Сюжеты · Общество

Азбука текущих событий

Карманный словарик для ориентации в происходящем в России-2024: от «А» от «Я»

Елена Панфилова, обозреватель «Новой газеты»

Петр Саруханов / «Новая газета»

Всё, чем мы живём, всё что с нами происходит в последние годы, так или иначе описывается неким набором слов. За этими словами скрываются смыслы, которые с весьма условной полнотой определяют истинное и наносное вокруг нас. Некоторые из них мы слышим и видим чаще, некоторые — реже, некоторые были с нами всегда и лишь немного изменили своё наполнение, иные же внезапно ворвались в наш язык и в наши мысли и стали во многом их определять. Вместе они складываются в карманный словарик, в своеобразный букварь, имея который под рукой, можно, как кажется, чуть легче ориентироваться в калейдоскопе происходящего.

Атомизированное общество

Мы, совокупные россияне в нашем текущем состоянии. Чтобы как-то пережить происходящее, мы — нет, не сплотились. Мы нырнули в наши раковины и задраили люки. От человека «при исполнении», да и просто от человека мы в большинстве своем уже не ждем хорошего. Долго пытались научиться быть обществом, и, страшно сказать, гражданским обществом, — но потом нам пояснили популярно, что это и вредно, и не суверенно, и даже наказуемо. Вот мы и разбрелись кто куда. Теперь, даже когда глашатаи охранителей, вон, надрываются, призывая народ на всех площадях всех социальных сетей «встать одной стеной» или кинуться помогать кому-то там, кому, как им кажется, все должны сейчас помогать, — в ответ тишина. Мы — улитки. Мы — атомы. Так безопаснее.

Фото: Алексей Душутин / «Новая газета»

Беспилотник (он же БПЛА) 

В обычной жизни всего лишь автономный аппарат, но в наше время — и грозное оружие, и слово, которое мелькает в новостях практически каждое утро. Почему утро? Потому что атаки беспилотниками что в одну, что в другую сторону происходят в основном по ночам. Летят себе в тёмном небе, жужжат, потом долетают, хоть и не все, врезаются во что-то, и это что-то либо взрывается, либо загорается. Опознавать беспилотники в небе умеет уже практически любой гражданский человек из приграничных с Украиной зон. А человек окопный их и опознаёт в мгновение ока, и боится их сильно: на линии фронта дроны стали эффективным инструментом разведки и поражения. А могли бы посылки и подарки людям доставлять.

Фото: Алексей Душутин / «Новая газета»

Вобла

Слово-эвфемизм, которое заменило многим в речи слово на букву «в», использование которого чревато в России сегодня самыми суровыми правовыми последствиями. Впервые в этом качестве «воблу» использовала жительница Тюмени Алиса Климентова, которая смогла доказать в суде, что её надпись на асфальте «нет *****» обозначала исключительно её неприязненное отношение к сушёной рыбе. С тех пор и повелось, что, если очень приспичило высказаться, но страшновато, — говорим о вобле.

Фото: Википедия

Государствоцентричность

Основа основ построения современной российской жизни, в которой власть всегда и всё лучше знает и якобы лучше делает. Последнее сильно под вопросом, но практически не осталось сферы жизни россиянина, в которую бы не заглянуло государство: оно нашло способ контролировать и регулировать не только привычные политику, экономику и социалку, но уже вовсю рулит культурой, искусством, спортом, семейным укладом и даже межгендерным взаимодействием. Для полноты картины осталось ввести регулирование количества фиалок на подоконниках и длину зубной пасты, допустимой к выдавливанию из тюбика, создать соответствующий надзорный орган, прописать штрафы и санкции за нарушение предписанного, и жизнь окончательно приобретет искомую государством прекрасность.

