«Люди выжили, отпечатали мемуары за свой счет и принесли нам»

В очередном эпизоде подкаста «Совещательная комната» ведущие Зоя Светова и Вера Челищева говорят с Борисом Беленкиным, сотрудником и бессменным библиотекарем организации «Мемориал»*, о его книге «Мемориал. Отнятый дом», которая вышла в издательстве Vidim Books.

• Почему эта книга не столько об истории общества «Мемориал», сколько о самом авторе, о том, что для него значила работа в «Мемориале».
• Почему Борису Беленкину пришлось уехать из России после того, как организацию ликвидировали по суду и отняли здание.
• Как собиралась знаменитая библиотека «Мемориала».
• Как власти преследовали общество «Мемориал».
• Есть у «Мемориала» будущее и от кого оно зависит.

Расшифровка

Зоя Светова. Всем привет! Это очередной эпизод подкаста «Совещательная комната». И здесь мы, его ведущие. Я — журналист Зоя Светова.

Вера Челищева. И я — журналист Вера Челищева.

Зоя Светова. Сегодня наш гость — Борис Беленкин. Борис, добрый день.

Борис Беленкин. Добрый день.

Зоя Светова. Сегодня мы будем говорить с Борисом Беленкиным о его книге, которая называется «Мемориал. Отнятый дом». Международное общество «Мемориал»* признано в России «иностранным агентом», и в 2021 году было ликвидировано судом. Борис Беленкин — многолетний сотрудник «Мемориала», бессменный библиотекарь «Мемориала», писатель и историк.

Книга «Мемориал. Отнятый дом» вышла в издательстве Vidim.Books. Это недавно созданное издательство, которое выпускает книги авторов, которые по разным причинам не могли быть напечатаны в России. Я прочла эту книгу и могу сказать, что, несмотря на название, это не просто книга о «Мемориале» как об организации, но это скорее книга о Борисе Беленкине и о том, чем для него был «Мемориал» и что для него есть «Мемориал», потому что мы не хотим говорить о «Мемориале» в прошедшем времени.

Я должна сказать, что мы с Борисом давно знакомы, поэтому будем с ним говорить на «ты».

Боря, первый вопрос: «Почему ты решил написать эту книгу? Год назад, наверное, когда оказался за границей, или полтора года назад? И для начала нужно, конечно, объяснить нашим слушателям контекст событий, как ты уехал. Я помню, что это было достаточно драматично. И почему ты уехал.

Борис Беленкин. Но уже было тобой сказано во вступительном слове, что «Мемориал» в 2022 году был ликвидирован.

Зоя Светова. Организация была ликвидирована судом в 2021-м…

Борис Беленкин. В 2021-м решение было принято в конце декабря, но далее оно обжаловалось, и окончательное решение было принято, если мне не изменяет память, 28 февраля. Но это еще не послужило поводом для отъезда ни в коем случае.

У нас были попытки продолжать работу в новых условиях. Понятно, что работа не могла быть такой же по содержанию, как прежде. Но я пытался, как бы законным путем, быть продолжателем своей работы, я имею в виду, Научно-информационный центр (НИЦ) «Мемориал». И получения абсолютно законным путем от еще не ликвидированной организации «Международный Мемориал» каких-то активов. Это все, собственно говоря, длилось полгода. Через полгода мы по закону де-юре должны были и могли вступить в право наследования здания «Мемориала». Но в сентябре началось инициированное прокуратурой дело, был подан гражданский иск в суд о незаконности сделки между «Международным Мемориалом» и НИЦ, 

7 октября 2022 года состоялся суд по гражданскому иску «Мемориала». С этого начинается книга. И суд носил достаточно двусмысленный характер — в том плане, что ни я, ни мои коллеги не могли предполагать, что же будет потом: будет ли поставлена жирная точка — или многоточие с дальнейшим переводом этого дела в какое-то уголовные русло, поскольку я являлся исполнительным директором Научно-информационного центра «Мемориал». И поскольку моя активная часть работы в России не могла просто технически продолжаться, я принял решение уехать.

Зоя Светова. Ты несколько раз употребил эту аббревиатуру — НИЦ.

