Российский ФСИН: милосердие сюда не заглядывает…

Возможна ли химиотерапия в СИЗО

«Мой муж находится под стражей в СИЗО-1 города Хабаровска с января 2023 года. Еще в декабре 2023 года у него появилась опухоль неизвестного характера. 10 июля 2024 года ему был поставлен диагноз: рак мукоэпидермоидный околоушной слюнной железы в четвертой стадии» — так начинается письмо жены осужденного Захара Зарипова на имя Уполномоченного по правам человека в России Татьяны Москальковой. Жена Захара жалуется, что в СИЗО ему несколько месяцев не удавалось сдать необходимые анализы, чтобы попасть на прием к онкологу, поэтому врач долго не мог принять решение о выборе лечения. А состояние здоровья 40-летнего осужденного ухудшалось с каждым днем. Опухоль росла на полсантиметра в месяц, от боли мужчине трудно было есть, он не мог спать на правом боку, в мае началось нагноение. К июню Захар Зарипов потерял 18 килограммов. Диагноз, поставленный ему тюремными докторами, находится в утвержденном правительством перечне заболеваний, препятствующих отбыванию наказания, поэтому комиссия тюремных врачей должна была срочно выйти в суд со своим заключением, суд должен был освободить Захара, чтобы он мог сам выбрать больницу для проведения операции.

Но ничего этого не произошло: Зарипова не освободили, жизненно необходимую ему операцию провели лишь несколько дней назад, в октябре 2024-го, через год после появления злокачественной опухоли. Проведение операции стало возможно только тогда, когда о тяжелом состоянии Зарипова написали в прессе и его жена отправила письмо Уполномоченной по правам человека Татьяне Москальковой. Сестра Захара Ксения рассказала «Новой», что операция была проведена в краевом онкологическом центре, и буквально через четыре дня Захара вернули в СИЗО, где будет решаться вопрос о проведении химиотерапии, а дата апелляционного суда на приговор до сих пор не назначена, хотя осудили Захара еще в апреле 2024 года.

До ареста Зарипов преподавал математику в вечерних школах для заключенных в Хабаровском крае. Зимой 2023 года его арестовали из-за поста, обращенного к Рамзану Кадырову, с предложением свергнуть Путина и остановить СВО. Зарипов утверждал на следствии и в суде, что ничего подобного не писал, но его осудили на 5 лет колонии. В приговоре судья сравнил пост в ЖЖ, якобы написанный Зариповым, с «Письмом вождям Советского Союза» (1973) и «Открытым письмом секретариату Союза писателей РСФСР» (1969) Александра Солженицына.

Очевидно, что проводить химиотерапию онкологическому больному в условиях СИЗО и колонии невозможно, а раз диагноз, поставленный Зарипову, входит в перечень болезней, с которыми осужденные не должны содержаться под стражей, учителя нужно было бы в ближайшее время выпустить на свободу. 

И так происходит не только с осужденными по политическим статьям, но и с обычными уголовниками.

Тому, кто за решеткой, добиться операции, даже когда речь идет о серьезных заболеваниях, можно только при очень большом резонансе в прессе и помощи правозащитников.

Так получилось и с 65-летним калининградским активистом Игорем Барышниковым с тяжелой онкологией. Ему жизненно важную операцию откладывали полгода.

Во время судебного процесса лечащий врач Барышникова говорил, что тот может не пережить заключение. Активиста осудили в 2023 году на 7,5 года колонии общего режима за «фейки» о Вооруженных силах. Еще до ареста у Барышникова была диагностирована аденома простаты, выведена трубка.

В августе 2024 года после обращений адвокатов Комитет по правам человека ООН потребовал от российских властей немедленно провести Игорю Барышникову необходимую операцию. Одновременно с этим во ФСИН России было направлено множество обращений с просьбами спасти ему жизнь. Так что опять помог резонанс, шум!

И вот через пять дней после операции Барышникова вернули в тюремную больницу. Адвокаты рассказывают, что в палате гражданской больницы, где лежал Барышников, постоянно находился конвой — три сотрудника ФСИН. Они запрещали адвокатам общаться с их подопечным и передавать ему передачи. Лечащий врач осужденного активиста говорит, что даже если операция прошла успешно, дальнейшее состояние больного будет зависеть от послеоперационного ухода. Возможность квалифицированного медицинского ухода в условиях колонии вызывает большие сомнения. И хотя, согласно постановлению правительства об актировке тяжелобольных осужденных, он должен быть освобожден, у него на это совсем нет шансов.