Фото: Дмитрий Лебедев / Коммерсантъ

Депрессия

Состояние, в котором пребывает та изрядная часть российского общества, которая ощущает, что всё движется сильно не туда, но не находит в себе сил и никакой возможности ни сказать об этом, ни тем более помешать происходящему. И речь не о медицинском диагнозе (хотя у многих — и о нём, недаром продажа всевозможных антидепрессантов в стране за последние два с половиной года выросла в разы), а о том давящем вязко-сером состоянии, в котором человек пребывает, когда он лишён возможности делать что-то, кроме «работа-дом-выходные», и чувствовать эмпатию. По самым разным подсчётам, таких человеков в стране под 30 миллионов, и поэтому зябкое облачко институциональной депрессии вполне заметно нависает над страной.

Фото: Алексей Душутин / «Новая газета»

Европа

И прочий Запад (во главе с некими страшными англосаксами, которых иногда возглавляют ещё более страшные американцы) — основные, наиосновнейшие враги России и, согласно утвердившейся официальной концепции, истинные виновники всего происходящего между Россией и её соседями по всему периметру в последние десятилетия. Оттолкнувшись от некогда локального мема «англичанка гадит», постулат о вине англосаксов развился в признанный концепт: Россия вовлечена в военные действия вовсе не с Украиной, а с этим коллективным Западом, где бы он ни начинался и ни заканчивался, и это — лишь эпизод неизбежного «экзистенциального» и потому вечного противостояния.

Фото: Алекс Сочацки / Коммерсантъ

Читайте также

Большое предсказуемое нечто с ядерной бомбой О том, кто хочет обратно в СССР, и как молодые люди выбирают «величие», а не свободу

Ё

Буква-фантом, которую всё реже используют на письме, исчезающая буква русского языка, использование которой, согласно аргументам сайта «Грамота.ру», в современном языке сугубо факультативно. Ровно так же факультативно, как существование в нашей действительности целого набора понятий, которые вроде бы есть, вроде бы должны быть, но — факультативны. Гражданские права. Выборы. Свобода совести. Свобода слова. Независимый суд. Все они — «ё». И из последнего и немного в другую сторону — «красные линии»: нас долго убеждали, что существуют некие непоколебимые и где-то кем-то негласно утверждённые пределы, переход за которые вызовет некие решительные ответные действия вплоть до самых крайних и совсем решительных. Как прояснили события в Курской области, даже «красные линии» — тоже факультативное «ё».

Фото: Алексей Душутин / «Новая газета»

Жёны мобилизованных

А также матери, отцы, бабушки и дедушки. И не только мобилизованных — родственники всех попавших в зону боевых действий обивают пороги и даже становятся на колени перед зданием Министерства обороны, пытаясь добиться сведений о пропавших или исполнения обещаний о ротации, демобилизации или компенсаций. В какой-то момент показалось, что жёны мобилизованных могут стать современной реинкарнацией солдатских матерей. Но власть довольно быстро решила, что надо это всё прекращать в зародыше, навешала на несчастных жён иноагентские плашки и, надо признать, прикрутила фитиль низового народного недовольства. Но закон перехода количества в качество продолжает действовать, особенно если сильно затронуть тонкошеих срочников. А их уже затрагивают.

Зет-блогеры

Армада патриотически настроенных бойцов эпистолярного фронта, разместившаяся в социальных сетях и чрезвычайно плодовито и яростно описывающая всё происходящее в зоне боевого соприкосновения и вокруг него. Они горделиво рапортуют и критикуют, они проводят сборы и постят селфи в камуфляже, они рисуют стрелочки, куда надо, и анализируют, как надо, они пишут то короткое «ура!», то длинное про «всё пошло немного не туда». Они делятся на группы и подгруппы, но особо выделяются среди них «тик-ток войска», которые вызывают раздражение у всех других зет-блогеров, успевших действительно понюхать пороху.