Борис Беленкин. Это Научно-информационный и просветительский центр «Мемориал», созданный в 1990 году, и с тех пор он никуда не девался и вел достаточно активную именно научно-просветительскую деятельность, в первую очередь в Москве. Но как бы, конечно, речь идет о России.

Зоя Светова. Надо объяснить слушателям, что на самом деле произошло, потому что, когда общество «Мемориал» было ликвидировано, то, соответственно, оно не могло больше пользоваться своим зданием, и оно передало это здание этому самому НИЦу?

Борис Беленкин. Когда ликвидируется организация, то свои активы она имеет право передать другой организации, которая занимается родственным или тем же самым делом. Но, например, зоопарку мы передать не можем. Или картинной галерее современного искусства. А НИЦ «Мемориал» занимался тем же или очень близко к тому, чем занимался «Международный Мемориал», может быть, не занимался правами человека и так далее, но он занимался кругом вопросов, и нам всем понятно, какой истории, о чем и почему.

Зоя Светова. Да, еще маленькая ремарка. Я вернусь к названию книги «Мемориал. Отнятый дом». И вот действительно, этот дом, замечательный дом, в котором мы все, и я, и Вера, много раз бывали, это тот дом на улице Каретный Ряд, дом, который был в собственности организации «Мемориал», и вот его отняли, и сейчас он стоит заколоченный. Я каждый раз, когда там проезжаю, испытываю ужасную боль: когда ты видишь, что в доме, где была жизнь, где происходило множество всяких событий, было множество знакомых людей, сейчас закрыты ставни такими специальными жалюзи. И, в общем, этот дом теперь никому не принадлежит, никто его не смог себе забрать. Ну не смог — в смысле никому не передали, я бы так сказала.

Вера Челищева. Борис, я пока не успела прочитать книгу. Я только просмотрела главы, хронологию событий, как у вас все выстроено. В книге четыре части: как и почему вы попали в «Мемориал» — это первое. Потом люди и дела «Мемориала», библиотека «Мемориала», и последняя часть — ликвидация «Мемориала».

Я хотела спросить про вторую часть, где вы рассказываете о людях и делах «Мемориала», и спросить вас об Арсении Борисовиче Рогинском, которого нет уже семь лет, он умер в декабре 2017 года. Еще жил «Мемориал», еще он пока не получил Нобелевскую премию и, в общем, все драматические и счастливые события, если можно так сказать, были впереди. А вот в разговорах с вами он предвидел, что «Мемориал» могут уничтожить, например, отобрать здание, устраивать всякие маски-шоу, погромы, которые происходили? Что-то Рогинский говорил, что-то предвидел?

Борис Беленкин. Ну вы знаете, что Арсений умер в декабре 2017 года. Пару месяцев до этого он так сильно болел, был не очень дееспособен. Он болел весь 2017 год, но он, конечно, принимал участие в жизни «Мемориала». В первую очередь, речь идет об интеллектуальном участии. Но то, что «Мемориал» ждут очень плохие дни, было понятно с самого начала, с принятия закона об «иноагентах». И вообще, было понятно по тому движению, по тому вектору, куда шла страна после 2012 года.

И уже начиная с «болотных протестов» 2011–2012 годов, после репрессий против активных участников протестного движения и, естественно, после принятия закона об «иноагентах» было понятно, куда дело движется, особенно когда преследование по этому закону начинало принимать массовый, активный и вполне веерный характер. А это все было еще при Рогинском. Безусловно, о том, что «Мемориал» ждут очень тяжелые и плохие дни, было понятно. Но, конечно, это было в разговорах, в суждениях, в каких-то предположениях. Это не оформлялось еще в такой лексике, как изъятие здания, ликвидация, аресты и так далее. Но, безусловно, о том, куда движется страна и что «Мемориал» ждет, было понятно.

Нельзя забывать, что тогда активно шло дело Юрия Дмитриева. И это все было фоном и сутью, не только фоном, но и сутью.

Зоя Светова. Расскажи, пожалуйста, об Арсении Рогинском. Что это был за человек? Он все-таки был «душой» «Мемориала», мне кажется, он даже не душой был, вообще он был «Мемориалом». Вот для меня.

