«Меня обвинили в том, что я отравил Александра Литвиненко»

Расшифровка

Зоя Светова. Когда мы с Верой Челищевой записывали этот эпизод подкаста «Совещательная комната», мы говорили о том, что в Екатеринбурге начинается судебный процесс по делу корреспондента Wall Street Journal Эвана Гершковича, которого обвинили в шпионаже в пользу США.

Судебный процесс продлился всего несколько дней, и 19 июля Эвана Гершковича осудили на 16 лет колонии строгого режима.

В подкасте мы обсуждаем с нашим гостем, чем «дело Эвана Гершковича» похоже на дело другого американского журналиста — Николаса Данилова.

В 1986 году его арестовали за шпионаж и тоже в пользу США. Правда, Николаса быстро обменяли на сотрудника КГБ, который в то время сидел в тюрьме одной из западных стран. Очень бы хотелось, чтобы и Эвана Гершковича постигла такая же судьба.

Зоя Светова. Всем привет! Это подкаст «Совещательная комната».

Здесь мы, его ведущие. Я — журналист Зоя Светова.

Вера Челищева. И я — журналист Вера Челищева.

Зоя Светова. И сегодня мы будем говорить с Александром Гольдфарбом, ученым, участником советского диссидентского движения и публицистом. Предмет нашего разговора — книга Александра Гольдфарба, которая вышла в прошлом году в издательстве «НЛО». Название у нее очень длинное: «Быль об отце, сыне, шпионах, диссидентах и тайнах биологического оружия». Год назад я купила эту книгу и буквально ее проглотила, потому что она читается и как мемуары, и как детектив. И вот уже спустя год, честно говоря, я уже не так подробно все помню, и есть какие-то сюжеты книги, о которых очень хотелось бы у Александра спросить. Добрый день, Александр.

Александр Гольдфарб. Добрый день.

Зоя Светова. В книге вы много пишете о своем отце, известном ученом- генетике, которого чуть не посадили за госизмену и шпионаж, потому что он занимался биологическим оружием и был знаком с американским журналистом Николасом Даниловым, которого в 1986 году арестовали в Москве и вскоре обменяли на сотрудника КГБ, задержанного в США. Вот с этого мне и хотелось начать, потому что у нас в России историю Николаса Данилова сравнивают с историей журналиста Wall Street Journal Эвана Гершковича, суд над которым сейчас начинается в Екатеринбурге. Его обвиняют в шпионаже, видимо, в пользу США. И поэтому расскажите нам о Данилове, об этом американском журналисте, и о том, как он был связан с вашим отцом, ученым-генетиком Давидом Гольдфарбом. Это первый вопрос. И второй вопрос: можно ли сравнивать сегодня эти два кейса — кейс Данилова и Гершковича?

Александр Гольдфарб. Но я начну с того, что мой папа никогда не занимался биологическим оружием.

Зоя Светова. А, значит, я перепутала.

Александр Гольдфарб. Но биологическое оружие там было всерьез затянуто в эту историю. Дело в том, что мой отец действительно был профессором генетики в Академии наук Института общей генетики и там занимался биологией и микробиологией. Но это была совершенно открытая тематика, никогда ничем секретным он не занимался.

Но, будучи частью этого сообщества ученых генетиков, где, в общем, все всех знали, он довольно много знал о том, что такими работами (разработкой биологического оружия. — Ред.) в СССР занимаются в нарушение международных конвенций, и знал людей, которые этим занимаются, потому что они все встречались на конференциях, люди появлялись из этих «почтовых ящиков» (НИИ, которые занимались секретной тематикой. — Ред.), слушали доклады, а потом обратно исчезали.

То есть он эту проблематику знал косвенно, как знали и другие.

А история такова, что в 1979-м, по-моему, году в Свердловске, ныне Екатеринбурге, произошла авария на одном из заводов, производивших советское биологическое оружие. И там у них лопнул фильтр в цеху, споры сибирской язвы выскочили в атмосферу и их разнесло ветром.