Фото: Алексей Душутин / «Новая газета»

Иноагент

До недавнего времени практически синоним «хороший человек со взглядами и позицией». Но, похоже, где-то там, в шельмующих кабинетах, начали заканчиваться имена и названия, и в традиционные пятницы объявлять иностранными агентами стали совершенно необъяснимый набор лиц и даже телеграм-каналов. Уже практически никто, за исключением самих иноагентов, для которых включение в реестр — обуза, хлопоты, и ограничения, не помнит, с чего и зачем всё это началось. На наших глазах как бы правовой инструмент (неправедного содержания) превратился в механизм разделения на «наших» и «не наших», на «чёрных» и «белых». Просто для гражданской сегрегации. Институт иноагентства, похоже, и создавался, и уж точно развился ровно для того, чтобы боялись (и молчали) все.

Фото: Эмин Джафаров / Коммерсантъ

Й

Потенциальные иноагенты, то есть приблизительно все, кто только чуть посмотрит помимо или поверх одобренных сверху лозунгов и смыслов. Практически каждый, кто хоть что-то с малым душком оппозиционности публикует у себя в социальных сетях, кто читает лекцию и вдруг включит в неё что-то условно либеральное, кто даже просто перепечатает у себя на страничке какой-то текст уже случившегося иноагента или, не дай бог, экстремиста-террориста, все они внезапно могут найти своё имя в пятничных списках. Даже вполне лояльные товарищи с удивлением обнаружили себя в реестре и теперь вопиют и удивляются, а зря.

Каноническая территория России

Инновационное словообразование, зародившееся в социальных сетях, чтобы описать театр военных действий, который вдруг повернул не туда. На самом деле это элегантное решение, чтобы как-то увернуться от необходимости говорить о реальной или конституционной границе России в контексте ведения боевых действий. Все ведь боятся нарваться на дискредитацию с фейками, когда говоришь о том, что не очень понятно. А если что-то непонятно, самое правильное — завернуть словесную конструкцию со словом «канон», и сразу всё становится немного загадочно и расплывчато: какой канон, чей канон, тот самый канон? И невольно поглядываешь в сторону ближайшего храма.

Фото: Алексей Смышляев / Коммерсантъ

Ларс (верхний)

Точка перетекания тех, кто не согласен с происходящим в стране и не желающих в этом участвовать, во внешний мир. Зримое воплощение этого перетекания. По картинке, из которой видно, сколько людей уезжает из России по сухопутной границе и какой плотности стоит поток. Название погранпункта стало нарицательным. Говорят, новостники, которые снимали там впечатляющие кадры многокилометровых очередей в несколько полос, часть оборудования оставили там же, у знакомых. Видимо, что-то знают?

Фото: Эмин Джафаров / Коммерсантъ

Мигранты

Не люди, но тема, которая в умах многих россиян перебивает по важности даже тему СВО, куда там ценам и квартирному вопросу! Услугами мигрантов (дворников, продавцов, таксистов, строителей, курьеров) пользуются все. И так же, похоже, все их истошно ненавидят. В общественном сознании образ мигранта тотально обрёл черты выходцев из Центральной Азии, и им приписывают все грехи, какие только можно. Они — страх и ужас обывателя. Нет, конечно, за приезжими из азиатских стран, так и много ещё откуда вполне себе водятся неблаговидные поступки и преступления. Как и за всеми прочими. Даже в МВД отмечают, что доля собственно преступлений за мигрантами значится совершенно не доминирующая — 4% от всех совершенных преступлений. Но ведь если есть возможность кого-то безнаказанно ненавидеть, то почему бы не ненавидеть. Доступная груша для битья, она ж для многих тот самый антидепрессант.