Борис Беленкин. Зоя, ты сказала, что да, эта книга не совсем про «Мемориал», а про меня. Вера обратила внимание именно на эту главу, это тоже здесь важно: люди и дела «Мемориала». Что, в принципе, для меня «Мемориал»? В первую очередь, это не дела. Может быть, я скажу такую достаточно еретическую мысль, но «Мемориал» для меня, в первую очередь, это не только сохранение исторической памяти и так далее. Но это — люди, которые делают эту работу, и это, собственно говоря, и является самым важным.

И если каждая глава, посвященная каким-то конкретным людям в этой книге, по объему может показаться не столь значительной, это только связано с моим неумением вспомнить, сформулировать и записать. И сразу скажу, что, если бы я мог писать как-то по другому, думать по-другому и так далее, то, наверное, Рогинскому была бы посвящена не вот такая глава: пять-шесть страничек, а, наверное, треть книги.

Для меня это очень важная составляющая моей жизни, последних тридцати пяти лет, в книге это все есть. Я пришел в «Мемориал», собственно, благодаря не идеологии «Мемориала», и не тому, чем он занимался. Я прочитал в середине 70-х «Архипелаг ГУЛАГ», считал, что я все знаю про репрессии, и думал: «Что мне «Мемориал» нового расскажет?»

Но пришел я в «Мемориал» только потому, что мой знакомый Арсений Рогинский предложил мне прийти в «Мемориал» с конкретными какими-то задачами и целями. И только поэтому я туда пошел, потому что Арсений очень убедительно выстроил предложение, и пошел я «в люди», как сказал бы покойный Алексей Максимович.

Зоя Светова. Боря, одна из глав книги называется «Библиотека «Мемориала». И в аннотации написано, что ты — бессменный библиотекарь. Расскажи, как создавалась эта библиотека и как ты отбирал книги? Кто-то жертвовал книги или ты собирал по специальным библиотекам?

Борис Беленкин. Это очень хороший вопрос. На самом деле это слабое место книги. Я сразу скажу, и мне уже была сделана «предъява», как говорится, что как же, почему ты про библиотеку так написал?

У тебя в книге есть про людей, гостей «Мемориала», все хорошо, а собственно говоря, как ты собирал библиотеку, ты так мало пишешь, поэтому я постараюсь довольно импровизационно, но ответить. Библиотека начиналась с нуля, с нуля книг. Об этом есть в книжке «Отнятый дом». Да, библиотека начиналась с нуля книг, и не было никаких книг. Дома у меня собственная библиотека практически отсутствовала. Всегда было несколько полок какой-нибудь поэзии.

И ничего «мемориальского» дома я не держал, кроме небольшой коллекции самиздата. И, собственно говоря, первое поступление — была порция книг, как я сейчас помню, человека по фамилии Габович, жившего в Германии, 300 или сколько-то названий, или 200, не помню, названий книг тамиздата. И была, как говорится, кучка книг от моих друзей. 

Потом люди стали приносить довольно случайные наборы книг, и начались целенаправленная покупка и сбор книг. Я сейчас объясню, что я имею в виду под этим неуместным словом. Это началось чуть позже: наверное, в 1991–1992 годах огромная порция книг поступила из библиотеки ГАРФа (библиотека ГАРФа — Госудрственного архива Российской Федерации.— «Новая»), они вычищали свою библиотеку. Но это были советские издания, скажем так, условно малоинтересные даже узкому кругу читателей.

Я был первое время в некотором недоумении, а собственно говоря, чем моя библиотека отличается, что в моей библиотеке может быть особое, такое «секси»? Чем же библиотека «Мемориала» будет отличаться и переманивать к себе читателей, пользователей и так далее? У меня даже была идея, что все редкие читатели, приходящие в библиотеку, ровно в два часа дня должны будут прерваться, и им будет предложена чашка чая. Этим я буду отличаться, я думаю, от всех других библиотек. Более того, у меня даже висела надпись, на которую мои коллеги, в том числе Арсений Рогинский, косились с огромным неодобрением. На трех языках висела надпись напротив входа в библиотеку: «Что ты принес к чаю?» Естественно, это все было, так сказать, немножко юморно, но очень быстро вдруг оказалось довольно печальной вещью для страны.