И так заразилось несколько деревень, и там погибло десятка полтора людей. Может быть, даже больше. И эта история стала известна на Западе, о ней писали. И американцы очень обеспокоились всей этой информацией, стали требовать от Советского Союза доказательств, что они не нарушают конвенцию. А откуда американцы об этом узнали, это был большой вопрос.

И, как мы выяснили уже после смерти отца из рассказа одного старого отставного сотрудника КГБ, в КГБ думали, что 

Данилов был корреспондентом американского журнала U.S. News & Reporter в Москве. Он русского происхождения и прекрасно говорил по-русски, как и Эван Гершкович. И папу должны были действительно арестовать. Опять же, как мы выяснили впоследствии, потому что в московском управлении КГБ, в общем, склепали против него дело. Они следили за ним, знали, что он знаком с этим Даниловым, подослали агента к моему папе, папа с агентом чем-то поделился, и в результате у них было все готово для его ареста.

Как мне рассказал отставной кагэбэшник тридцать лет спустя, и у них все было готово, чтобы его арестовать, они провели у него дома обыск. Но кончилось это тем, что Главное управление КГБ — второй главк КГБ (контрразведка) запретил московскому управлению КГБ его арестовывать, и начальник этой линии генерал Рэм Красильников, который ловил американских шпионов, сказал московским офицерам: «Вы, ребята, склеили дело, посадите человека по липовым доказательствам, а мне это не нужно. Мне нужно, чтобы вы мне нашли источник, который передает ему реальную информацию изнутри. Если такое действительно происходит, продолжайте наблюдать».

И папу тогда не посадили. Он ограничился легким испугом в виде обыска. Он продолжал жить в Москве, у него был отказ на выезд. И все это продолжалось несколько лет, пока уже при Горбачеве, в 1986 году, в Москве неожиданно арестовали самого Николаса Данилова. И арестовали его, опять же, как потом раскручивали на Западе всю эту информацию, в целях обмена, потому что в это время в Америке, буквально за две недели до его ареста, арестовали сотрудника российской советской тогда еще миссии в ООН по имени Геннадий Захаров, у которого не было дипломатического прикрытия. Его арестовали в тот момент, когда он получал секретную информацию от источника. После того, как в Нью-Йорке арестовали этого Захарова, в Москве арестовали Ника Данилова.

И Горбачев сказал Рейгану: «Давайте меняться».

И вот они препирались. Шеварднадзе ездил взад-вперед, пару недель шел у них спор, после которого Рейган узнал, что ЦРУ как раз в этом деле тоже было замешано и пыталось найти выходы на тех же самых источников, которых никто не знал, кто мог высылать.

То есть ЦРУ получало информацию из Москвы от каких-то диссидентов, их имена до сих пор неизвестны. Но кто эти люди, никто не знал. Ни здесь, ни там. В общем, вся эта история кончилась тем, что Шеварднадзе сказал: «Давайте мы дадим в придачу к вашему журналисту еще пару диссидентов».

И вот тогда произошел обмен, и в придачу к Нику Данилову решили обменять Юрия Орлова, который в это время отбывал срок за то, что основал Хельсинкскую группу. А также отдали поэтессу-феминистку Ирину Ратушинскую, которая тоже отбывала срок.

Данилова арестовали, потом выпустили, забрали паспорт и выпустили в американское посольство. Вот, сидя в американском посольстве, Данилов стал лоббировать, чтобы отпустить на Запад моего папу, потому что они были приятелями. Вот и кончилось тем, что Данилова обменяли на Геннадия Захарова, буквально через пару дней выпустили Юрия Федоровича Орлова. А потом в Москву на личном самолете прилетел Арманд Хаммер, который контачил с Белым домом. И ему позволили вывезти моего папу, который лежал в больнице, и его нельзя было транспортировать на пассажирском самолете. При большом стечении народа его привезли в Нью-Йорк, и это считается последним шпионским скандалом холодной войны. Это был 1987 год.

