Что: Выставка «Квадрат и пространство. От Малевича до ГЭС-2».
Где: Москва, Болотная набережная, 15, пространство «ГЭС-2».
Когда: до 27 октября 2024.
Сегодня в залах фонда «Эра», рядом с Новым Арбатом, открылась выставка «Живая графика» Славы Колейчука и его дочери Ани (а я помню её ещё совсем маленькой, ясельного возраста, девочкой). Одновременно «Открытая сцена» на Поварской показывает выдвинутый нынче на «Золотую маску» спектакль Тотального театра Вячеслава Колейчука «Путешествие Квадратика», где Аня сценарист, режиссёр, автор идеи, компьютерной графики и костюмов.
Отталкиваясь от традиционного библейского сюжета о семи днях творения, создатели спектакля выходят на самые болевые точки духовной (или бездуховной?) жизни современного человека. И делают это, «играя» в кубики и квадраты Казимира Малевича. С другой стороны, пиксель — «первоатом» любого графического изображения на экране телевизора или дисплея — это тоже крохотный квадратик.
Авторы с самого начала позиционируют пространство и время, в которых зрителям предлагается пережить метаморфозы, случающиеся с удивительным героем, Квадратиком, как сегодняшние, наши с вами. Спектакль начинается «снегом», который мы привыкли видеть на экране ненастроенного телевизора. И дальше действие разворачивается в виртуально-информационном пространстве начала XXI века. Но — в соавторы, интерпретаторы и духовные поводыри наряду с ветхо-новозаветными нравственными заповедями приглашается Казимир Малевич с его Черным, Красным и Белым квадратами. С молодым человеком (а к нему, думается, прежде всего обращаются создатели спектакля) затевается разговор о ценностях так обесцененной ныне жизни. И ведется он не только на языке Библии, но и на языке модных у сегодняшнего «юноши, обдумывающего житьё» постулатов супрематизма.
Ключевое слово — «супремум». По латыни — «высший». Определяющий образ — Чёрный квадрат. У Малевича это что-то вроде астрофизической «чёрной дыры», при входе в которую — дантово: «Оставь надежду всяк сюда входящий». Кто-то даже назвал его крематорием с пеплом всего предыдущего искусства.
Тем, кто отправил в путешествие современный живой кубик, по крайней мере, ясно, что «Чёрный квадрат» — такой же неотъемлемый знаковый символ своего времени, как футуризм Бурлюка и Маяковского и все другие одновременные «измы». И чтобы на самом деле проникнуть в тайну этой вершины мирового авангарда, надо глубоко погрузиться в философию Фёдорова, Ильина, Бердяева, Гершензона, в поэзию «серебряного века», в цветомузыку Скрябина и Кандинского.
Но здесь, в спектакле, супрематическая символика авангардистов прошлого века — вместе со строгой хореографической пластикой, с углубляющей фарватер сюжета музыкой, с точным, осмысленным использованием цвето- и светоэффектов — служит прежде всего выражению сегодняшних тревог и надежд.
В моду вошло представление о том, что новые информационные технологии ведут не только к новому, виртуальному миру, но и к новому, «нулевому» человеку. Дерзость данного спектакля не в одних его непривычных, поражающих воображение выразительных средствах, но прежде всего в его резком протесте против «оцифровки», «обнуления» внутреннего, духовного мира человека.
Вот об этом спектакль. О вере в то, что человек все-таки, даже если он с ног до головы оцифрован и может совершать путешествия во времени в виде и под знаком этакого живого кубика-квадратика, не станет «нулевым». Ибо и в новом веке, и до скончания веков, наверное, с ним на его духовных, нравственных внутренних весах, навсегда останутся его «проклятые» вопросы. Что есть истина? Быть или не быть? Что делать? И — в конечном итоге — камо грядеши?
Впрочем, в спектакле он и не отождествляется буквально с геометрической фигурой. Живой, реальный человек проступает из хаоса первомира. Потом раздваивается на две ипостаси: Он и Она. Адам и Ева, если хотите. Но это может быть кто угодно. Или что угодно: разные национальности, вероисповедания, полярно противоположные взгляды на общественное мироустройство.
Этот двуединый человек начинает сперва осторожно, а потом все активнее исследовать и преображать окрестности своего бытия, пытается смягчать его холодные острые углы в овалы. А мир сопротивляется этому решению неразрешимой «задачи о квадратуре круга» и все время возвращается к исходным углам.
И когда, все-таки, человеку удается преобразить черный квадрат в круг, этот круг оказывается чёрным Солнцем. А он с сизифовым упорством, шаг за шагом, продолжает очеловечивать бесстрастный мир окрест. Но — очеловечивать при этом и себя тоже.