Постановление об освобождении имени Сергея Магнитского

Почему врачи и суды игнорируют закон, и даже несмотря на наличие заболевания, которое значится в правительственном перечне несовместимых с тюремным заключением, его не освобождают из-под стражи? Такая практика намеренной жестокости по отношению к тяжелобольным заключенным — родовое пятно российской пенитенциарной системы. О чудовищном состоянии тюремной медицины впервые серьезно заговорили 15 лет назад в связи с «делом Сергея Магнитского». Аудитор Hermitage Capital обвинялся в «уклонении от уплаты налогов» и за решеткой серьезно заболел. Магнитский подробно описывал в своих дневниках и жалобах, как в СИЗО «Бутырка» ему не оказывали медицинскую помощь и месяцами не вывозили на необходимые для его состояния здоровья медицинские исследования. 15 ноября 2009 года, когда состояние здоровья Магнитского стало критическим, у него диагностировали приступ панкреатита и, наконец, вывезли в больницу «Матросской тишины», где при не выясненных до сих пор обстоятельствах он и скончался в приемном покое. Официальный диагноз — «острая сердечная недостаточность». После гибели Магнитского правозащитники, в частности комиссия ОНК Москвы, стали лоббировать нормативный акт, который позволил бы освобождать из-под стражи обвиняемых и подозреваемых из-за серьезного заболевания. Так появилось постановление правительства РФ № 3. Вместе со списком заболеваний, несовместимых с содержанием под стражей. Этот перечень отчасти повторяет список тех заболеваний, которые содержатся в постановлении правительства № 54 (оно, в свою очередь, обязывает освобождать тяжелобольных осужденных из колонии). 

Списки в обоих правительственных постановлениях содержат заболевания в терминальных стадиях: например, 

• злокачественные новообразования независимо от их локализации (клинический диагноз должен быть подтвержден гистологическим исследованием первичной опухоли или метастатического очага) 4-й клинической группы (при наличии отдаленных метастазов в предтерминальном состоянии) и 2-й клинической группы с ранее выявленным точно установленным онкологическим заболеванием, подлежащим специальным видам лечения (оперативное лечение, облучение, химиотерапия и т.д.) в стационарных условиях специализированного онкологического лечебно-профилактического учреждения, 
• тяжелые формы сахарного диабета при наличии осложнений и стойких нарушений функций организма, приводящих к значительному ограничению жизнедеятельности и требующих длительного лечения в условиях специализированного медицинского стационара. 

И так далее…

Вот как эти перечни заболеваний оценивают врачи-неврологи. Они поделились с «Новой» своим мнением на условиях анонимности.

«Когда уже нет шансов…»

Тюремные врачи (так же как и гражданские) в случае с тяжелобольными осужденными очень боятся отступить хоть на миллиметр от рекомендаций, обозначенных в обоих перечнях заболеваний: арестант должен быть «еле живым», его следует актировать, если есть опасность, что он может скончаться за решеткой и испортить статистику.

То, что в перечнях заболеваний полно расплывчатых формулировок и есть простор для толкования, подтверждает и другой врач-невролог: 

Врач-реаниматолог Александр Полупан считает, что не имеет смысла обсуждать качество этих двух списков заболеваний и размышлять о том, стоит ли их как-то улучшать. Он говорит, что, когда адвокаты приносят в суд заключения независимых врачей о состоянии здоровья тяжелобольных заключенных, суд не принимает эти документы, декларируя, что доверяет лишь тюремным медикам.

Как надавить на врачей и подделать диагноз

Когда я была членом ОНК и посещала в московских СИЗО тяжелобольных заключенных, которых возили на медосвидетельствование в 20-ю клиническую больницу, я неоднократно слышала рассказы заключенных и их адвокатов о давлении на врачей оперативниками: те специально приезжают в больницу, стремясь не допустить «благоприятного» для арестанта медицинского вердикта.