Сразу после этого Рейган и Горбачев договорились о встрече в Рейкьявике, а дальше Горбачев позвонил Сахарову в Горький и тут же распорядился, чтобы того освободили из ссылки. И началась вот эта разрядка. И внутри, и в международных отношениях.

Зоя Светова. Потрясающе. Я, честно говоря, такие подробности забыла. Да, я помню, что Хаммер приезжал в больницу к вашему папе. Вы сказали, что ЦРУ тоже получало информацию от каких-то диссидентов. Информацию о чем? О биологическом оружии?

Александр Гольдфарб. Ой, там была целая история. Подробности аварии в Свердловске неизвестные мне диссиденты выслали в «Посев», такой эмигрантский журнал, издававшийся в Германии. И вот там были опубликованы все подробности этого дела. Причем видно было, что люди были на месте, потому что они посылали выписки из истории болезни, статистику, подробности операции по ликвидации. Естественно, этой публикации никто не заметил. Потом прошло месяца четыре, и этот материал перепечатала лондонская Daily Telegraph. Вот когда эта информация была напечатана, ЦРУ спохватилось. Они вернулись к прошлогодним фотографиям космической или авиационной съемки Свердловской области и увидели, что там действительно были масштабные работы по ликвидации аварии.

То есть да, был короткий ответ, были диссиденты, как считается, когда они выслали первую информацию об этой истории. И вот с этого начался тот самый скандал.

Зоя Светова. Да, но я просто хотела уточнить, потому что это было не очень понятно. И что касается Эвана Гершковича, можно ли сравнить эти два случая?

Александр Гольдфарб. В чем-то можно, в чем-то нельзя. Дело в том, что Гершковича тоже, судя по всему, забрали с целью создания обменного фонда, чтобы его потом обменять. В Германии, говорят, сидит киллер, который убил чеченского деятеля в Берлине, немцы его поймали и дали ему пожизненное заключение. Вот его пытаются вытянуть.

Зоя Светова. Это Геннадий Красиков, по-моему.

Александр Гольдфарб. Да, Красиков. Так что существует консенсус среди тех, кто за этим следит: Гершковича забрали, чтобы обменять, но чтобы его обменять, надо сначала приговорить. То есть это такая российская процедура. Человека признают виновным, он получает срок, после чего специальным указом происходит помилование, затем его обменивают.

Зоя Светова. Ну хорошо бы, чтобы его поменяли и чтобы к нему еще «прицепили» каких-нибудь российских политических заключенных, как было в случае с Юрием Орловым и Ириной Ратушинской.

Александр Гольдфарб. Есть две большие разницы, как говорится. Дело в том, что в те времена отношения между Кремлем и Белым домом были совсем не такими, как сейчас. Потому что в те времена в Кремле сидели реформаторы в лице Горбачева, министра иностранных дел Эдуарда Шеварднадзе и Добрынина, советника, члена Политбюро по иностранным делам. И все они работали не покладая рук, чтобы улучшить международную обстановку и договориться с американцами о разоружении, что потом и произошло. В Белом доме тоже президент Рейган и его команда очень хотела налаживать отношения с Москвой.

Вот с обеих сторон были, конечно, ястребы, которые вставляли палки в колеса этому процессу. В СССР это был КГБ, естественно, и военные, был такой маршал Вахрамеев, — в общем, два лагеря. И в Америке тоже было два лагеря, потому что здесь было ЦРУ и опять же американские силовики. Они говорили: «Никаких переговоров с русскими, они пускают пыль в глаза, и никакой гласности и перестройки нет. Поэтому надо на них давить и ни в коем случае никого не менять».

Вот, короче говоря, как было тогда. Но все-таки с обеих сторон была политическая воля, со стороны первых лиц договориться об этом обмене. 