И вот уже, при разворачивании, вращении, трансформации Чёрного квадрата появляется квадрат Красный. А это ведь алый цвет христианских икон, цвет Жизни, цвет Любви. Из Красного, поднятого к вершинам духовности, вырастает Белый квадрат. И когда на сцене Он и Она — все в белом — осваивают, исследуют олицетворяющий Белый квадрат куб со сверкающими металлическими гранями, на них осторожно, но достаточно явственно проступают радужные блики. Белый всегда несет в себе радугу. Но — не забудем — и чёрный тоже несет в себе поглощенную радугу. Между чёрным и белым нет в «Путешествии Квадратика» традиционного противопоставления. И в точке соприкосновения чёрного и белого всегда возникает цвет. Это освобождение радуги из-под однозначной власти только белого или только чёрного и есть, собственно, Жизнь. В споре чёрного и белого рождается многоцветие мира.
Смысл кульминационной сцены спектакля — игры в чёрно-белые «шахматы» на красной доске Жизни — двойственная природа Человека заставляет его играть в эти «шахматы» с самим собой. И мы не знаем, какое начало в нас победит. Эта игра, собственно, и делает нас людьми.
Ибо нет нас, стопроцентно белых или, наоборот, чёрных. В каждом есть все. Спектакль — об этом. Но еще и о том, что игра никогда не заканчивается. Гаснет свет на сцене. А игра продолжается. И потому продолжается Жизнь.
В реальности человек стремится обычно довести до победного финала любую затеянную им игру, будь-то шахматы, война или возведение дома, города, государства. А на самом деле те «шахматы», в которые играет наш внутренний мир, сплошь и рядом состоящий из альтернатив и распутий, не имеет финальной победы или поражения. Но в конце концов из игры в эти «шахматы» нашего «внутреннего человека» и рождается и красный цвет жизни, любви, и многоцветие радуги.
И так — до финишной прямой. Но есть ли она, эта финишная прямая? Он и Она в спектакле все время идут на сближение. И все время, словно не видя друг друга буквально в упор, проходят мимо, удаляются в свои уединенные экстремумы. Лишь в финале на секунду сливаются в едином силуэте. Задерживаются и — снова расходятся. Останавливаются. Оглядываются друг на друга. И тут сцена-экран снова скрывает от нас за пеленой того самого, как в начале, виртуального телевизионного «снега».
Конец спектакля. И мы не знаем, разойдутся они снова или, наконец, соединятся навсегда. Авторы предпочитают следовать совету известной песни: «Думайте сами, решайте сами…».
Мультимедийный проект «Тотальный театр» — одна из идей Вячеслава Колейчука. Свидетельства их осуществления — многочисленные отечественные и международные дипломы о его открытиях и изобретениях. На моей памяти, по крайней мере, три случая, когда в связи с его именем и работами я услышал: «Гениально».
Однажды — случилось это много лет назад — пришел я в Московский архитектурный институт (МАРХИ) готовить для «Комсомолки» репортаж о наиболее интересных дипломных и курсовых студенческих проектах. Профессор, числящийся в классиках отечественного зодчества, к которому я обратился за советом, начал ответ так: «Есть тут у нас один гениальный юноша. Слава Колейчук». — «Гениальный — это Вы с иронией?» — «Нет, почему же? Более чем серьёзно».
Речь шла об открытии, одновременно сделанном в СССР и США. За океаном великий американский архитектор Бакминстер Фуллер, а у нас студенты МАРХИ Слава Колейчук и Юра Смоляров получили патенты на изобретение нового класса строительных материалов — вантово-стержневых или самонапряженных конструкций, в которых «игра сил» используется с оптимальным КПД. Оттого они исключительно прочны и надежны, несмотря на то, что внешне выглядят хрупкими.
Сегодня вантово-стержневые конструкции работают и на земле, и в космосе, в самораскрывающихся орбитальных парусах-антеннах. За земной «Парус», самонапряженную конструкцию на площади Наций в Новой олимпийской деревне, Вячеслав в 1998 году был удостоен Государственной премии России. На исходе ХХ века в Москве случился ураган. Он скатал в рулон одну из крыш в Кремле, пронес ее по воздуху, обламывая «ласточкины хвосты» кремлевской стены, и обрушил эту трехтонную махину рядом с Мавзолеем. Но вот хрупкие на вид вантово-стержневые хитросплетения «Паруса» удар стихии выдержали.
Лёша Ивкин, самый первый капитан «Алого паруса», написал в «Комсомолке» заметку о невозможных фигурах (их можно изобразить на бумаге, но невозможно построить в реальном пространстве, как, например, знаменитый треугольник Пенроуза с тремя прямыми углами). Заметка завершалась саркастической фразой: «Тот, кто построит треугольник Пенроуза, может считать себя гением». Когда я показал Славе эту заметку, он только весело хмыкнул в заведенные к этому времени усы а ля Николай Васильевич Гоголь. Самоирония у него была запредельная, под стать его запредельной интуиции в формотворчестве. И — ноль тщеславия. На самом деле к этому времени Колейчук уже построил и треугольник Пенроуза, и другие фигуры, ранее считавшиеся невозможным.