Фото: Алексей Душутин / «Новая газета»

Читайте также

Командовать правопорядком будут «хищники» В Приморье создали отряд добровольных дружинников из ветеранов СВО «Тигр». Корреспондент «Новой» сходила с «тиграми» в рейд

Нейтралы (они же «болото»)

Очень обидный на самом деле термин неполиткорректных исследователей для тотального большинства соотечественников, которых, наверное, можно было бы просто назвать обывателями: людьми, которые живут, не вникая в новостную повестку, не замечая, что там и зачем делается, помимо того, что касается непосредственно их бытовой жизни. В их картине мира нет ни фронта, ни санкций, ни людоедских законов. Ибо незачем. Популярно мнение, что наших нейтралов ничем не проймёшь и не разбудишь. Но вот какая штука, всё те же неполиткорректные исследователи замечают, что если приглядеться к истории, в том числе отечественной, то замечаешь: когда какие-то события особо кучно залезают к нейтралам в комфортную зону, именно они раз за разом становятся самой густой и яростной почвой для социального, скажем так, возбуждения.

Фото: Глеб Щелкунов / Коммерсантъ

Образ будущего

То, что все ищут. Ищет власть, ищет оппозиция (уж какая есть), ищут интеллектуалы, ищут писатели и художники. Есть мнение, что общество, не имеющее образа будущего, обречено. Нет, не обречено топтаться на месте и ковыряться в текущих проблемах, а обречено исторически: если оно не знает, куда двигаться, оно не только не движется никуда, а оно выдыхается, истончается, постепенно растворяется в этом своём «никуда» и исчезает. Поэтому и ищут все, что бы такое изобразить морковкой перед носом ослика-общества, чтобы он не споткнулся и не упал, а шёл куда-то. На какой-то краткий срок ослика можно взбодрить допингом, сухариком, чтобы он не останавливался, — и таким сухариком у нас стало СВО. Но и её потенциал конечен, и что там за её пределами, не знает, похоже, сейчас никто. А если кто сформулирует и сможет это сделать так, что ослик в этих словах опознает хрусткую вкусную морковку, то этот кто-то и поведёт его вперёд. Вот все и стараются. Но пока садоводы-огородники из них всех так себе.

Фото: Антон Новодерёжкин / Коммерсантъ

Политзаключенные

Множащееся море россиян, пострадавших за упорное стремление шагать не в ногу: говорить не то, писать не то, делать не то, не те спектакли ставить, не с теми якшаться и не в ту дуду дудеть. Среди тех, кого наказали теми или иными чудовищными сроками (все до одного сроки чудовищны, но некоторые совершенно людоедские), и студенты, и профессора, и водители, и врачи, и режиссёры, и продавцы — представители всех страт, всех уголков общества, которых объединяет лишь одно: власть сочла их людьми, угрожающими насаждению и продвижению единомыслия, единообразия. Кому-то срок впаяли как личную вендетту, а кому-то — чтобы напугать других. Статей же, по которым можно стать сегодня «политическим», с каждым днём всё больше, и принтер не унимается, придумывая санкции на каждый чих. Где общий знаменатель — несогласие с политикой (партии — зачёркнуто) суверенного авторитаризма. Хотя в будущем историки подберут этому другое, более точное название.

Фото: Глеб Щелкунов / Коммерсантъ

Читайте также

«В моей голове нет тюрьмы» Письма политзаключенных «Новой газете»

Русский мир

Концепт, с которым как с писанной торбой носятся охранители. Что во власти, что где-то рядом, при ней, вырос сонм приверженцев национально ориентированной идеи, про которую говорят много, про которую написано изрядно, которая звонко рокочет в песне Шамана «Я — русский!», но которая не отвечает на главный вопрос: «И что?» Просто чтобы быть? И уж совсем она не отвечает на вопрос, как и куда эта лапидарная идея может повести за собой людей, живущих в многонациональном, многоконфессиональном государстве, где ткань общества соткана не только из русских, но и из чувашей, бурятов, марийцев, лезгинов, татар и кабардинцев, много-много из кого. От этой проблемы вроде отмахнулись инфантильным: «Это не важно, мы все по сути тут русские», но вопрос остался висеть в воздухе, набухая напряжением. На него предпочитают не обращать внимания — уж больно игрушка хороша — и гремят этим «русским миром» тут и там, когда на реально встающие перед страной вопросы нет чётких ответов.