В России, к сожалению, на некоторое продолжительное время сломалась прежняя система комплектования и прежняя система книгоиздания. Появились частные издания совершенно полудомашнего характера, и книги через Книжную палату, так называемые «обязательные экземпляры», вообще перестали поступать в библиотеки, даже в центральные.

Речь идет о 90-х годах, и в какой- то момент оказалось, что возможности «Мемориала» не только бегать, закупать книги, но и вообще пополнять библиотеку — в чем-то выгоднее, чем у государственных институций. А именно мы были сетевой организацией в начале 90-х. Это 70 или около 80 региональных отделений. Это очень важно. Какие-то дружбы с зарубежными организациями, с нашими партнерами и так далее. Все это вместе, конечно, облегчало комплектование библиотеки: нам приносили книги, дарили и так далее. 

И вот этот слом комплектования, особенно в московских библиотеках, привел к тому, что вполне продвинутые библиотеки, вроде, например, Исторической библиотеки, устраивали экспедиции для приобретения этих книг.

Каждый, как говорится, находил свои формы, способы как-то спасти положение. Извините, Борис Исаевич (Борис Беленкин. — «Новая») сидит на месте, он чем-то занимается, а к нему стучат в дверку, входит человек и приносит свою книгу. Иногда я это называл вообще «предмет в виде книги». Это была книга в виде сувенира, потому что она была сделана, скажем, в семье, это были воспоминания, иногда просто роскошные мемуары эпохи репрессий ГУЛАГа и так далее. Но вот люди выжили, отпечатали мемуары за свой счет, раздарили друзьям, знакомым, коллегам, и что они сделали? Отнесли в любимую библиотеку «Мемориала». Ну, может быть, еще в «Сахаровский центр»**. И дальше оказывается, что эта книга есть только у нас, и к нам все больше приходили люди именно за эксклюзивными определенными, как правило, одной-двумя книгами, которых, как оказывалось, нет ни в одном книгохранилище Москвы. Это очень важно. И естественно, прошу прощения, что такой долгий ответ, — в книге этого нет. Конечно, были анекдоты, связанные с поступлением книг. То, что я называю «анекдотом», на самом деле это случаи, но были и буквально «анекдоты».

Были и такие случаи, когда просто поступали целые коллекции книг. С одной стороны, это могла быть огромная коллекция тамиздата Людмилы Алексеевой, которая, вернувшись в Россию из эмиграции, передала нам свои книги. Я говорю сейчас только о библиотеке, я не говорю об архиве истории диссидентского движения. Там тоже была своя небольшая такая библиотечка, но это совершенно другое. Необычная коллекция книг покойного Владимира Гершуни (советский диссидент. — «Новая»), совершенно потрясающая коллекция книг, исключительно по истории анархистского движения, дореволюционные издания начала века, изданные за рубежом и в России, очень интересные коллекции. 

Например, у нас были книги о каторге и ссылке, почти полное скандальное издание того же общества политкаторжан и поселенцев Одесского отделения общества политкаторжан. Коф передал тоже особый архив, не связанный напрямую с репрессиями, но скорее с историей еврейской политики в СССР — антиеврейские, антисемитские издания или, наоборот, издания на идиш.

В общем, довольно неожиданные поступления. И были какие-то издания, которые поступали сразу в архив «истории инакомыслия». Это не библиотечное поступление, но это журнал «Москва» с первой публикацией «Мастера и Маргариты» Михаила Булгакова, со всеми вставками, вклейками, удаленными по цензурным соображениям. То есть это уже такой совершенно фантастический архивный экспонат.

Масса, масса книг. Замечательная книга, на такой омерзительной бумаге, просто в руки взять неприятно, с обложкой Стейнбека «Гроздья гнева» издательства газеты «Правда», открываешь, а там журнал НТС «Наша Россия», и все как надо.

То есть это для провоза в конце 50-х — начале 60-х годов в СССР, НТСовских изданий (издательство НТС — Народно трудовой союз, антисоветское издательство в Германии. — «Новая»). Образец, как они камуфлировались. И повторяю, были в библиотеке вот такие издания, которые были подвергнуты цензуре, вышедшие каким-то минимальным тиражом, ставшие библиографической редкостью, было все. И, конечно, истории людей, которые дарили эти книги, это были иногда совершенно неожиданные истории. Но это тогда уже тема для отдельного подкаста.