Когда Колейчук открыл новый, четвертый, после живописи, графики и скульптуры, вид изобразительного искусства — рукотворную голографию, Третьяковская галерея предоставила время и отдельный зал для демонстрации этого открытия.
Академик Борис Раушенбах, который был не только одним из отцов нашей космонавтики, вместе с Королёвым отправлявшим Гагарина на орбиту, но и глубоким исследователем пространственных взаимоотношений в искусстве разных веков и народов. Узнав, что он посетил выставку Колейчука в Третьяковке, я позвонил ему домой, спросил о впечатлении. Борис Викторович ответил: «Художники веками бились над передачей объема на плоскости, создавали для этого целые знаковые системы. А этот человек «одним жестом» решил проблему безо всяких физических и технических премудростей, которые сопровождают объемные изображения в современной голографии. Если в двух словах: гениально просто. Не «просто гениально», а именно «гениально просто». Тут важен порядок слов».
В Доме культуры «ГЭС-2» с 20 июня по 27 октября 2024 г. открыта выставка «Квадрат и пространство. От Малевича до ГЭС-2». В экспозиции представлены произведения Эрика Булатова, Ильи и Эмилии Кабаковых, Василия Кандинского, Александра Родченко, Энди Уорхола и других знаменитых художников. Посетители увидят работы «Свеча» Герхарда Рихтера, «Портрет Амбруаза Воллара» Пабло Пикассо, авторское повторение «Черного квадрата» Казимира Малевича.
О чём выставка? На этот вопрос её организаторы отвечают так: о том, как «Черный квадрат» Малевича повлиял на основные художественные концепции прошлого и нынешнего столетий, какую роль наследие передвижников играет в возникновении русского авангарда и как супрематизм сформировал феномен современного искусства.
Вчера вечером на телеканале «Культура»Михаил Швыдкой посвятил этому событию последний выпуск своего ток-шоу «Агора». К участию были приглашены:
Во время этой передачи было сказано немало интересного,глубокого, а местами и мудрого. Вот на вскидку несколько записей из блокнота — не дословно, в моём переложении с прибавлением в текст кое-чего и от себя, как я это сам понимаю.
Две «визитные карточки», встречающие посетителя выставки, — «Чёрный квадрат» Малевича и… «Чёрное море» Айвазовского. Авангард появляется как бы ниоткуда. На самом деле внутри «Чёрного моря» уже дышала «супрематическая» природа двух беспредметных стихий — неба и моря, которая потом так резко, якобы «вдруг» обернулась «Чёрным квадратом».
Атмосфера этой выставки — внезапность. Вдруг! «Не ждали», одним словом. Но ведь это традиция русского изобразительного искусства, начиная с икон Рублёва и росписей Дионисия. А сами эти Мастера впитывали своё «вдруг» из окрестной природы. Откуда «голубые удары Рублёва» которые так восхищали Матисса? Вглядитесь в плащ среднего ангела в гениальной рублёвской «Троице». И почувствуете и цвет, и даже форму всплывающих в море золотой ржи лепестков полевого василька.
Малевич — это не про плоскость. Это про пространство.
Публика не всегда знает, чего она хочет. Я не пытаюсь придумать то, что нужно людям. Я это придумываю и потом убеждаю их, что это им нужно. У этих слов есть конкретный автор. Он назывался на передаче. Намеренно не называю его. Ибо это не просто личное мнение одного человека, а более распространённое заблуждение, будто новое внезапно рождается в головах индивидов, которых люди называют гениями, провидцами, проходя мимо более долговременных, объективных процессов, исподволь, десятилетиями и даже столетиями готовящих наши вчерашние и сегодняшние «вдруг!».
У нас у всех одна родина. Это культура. Наука — такая же часть культуры, как и искусство. А с другой стороны, вместе с наукой новое открывают художники, поэты, композиторы. При этом наступление авангарда широким фронтом всегда идёт с опорой на традиции. Например, цветомузыка скрябиновского «Прометея» прорастает из творчества композиторов «Могучей кучки». Не может быть никакого авангарда без опоры на фундаментальную традицию.
В блицинтервью о выставке с журналистом Игорем Гребельниковым («Коммерсантъ», 25.6.2024 г.) Зельфира Трегулова, между прочим,сказала:
«Обратимся к концу 1950-х годов — то было время возникновения минимализма, поп-арта, движущихся художественных объектов — и увидим, что в Советском Союзе создают подобные произведения Лев Нусберг, Франциско Инфанте, Вячеслав Колейчук. Меня всегда это поражало. <…> Это был дух времени, наложенный на эйфорию оттепели, который и привел к феномену, который мы видим в их работах. Когда мы с известнейшим художником и куратором Питером Вайбелем работали над выставкой «Лицом к будущему. Искусство Европы 1945–1968», он признавал, что в работах наших художников тогда что-то на полгода-год возникало раньше, чем на Западе».