Фото: Алексей Душутин / «Новая газета»

Ситуация 

Всё, что иначе не назовёшь, но что реально происходит. Слово, которое покрывает бесконечное количество новостных поводов от фронтовых сводок до паводков и пожаров. Такая безликая конструкция, у которой нет ни плюса, ни минуса, ни источников, ни виновников. Ведь ситуация, она же сама собой случается, берётся из воздуха и прирастает к действительности, становится её частью. Но ни разрешать её, ни вообще что-то с ней делать никто не должен, поскольку ситуация — это наш новоявленный продукт фатума. Происходит, потому что происходит. Если начать задавать уточняющие вопросы, можно получить по лбу с разной степенью повреждений: от закрытия СМИ или канала до реального срока.

Телеграм

Современный многоголосый заместитель «говорит и показывает Москва» в наших пенатах. Но не только Москва: все говорят и показывают. Событийная лента в телеграме обновляется чаще, чем лента во многих официальных новостных агентствах, а порой не только чаще, но и точнее. Телеграм заместил собой многоголосицу свободного медийного мира, который выкосили практически подчистую, недокосив лишь самых, как чертополох, упорных. Каналы левые и правые, частные и вовсе нет, каналы экс-президентов, мэров и губернаторов, политзэков и фронтовиков, каналы про гламур и про пытки, про кошечек и про многофакторный разбор сущего методами критического познания. Вся эта палитра голосов изрядно подбешивает власть, это всё более заметно. Как выяснилось, подбешивает не только отечественную власть. Вот Франция и прочие Европы сильно взъелись на телеграм как средство тайной коммуникации промеж всяких сильно нехороших людей — террористов, наркодилеров, педофилов и прочих всяких криминальных элементов. Все забывают, что телеграм вне нашего пузыря всего лишь мессенджер и что его можно воспринимать не как самодельное полифоническое медиа, а как неконтролируемое место сбора всякого сброда. И телеграм в этом образе получает по голове во Франции. А наши приглядываются к такому новому опыту. Ведь они лишь тренировались набрасывать узду на отдельные каналы и порой прикручивать доступ, но пока не спешили полностью прикрывать это дело. Пока. Видимо, из-за фронтовиков.

Фото: Алексей Смагин / Коммерсантъ

Читайте также

Павел Дуров задержан во Франции. Что известно В чем обвиняют основателя мессенджера Telegram. И как он получил французский паспорт

Уехавшие

То ли миллионный, то ли даже более чем миллионный пароход, отчаливший из страны за последние два с половиной года. Прекрасные и гражданственные, умники и умницы, кто-то даже говорит — цвет поколения. Уехали, потому что не смогли совместиться с тутошней генеральной линией, вошли с ней в резонанс. Вроде как бы всё ещё россияне, но вроде как бы уже и не вполне. Порой без особого толкового словаря с оставшимися друг друга не понимающие. Но они очень переживают за последних, стараются помогать, машут им руками: давайте к нам, что же вы? И очень расстраиваются и даже обижаются, когда их не слышат. Да и мы тут расстраиваемся, когда замечаем, как наша оптика не совпадает с их. Но мы это поправим. Обязательно поправим.

Фото: Эмин Джафаров / Коммерсантъ

Фашизм

Вовсе не то, что описывается в разных умных книгах про прошлое, а ругательное слово для всего, что не нравится в настоящем как власти, так и отдельным людям. Власть обзывает фашистскими все не симпатичные им страны и группы людей, провластные комментаторы и авторы в медиа и социальных сетях клеймят фашистами всех, кто думает не так, как они. Термин «фашизм», на глазах теряя свой изначальный смысл, низведён до бытового употребления. Соревнуются с ним только терроризм и экстремизм — их тоже припечатывают ко всем подвернувшимся неугодным. Такие три коня идеологического апокалипсиса — фашизм, терроризм и экстремизм.