Зоя Светова. Спасибо большое. Так подробно. А сколько было там названий, какое количество книг?

Борис Беленкин. Да, могу сказать: было около 40 000 книг, ну изданий, потому что там еще и тамиздатская периодика могла оказаться. Мы ее как книги записывали; понятно, толстые журналы по подписке или периодика другого характера — советская, современная. Но вообще это около сорока тысяч. Какие-то книги мы откладывали, у нас было очень мало рук. Библиотека состояла из вашего покорного слуги — библиотекаря и библиографа, который вообще, кажется, уже в последние годы работал на полставки.

Я не помню, кто описывал книги, а иногда, уже в последние годы, это стало выполняться отчасти и волонтерами. Поэтому мы не все успевали описать. И те книги, которые, на мой вкус, были не очень, могли быть описаны в последнюю очередь, как, например, какие-нибудь собрания сочинений Ленина или какие-то энциклопедические общедоступные важные издания советского периода могли не успеть попасть вот в эту базу данных и в описание.

Вера Челищева. Если возвращаться к событиям осени 2021 года, к вашей последней главе в книге «Ликвидация «Мемориала», вы там поэтапно описываете, как все это начиналось, как происходило: сначала региональные отделения, потом Правозащитный центр, потом «Международный Мемориал» были названы «иностранными агентами», а потом уже другие события. И в частности, 

В общем, все это было еще до спецоперации. И мы не понимали вообще, что это такое. Я забыла сказать, что во время этого погрома показывали у вас фильм Агнешки Холланд о Голодоморе в Украине в 1933 году.

Что тогда думали вы и ваши коллеги — что это своеобразные «сигналы»? А буквально через месяц-два пришли представления из прокуратуры о ликвидации «Мемориала».

Борис Беленкин. Конечно, вы знаете, в данном случае это не было чем-то неожиданным: нападение 14 октября во время фильма Агнешки Холланд и последовавшее затем вторжение полиции, все эти наручники и вся эта атака, не только физическая, но и психологическая, это, конечно, было не первое нападение. Было нападение на участников школьного конкурса, обливание зеленкой Людмилы Улицкой**. И все это мы помним. И были не только обливание зеленкой, но и попытки помешать именно во время школьного конкурса, во время процедуры награждения, которая проходила, как правило, в начале мая 20 лет подряд. Вот были уже и всякие пикеты с оскорбительными идиотскими лозунгами. Но вот такое вторжение — уже в пространство «Мемориала» и попытка такого погрома — это было впервые.

Это, конечно, был не просто сигнал. Сигналы, повторяю, были до этого, но это была такая, я бы сказал, артподготовка. Нам это все было понятно, и было понятно, кем это инспирировано, и что это, конечно, не народный гнев, а что это, безусловно, все подготовлено. И только единственное мы не знали и не понимали, что летом было принято, видимо, в отношении нас какое-то решение. Мы никак, конечно, не могли предположить, что, наверное, тем же летом было принято решение об окончательном вопросе с Украиной, назовем это так.

Это мы все не знали, и мы не знали, во что выльется погром 14 октября, хотя мы уже на самом деле принимали меры предосторожности. Если бы, так сказать, как-то в большей степени забаррикадировались, то, может быть, вторжение приняло какую-то иную форму. И фильм, может быть, было бы сложно сорвать, может быть, пришли просто полицейские и сказали бы, что у нас заложена бомба, а они хотят проверить это здание. Но мы понимали, что последует дальше, — или последующие нападения, или обыски, или уголовные обвинения в чем-то и так далее.

Но вот, как видите, больше не было никаких нападений, никакие пикеты, если мне память не изменяет, больше около наших дверей не стояли. Было принято тоже своего рода окончательное решение «мемориальского» вопроса. Это я, конечно, немножко передергиваю, 

Зоя Светова. В последней главе книги ты пишешь о присуждении Нобелевской премии «Мемориалу» и о значении этой премии. Напомню, что это произошло 7 октября 2022 года. Присуждена была премия как раз, когда проходил суд по гражданскому делу об отъеме здания «Мемориала». А в книге ты пишешь, цитирую: «Премия присуждена тому «Мемориалу», который будет».