В связи с выставкой «Квадрат и пространство. От Малевича до ГЭС-2» З.И. Трегуловой не случайно были помянуты работы Вячеслава Колейчука. В бытность её гендиректром ГТГ в январе — мае 2021 года в Третьяковке прошла выставка «Лаборатория Будущего. Кинетическое искусство в России». Она объединила творчество самых разных мастеров за целое столетие. И одно из центральных мест в этом ряду (в нём, между прочим, — Татлин, Родченко, Малевич) занял Колейчук, его самонапряжённые, самовозводящиеся, самодвижущиеся, самосветящиеся конструкции. И в том же году, в той же Третьяковке — словно бы в продолжение — в июне-сентябре была открыта выставка, посвящённая 80-летию Вячеслава Колейчука и 100-летию знаменитой 2-й выставки ОБМОХУ (Объединения московских художников) — её ювелирное воссоздание именно Колейчуком в своё время вошло в постоянную экспозицию ГТГ.
В интернете эта выставка анонсировалась так: «Вячеслав Колейчук. «Живая линия»«. <…> Более 150 работ пионера кинетического искусства в России <…>, выдающегося художника-изобретателя, гения инженерной мысли. В творчестве Колейчука нашло воплощение страстное увлечение архитектурой, физикой, дизайном и оптикой.
Десятки неординарных его работ представлены на выставке как в отдельных залах, так и внутри постоянной экспозиции, на фоне работ Малевича и Кандинского.
Завершается выставка инсталляцией, воссоздающей Мастерскую и творческую лабораторию художника в зале экспериментальных проектов».
Как не случайно и то, что нынче работы В.Колейчука находятся в собраниях Третьяковки, Русского музея, музеев и картинных галерей, в частных коллекциях Франции, США, Чехии, Венгрии, других стран.
Вячеслава Колейчука не стало 9 апреля 2018 года. Год спустя вышла книга воспоминаний о нём.
Два абзаца из этой книги:
«Колейчук, будучи по профессии архитектором и занимавшийся дизайном, по-моему, <…> с постоянным упорством настаивал на своей приобщённости к искусству, явно сознавая, что искусство и есть та область, которая лучше всего реализует возможность вечности. Культурологическая среда <…> согласилась видеть искусство в его конструктивных сочинениях, а среди них случались замечательные. Например, <…> десятикратная лента Мёбиуса, которую в качестве конструкции для своего «Древа жизни» (что симптоматично) использовал Эрнст Неизвестный».
«Ушёл Волшебник. Светит солнце, летают птицы. А его нет. <…> На фоне неутихающей суеты за взгляд власти или крик толпы — он тихо делал Чудо. <…> И современники маялись — как?»
Разделяя пронзительную печаль отрывка из воспоминаний замечательного художника Б. Жутковского, хочу эту дневниковую балладу, соединяющую в себе воспоминания разных лет с днём сегодняшним, завершить давними моими стихами. Написаны они ещё при жизни Славы и посвящены формально самому «философскому» его изобретению — «стоящей нити», а по сути — смыслу его жизни. Это конструкция создаёт ошеломляющее зрителя впечатление, будто на его глазах опровергается закон всемирного тяготения, будто можно преодолеть притяжение Земли и не достигая второй космической скорости, не испытывая гигантские перегрузки ракетных стартов. Обыкновенная нитка сама поднимается вертикально вверх, да еще и несет на себе ввысь какие-то сверкающие на свету железки. В реальности тут срабатывает все тот же принцип самонапрягающихся конструкций. Только от предельной простоты сделан еще один, запредельный, шаг — к тому, что «гениально просто». Череда связанных между собой маленьких «луков», натягивает и устремляет ввысь нить-стрелу. И это ведь и некий символ самонапряжения его жизни.
А знаешь, только так и надо жить,
Как устремлённая к созвездьям нить,
Что рождена твоим воображеньем.
Не только формо — миросотвореньем
Дано добро нам в жизни утвердить.
Чтоб там, где вечно счастье невозможно,
Свой взор подняв от истины подножной,
От бездорожья дураков и дур,
От невозможных мыслей и фигур,
Сказать себе упрямое: «Возможно!»
Его стоящая нить автобиографична. Жить так, чтобы, не размениваясь на бизнес-приложения, оставляя их не просто идущим следом, но другим, иным по пониманию смысла и цели жизни, стремиться всё дальше и выше, в звёздную Синеву. Только так!
{{subtitle}}
{{/subtitle}}