И речь идет не только о «политических», это могут быть обвиняемые по экономическим статьям — заключенные, от которых следователям нужны показания в обмен на лечение или освобождение из-под стражи. На самом деле при расплывчатости медицинских формулировок, при отсутствии независимого контроля (как со стороны правозащитников, так и со стороны независимых медиков) тюремные и гражданские врачи под давлением могут поставить тот диагноз, который не позволит суду их освободить. Владимир Кара-Мурза* рассказал «Новой», что на этапе из Омска в Москву его сопровождала тюремный врач (так делается во время этапирования, когда осужденный болен). Она рассказала политзэку, что 

А такой диагноз под освобождение не подходит.

С похожей фальсификацией диагноза сталкивался и врач-судмедэксперт Виктор Козылбаев: 

Врач-судмедэксперт Виктор Козылбаев хорошо изучил постановления об освобождении и часто дает врачебные заключения для судов как независимый эксперт. Он объясняет, что не так в перечнях заболеваний: 

Три «ключа» к освобождению: Страсбург, резонанс, независимые врачи

До весны 2022 года (после начала СВО Совет Европы приостановил членство в нем России, в марте Россия начала процесс денонсации Европейской конвенции по правам человека (ЕКПЧ), в июне 2022 года Россия вышла из юрисдикции Европейского права по правам человека. — Ред.) у тяжелобольных российских заключенных все-таки была возможность освободиться по болезни, получить лечение в гражданской больнице и выжить. В этом очень помогал Европейский суд по правам человека. Адвокаты использовали 39-е правило ЕКПЧ, которое дает возможность обратиться в Страсбург в случае, если вопрос идет о жизни и смерти заявителя.

Адвокат Светлана Сидоркина рассказала «Новой», как благодаря Европейскому суду, прессе и общественному резонансу ей удавалось освобождать своих подзащитных.

Одно из таких освобождений — история Владимира Топехина, осужденного на 7 лет колонии общего режима за то, что Топехин не вернул своему знакомому 10 миллионов рублей: в обвинении его поступок квалифицировался по статье «мошенничество».

Судебный процесс по этому делу проходил в следственном кабинете СИЗО «Матросская Тишина».

Но вот очередное доказательство несовершенства перечня заболеваний, подлежащих актировке: парапарез, то есть полный паралич, в случае Топехина не препятствует содержанию заключенного под стражей, а значит, по мнению тюремных и гражданских врачей, он по-прежнему может содержаться в СИЗО. Кто за ним должен ухаживать, менять ему памперсы, обрабатывать пролежни, врачи при медицинском освидетельствовании Топехина не указали.

Он рассказал врачам, что его болезнь — результат ДТП, которое произошло в январе 2013 года. Судья Неверова приговорила Топехина к семи годам колонии и прописала в приговоре, как он может искупить свое преступление: она сняла арест с его денежного вклада и обратила долг Топехина в 10 миллионов рублей в счет погашения гражданского иска истца Кулагина. Таким образом, Владимира вполне можно было отпустить, ведь «украденные» деньги он вернул. Но парализованного «финансиста» (как называл себя Топехин, когда его спрашивали о профессии) отправили в Костромскую тюремную больницу. И там за его освобождение стала бороться адвокат Светлана Сидоркина.

Месть прокуратуры

«Почему медики не стремятся актировать тяжелобольных заключенных?» — спрашиваю я у адвоката Сидоркиной.

Врач Виктор Козылбаев рассказывает, как его тюремные коллеги объясняют, почему они не спешат актировать тяжелобольных заключенных: «Ну а чего нам выпускать больных этих на свободу, у нас есть своя больница, медчасть, мы там все лечим, и вполне адекватное лечению получается». Я всегда им возражаю: «В постановлении правительства под номером 54 «О медицинском освидетельствовании» черным по белому написано, что если заболевание входит в перечень, то нужно освобождать заключенного из-под стражи».

В последнее время приходится сталкиваться с верхом прокурорского цинизма. Это когда с большим трудом удается освободить из колонии тяжелобольного заключенного, используя для этого прессу, правозащитников, адвокатскую настойчивость, заключение независимых медиков, но после положительного решения суда прокуратура все равно обжалует освобождение, и осужденный рискует снова оказаться в колонии без медицинской помощи.

Так было с Петром Парпуловым, 65-летним авиадиспетчером, осужденным за «госизмену», у которого в колонии обнаружили рак третьей степени, и тюремные врачи признавали, что он должен быть освобожден, но уговаривали его лечиться в областной тамбовской больнице. Парпулов написал ходатайство об актировке, потому что хотел оперироваться в гражданской больнице, чтобы ему не пришлось через пару дней после операции вернуться в колонию с мочеприемником. Благодаря публикациям в прессе, поддержке Уполномоченного по правам человек в России Татьяны Москальковой суд в Тамбове со второй попытки освободил Парпулова, но прокуратура вышла с протестом.