Хлопок

Описание некоего явления, за которым, как правило, следует пожар или разрушения, а чаще и то и другое вместе. Используется повсеместно что официальными источниками, что полуофициальными, когда совершенно не хочется или ну совсем никак нельзя рассказать о случившемся правду. А иногда и просто так, уже по привычке используется. Что-то очевидное глазу, но на словах не являющееся тем, чем кажется. Чистый языковой постмодерн.

Фото: Алексей Душутин / «Новая газета»

Цены

Измеритель всего, маркер всего. Ничто так не определяет настроения в стране, как динамика цен. Да и процесс их отслеживания сам по себе эти настроения определяет. Сидим, смотрим: яйца подорожали — всё плохо-плохо-плохо, вот-вот всё рухнет-рухнет-рухнет. Но стоит. Помидоры подешевели — всё нормально-нормально-нормально, выживаем, выдыхаем. А они берут и дорожают обратно. А за ними бензин. Или вот бытовая техника — санкционная, из-под полы — дорожает и дорожает, что естественно, а китайская должна же дешеветь, но нет — тоже дорожает. Нам сообщают, что инфляция под контролем, только зачем-то при этом свою эту учётную ставку повышают. Но мы во всё это не верим и просто берём лупу и сравниваем цены — и по ним определяем, куда всё несётся. Пока не туда.

Чрезвычайная ситуация

Есть официальная, а есть по ощущениям. Первую всё чаще объявляют, потому что что-то горит, или что-то затопило, или что-то взорвалось, и так всё чаще и чаще, и это невозможно не заметить. А тут войска соседней страны зашли на нашу территорию. Как выяснилось, это не что-то там, а тоже чрезвычайная ситуация. Странно. Но не поспоришь: по ощущениям тоже так. Открываешь утром новостную ленту и понимаешь, что эта самая чрезвычайная ситуация не специальный режим функционирования, а формат существования. Длящееся состояние.

Фото: Алексей Душутин / «Новая газета»

Читайте также

«Если увидишь сына, кто его отдаст?» Как матери пропавших в Курской области срочников ищут их следы и почему не едут за ними

Шебекино

Город — символ того, что всё может пойти не туда. Первый появившийся в новостях российский город, в котором вдруг потребовались бомбоубежища, из которого вдруг стало необходимо вывозить куда-то детей, в котором распечатали систему оповещения о возможности прилёта и в котором люди научились определять дома несущую стену. Они ни разу не подписывались на всё это и на эти знания, но так порой бывает, что то, что ты не хочешь замечать, что ты выносишь за пределы сознания, приходит к тебе длинным звуком сирены. И ты учишься. А потом набрасываешь короткую инструкцию по поиску несущей стены и пересылаешь её родственникам в Курск.

Место обрушения подъезда жилого дома в Шебекино. Фото: Павел Колядин / ТАСС

Щебень

А также гравий, галька, песок, суглинонок и прочие мелкие фракции, из которых вместо чего-то крепкого, долговечного и надёжного по вполне любому россиянину понятным причинам были построены плотины и дамбы, которые потом вдруг — событие! — размыл внезапно случившийся паводок, приведя к наводнению, к эвакуации десятков тысяч людей, к потерям домов и имущества, к жертвам. А всех-то делов — щебень. Мелкое сиюминутное крошево вместо «думаем и делаем». Но последнее — совершенно не барское и не прибыльное дело.

Последствия прорыва дамбы в Орске. Фото: Анатолий Жданов / Коммерсантъ

Ъ

Ястребы-милитаристы во власти, группа башен, которая за то, чтобы гайки были закручены до предела, чтобы железо лязгало, снаряды летели, массы маршировали, зайдясь в упоении величием момента. Говорят, у них там не всё хорошо с единством, уж очень они любят покусать друг друга. Но, тоже говорят, они сейчас на коне и определяют курс и «повесточку».