В книге ты действительно много пишешь о людях «Мемориала». Мы знаем о том, что костяк «Мемориала» уехал на Запад, и это не только матери-основательницы, как Елена Жемкова, Ирина Щербакова, но и более молодые люди. Как ты считаешь, сможет ли вот это другое поколение подхватить традицию «Мемориала», не утеряв его суть? И в чем вообще суть этой самой институции — общества «Мемориал»?

Борис Беленкин. Ну этот вопрос все-таки не совсем ко мне как автору книги. Объясню: мы все-таки говорим о книге. Книга заканчивается именно надеждой на то, что «Мемориал» и его деятельность будут продолжены.

И, собственно говоря, что для меня Нобелевская премия? Да, эта Нобелевская премия дана в первую очередь тому реноме, которое «Мемориал» заработал за тридцать лет. 

Поэтому, я думаю, это именно авторитет «Мемориала», который он завоевал в глазах мирового сообщества или в глазах тех, кто принимает решение о Нобелевской премии.

И когда я говорил о будущем, главная задача — сохранить этот авторитет. В данном случае это звучит довольно пафосно, но тем не менее — не похоронить его, вольно или невольно, не изничтожить и так далее.

А сделать это может только, естественно, молодое поколение, то есть сохранить «Мемориал» и как бы пойти по намеченному пути.

Да, это было произнесено в Праге 10 декабря, в день вручения Нобелевской премии, и эти слова приведены в конце книги. И я именно и обращался, как говорится, к этому будущему, потому что понимал, что перед «Мемориалом» стоит очень тяжелая задача.

Эта миссия осуществляется в совершенно новых и в совершенно иных условиях. Вот вдруг прибыли десятки активных «мемориальцев», и вот они живут во Франции, Германии, Чехии, Израиле, Черногории и так далее. Вот эти люди, связанные с «Мемориалом», активисты «Мемориала», и они должны существовать в совершенно новых условиях. Речь идет не о политических, не о финансовых условиях, а в первую очередь о новой человеческой среде, в которой мы все оказались. И вот эта человеческая среда — наши товарищи, единомышленники или, наоборот, те, кто нас не понимает, критикует в этой среде, — она совершенно новая. Надо, как говорится, акклиматизироваться и продолжать работать. Вот это очень сложно.

И главное, не растерять друг друга. Вы понимаете, почему у меня в книге столько про людей, а не про работу? Потому что было очень важно прийти в «Мемориал» и поздороваться, зайти туда и сказать: «Привет, привет! Как твои дела? Как ты, что у тебя?»

Это было очень важно. Сегодня, когда мы потеряли личностное общение помимо нашей воли, оно в очень сильной степени утеряно и просто технически невозможно; это на самом деле некое испытание, которое мы должны все пройти.

Вера Челищева. Спасибо. Было безумно интересно и грустно, конечно, же.

Вы слушали подкаст «Совещательная комната», и мы говорили с сотрудником организации «Мемориал», его бессменным библиотекарем Борисом Беленкиным. Мы говорили о его новой книге, которая называется «Мемориал. Отнятый дом». Она вышла в недавно открывшемся неподцензурном издательстве Vidim Books. Мы вспоминали три последних года жизни «Мемориала» в Москве и его сотрудников. Вспоминали, как власти ликвидировали, уничтожали организацию, проводили обыски, устраивали изнурительные суды, пикетировали и так далее. И, наконец, просто отняли дом, который принадлежал «Мемориалу», был куплен на деньги организации.

В общем, мы поговорили о том, как живет «Мемориал» сегодня и, конечно, как живут его сотрудники.

Большое спасибо, Борис.

Зоя Светова. Борис, скажи, а где и как можно купить эту книгу? В интернете можно купить?

Борис Беленкин. Да, как я понимаю, есть ссылки на сайте, на странице издательства Vidim Books, как и где можно заказать эту книгу. Как-то это можно сделать и в России.

Зоя Светова. Хорошо, будем читать. Спасибо большое.

* Признан «иностранным агентом» и ликвидирован судом.

** Признаны «иностранными агентами».