Потом, правда, авиадиспетчеру повезло — кассационный суд отказал прокуратуре.

А вот дело Сергея Неворотина еще не закончилось. На днях Торжокская межрайонная прокуратура потребовала отменить постановление суда о его освобождении по состоянию здоровья. Тренер из Бежецка Сергей Неворотин в декабре 2023 года приговорен к шести годам колонии по делу о «военных фейках». У Неворотина обнаружили рак четвертой степени и в сентябре актировали по суду. Местный прокурор обжаловал это решение: «Получает регулярное лечение, к процедурам относится удовлетворительно, лекарственные препараты принимает, состояние здоровья расценивается как удовлетворительное, прописан полупостельный режим, передвигается самостоятельно, инвалидности не имеет, в постоянном уходе не нуждается».

Петр Парпулов осужден за «госизмену», Сергей Неворотин — за «фейки». Гособвинители считают их врагами государства, которые не заслуживают милосердия.

Но, по мнению следователей, прокуроров и судей, милосердия не заслуживают не только политические заключенные. Вот история Екатерины Гавриловой, осужденной за сбыт наркотиков.

Первый и последний прецедент милосердия

Екатерина Гаврилова, 38 лет, оказалась в московском женском СИЗО-6 во второй раз. В первый раз ее осудили на четыре года. Через несколько лет — снова обвинение в сбыте наркотиков. Катя говорила мне, что оба раза ее подставили, но она не смогла доказать ни на суде в первый раз, ни на следствии во второй раз, что она не сбытчица.

В первые же недели в СИЗО весной 2018 года Гаврилова стала себя плохо чувствовать. УЗИ ей пришлось ждать полтора месяца. У нее обнаружили ВИЧ, она получала терапию. А живот продолжал болеть и увеличиваться в размерах. Гаврилова решила, что это гепатит. Через несколько недель ее все-таки привезли в больницу «Матроской Тишины», потом дважды возили в онкодиспансер, чтобы сделать гистологию, и оба раза гистология получалась нечеткой, а следователь, которая могла инициировать освобождение по болезни, требовала более четкий анализ.

Тем временем рак желудка у Екатерины развивался, она уже не вставала, лежала в отделении интенсивной терапии больницы «Матросской Тишины» и ей кололи обезболивающие. Тюремный врач «Матросской Тишины», которая поняла, что дело серьезное, а следователь не собирается инициировать актировку, стала стучаться во все двери, требовать освобождения тяжелобольной пациентки, и в «Матросскую Тишину» пришла основатель Первого московского хосписа Нюта Федермессер. Ей удалось договориться с ФСИН России о госпитализации Гавриловой в хоспис. Нюта рассказывала, что прочла в Facebook* пост Евы Меркачевой (правозащитница, в 2019 году — заместитель председателя ОНК Москвы. — Ред.), который стал для нее сигналом к действию. Меркачева писала, что в больнице «Матросской Тишины» умирает женщина с четвертой стадией рака и ей не дают обезболивающих. А следователь, которая могла бы изменить меру пресечения заключенной, отказывает ей в освобождении. Нюта решила помочь этой женщине и таким образом создать прецедент взаимодействия хосписов и тюремного ведомства.

Это, кажется, был первый и последний случай попытки подобного взаимодействия.

Катю Гаврилову в хоспис привезли под конвоем, четыре конвоира находились с ней в палате, первую ночь она провела в наручниках. Потом наручники сняли, в хоспис приехала следователь и изменила Гавриловой арест на подписку о невыезде.

Дело по обвинению Гавриловой в сбыте наркотиков закрыли только после ее смерти.

Она умерла в хосписе через три недели.

Попадая в СИЗО и в колонии, российские заключенные — политические и не политические — на своем опыте узнают, что такое новый российский «ГУЛАГ». Если случится заболеть в заключении, то их шансы выйти на свободу живыми уменьшаются в геометрической прогрессии. 

* Признан «иностранным агентом».

** Является частью компании Meta, чья деятельность признана экстремистской и запрещена на территории РФ.