И вот уже вскоре после появления первых «иностранных агентов» появились и первые истории про то, как люди попадали в реестр за копеечные денежные переводы чуть ли не от соседа-гастарбайтера, который занял 100 рублей, а потом перекинул обратно на карту. Таджик? Значит, иностранец. Перевел тебе 100 рублей? Вот оно, иностранное финансирование! Со временем уже и эти формальности остались позади, и в список ИА начали попадать за интервью иностранным СМИ. Дал интервью каким-то немцам? Попал под влияние! А может, это немцы попали под влияние дающего интервью человека? Нет, только он!

В чем смысл этого влияния? К чему оно могло бы привести? Чем плох человек, просто получивший за рубежом гонорар? Все это неважно. Потому что целые поколения в нашей стране выросли, твердо зная, что заграница — это зло. Даже так: все зло — из-за границы. Эта формула удобна, потому что уже не требует уточнений и не подразумевает дискуссий.

Но уехавшего не оставляют в покое! Теперь каждое его устное или письменное слово может оставить его без квартиры, машины, сбережений. И все это будет сделано при широкой общественной поддержке. Потому что взятое калькой с американского закона определение «иностранный агент» в русском языке устойчиво ассоциируется с понятиями «шпион», «враг», «предатель». И никто не будет разбираться, в чем состоит конкретный ужасный проступок этого человека: получил ли он гонорар за рубежом, частный перевод от иностранца или просто поучаствовал в эфире ютуб-канала, работающего из другой страны. Враг — он и есть враг.

«Иностранных агентов» в масштабах страны очень мало. И если не включать режим 37-го года, то процент этот так и останется крошечным. Но для властей очень важно в символическом смысле непрерывно долбить этих людей. Каждую пятницу в конце короткого рабочего дня добавлять в список несколько имен, превращая это в сериал, и с такой же регулярностью поражать в правах обитателей данного реестра. Даже не для того, чтобы другим неповадно было, — другим и так давно уже неповадно, и все всё понимают, как говорит один известный «иноагент» (страну, кстати, не покинувший). А для того, чтобы наказывать за непокорность. И за то, что уехал и формально оказался вне зоны доступа, когда посадить его за решетку можно только заочно.

Оппозиция за рубежом, новая русская эмиграция, не стала реально мощной политической силой. У нее тысячи сторонников. Наверное, даже миллионы. Но на фоне десятков миллионов, которые не примкнули к ней, отряды единомышленников не очень заметны. Однако принцип действия власти такой, что она не проявляет снисхождения к этой «погрешности». Потому что любое несогласие опасно и является криминалом. Потому и проценты на выборах все увереннее стремятся к советским цифрам. Нельзя быть против. Кто против, тот враг. А если враг за границей — он самый лютый.