Председатель ГД России Вячеслав Володин (слева) и председатель комитета ГД России по информационной политике, информационным технологиям и связи Александр Хинштейн. Фото: Дмитрий Духанин / Коммерсантъ

Ы

Звук, который в его протяжном варианте издаёт любой нормальный человек, когда слышит, видит или читает что бы то ни было объяснительное о том, что на самом деле происходит у нас во власти и куда это всё у наших башен движется. Тотальное «ы» и ничего больше, поскольку сообщать населению, что и зачем в данный момент в принципе в стране происходит, совершенно не входит ни в чьи планы. И властные назначения валятся на страну как снег на голову — ыыыыы. И аресты вчера неприкасаемых происходят пачками — ыыыыы. И визит зарубежный руководителя страны приходится на момент, когда у нас тут в одной области «ситуация» с боями и взрывами, — ыыыы. И, кстати, мы вам тут тарифы ЖКХ повысили — ыыыыы. Звук замещает нецензурное.

Ь

Либералы-технократы, некие, как их часто представляет общественное бессознательное, умники в очочках, которые в самых важных, отвечающих в первую очередь за финансы и экономику кабинетах сидят и следят, чтобы вся эта наша конструкция с лязганьем и потрясанием кулаками не рухнула вообще, а под санкциями в частности. Кто они такие, точно никто не знает, но то, что они есть, знают все. Как и то, что у них страшные тёрки с ястребами-милитаристами, такое вечное перетягивание каната. Кто сейчас ведёт, неизвестно, но эти, технократы, они страшно хитрые и, скажем так, прямоватых ястребов, говорят, в конце концов всегда обыгрывают.

Эмиграция

Способ избежать взаимодействия с тем, кто происходит вокруг. При этом можно совершенно никуда не ехать, хотя многие и пакуют чемоданы и переносят физическое тело куда подальше. Но достаточно лишь надеть виртуальные шоры, вставить не менее виртуальные беруши и сделать вид, что вы — не здесь. Углубиться в личную жизнь или в учёбу, в помощь собачьему приюту или в гончарные курсы. Свести на нет взаимодействие со всем актуально государственным. Отстраниться и выжидать. Проблема тут с тем, чтобы понять, в какой момент выныривать из эмиграции, что реальной, что внутренней. Но всегда есть надежда, что кто-то даст сигнал.

Фото: Артем Краснов / Коммерсантъ

Ютуб

Вредоносный распространитель среди россиян альтернативной точки зрения на окружающую действительность. Громкий и резкий в своих оценках и высказываниях. А отключить нельзя: потому что мамы всей страны ставят на нём же детям мультики, когда идут варить борщ, а папы этих детей там же смотрят видосики про машины и рыбалку, и не дай бог их этого лишить, они ж телеграм пойдут читать и там начитаются лишнего. Российские платформы пока не тянут ни мультики, ни рыбалку в нужном качестве, да и ассортимент не тянут, не научились, вот и приходится терпеть. Есть опция замедлять, и тогда мамы начинают нервничать и писать во вражеский Гугл гневное, ругать его разными словами. Мелочь, а приятно.

Фото: Сергей Елагин / Бизнес Online / ТАСС

Ядерная война

Предмет биполярного общественного расстройства. Все её страшно боятся, но регулярно отдельными громкими голосами призывают начать её немедленно. С какой-то странной регулярностью прямо так и заявляют: а не пора ли шарахнуть уже?! И народ, особенно кто совсем устал от неопределённости тянущегося серой резиной происходящего, начинает чесать в голове: ну а почему бы не шарахнуть и быстро всё закончить? Мы-то, может, как-то сможем куда-то туда, на восток, где не достанет, добежать. Авось пронесёт. Не пронесёт. И никто не победит. Лишь получим доказательство, что мы действительно не более чем атомы.

Фото: Валерий Зуфаров / ТАСС