С этой разницей можно сказать, что оба случая очень похожи. Со времен Николаса Данилова такого не было, чтобы арестовывали американского корреспондента. В обоих случаях это журналисты российского происхождения, свободно говорят по-русски и оба считают себя частью русской культуры: и Гершкович и Данилов.

Николас Данилов был внуком очень важного генерала царской армии. Он родился уже в Америке, в эмигрантской семье и свободно говорил по-русски, испытывал большой интерес к русской культуре.

Вера Челищева. Безумно интересно. Александр, а у меня такой вопрос. Зоя в начале нашего разговора сказала, что ваша книга читается одновременно, как мемуары и как детектив. А у меня вопрос, вот именно с точки зрения мемуаров: вы в книге много рассказываете о диссидентском движении, вы были знакомы со многими из советских диссидентов, в том числе с академиком Андреем Сахаровым и, конечно, с самым известным диссидентом Натаном Щаранским.

Расскажите нашим слушателям, как вы попали в эту среду и как в те годы люди попадали в среду диссидентов? Был ли туда какой-то негласный пропуск, проверка? То есть не все же могли туда попасть? Во-первых, был риск, что туда могут проникнуть провокаторы. Как это происходило в те годы, что вы об этом знаете из своего опыта?

Александр Гольдфарб. Никакого пропуска не было и действительно засылали провокаторов. Дверь, в общем-то, была открыта, как и сейчас в оппозиционном сообществе. Был круг активных диссидентов, то есть тех, кто в открытую делал заявления, про них говорили по радио, я имею в виду по иностранным голосам. А вокруг был другой круг — более широкий круг друзей, знакомых, сочувствующих, который, в общем, базировался на московских и подмосковных кухнях.

Значит, все сидели с этими радиоприемниками и все это слушали. Это, так сказать, в масштабах России была, конечно, горстка людей, но в масштабах Москвы — на несколько десятков, я бы сказал, активных диссидентов приходилось несколько сотен сочувствующих из другого круга, и люди время от времени туда втягивались. Я лично попал туда благодаря Андрею Сахарову. Нет, скорее не так. Значит, был один человек, звали его Кирилл Хенкин, он был «отказником» (еврейским отказником, которому отказали в эмиграции. — Ред.), который в конце концов получил визу на выезд. И поскольку он был журналист-международник и блестяще знал английский язык, он подвизался, так сказать, неформальным переводчиком Сахарова. И поэтому его, видимо, довольно быстро выпустили, и он уехал в Израиль, в Америку, потом во Францию.

А я был с ним знаком, потому что у меня была подружка Лена Афанасьева, которая у Кирилла работала машинисткой, и все друг друга знали, она меня познакомила с Кириллом.

Я, естественно, сказал: «Конечно!», потому что я был в круге сочувствующих и, значит, дрожа от страха, пошел на эту встречу с Сахаровым — это все в книжке описано. И действительно, переводил его большое интервью для журнала The New Week про разрядку и права человека. Сахаров меня, естественно, впечатлил. И потом, когда я ушел из его квартиры на улице Чкалова, меня забрали в милицию. Там были оперативники из КГБ, они меня забрали, записали все паспортные данные и потом отпустили. И с тех пор я уже официально считался диссидентом и довольно много общался с Андреем Дмитриевичем Сахаровым до тех пор, пока полтора года спустя меня самого не вызвали в ОВИР и не сказали, «чтобы через две недели вас здесь не было». И я благополучно уехал.

Вера Челищева. Да, я как раз хотела спросить про причину, почему в 1975 году вы уехали, а вы, собственно говоря, к этому подвели и рассказали.

Александр Гольдфарб. Я хотел уехать, но меня не выпускали, потому что я работал в Курчатовском институте тогда. А тут вызвали, сказали: «Давайте быстренько, чтобы вас не было, потому что вы нам мешаете». Вот, и я уехал и передал дела Щаранскому, и он тоже стал переводчиком Сахарова. Потом обстоятельства изменились. Произошло вторжение в Афганистан, уже наступил 1980 год, Сахарова отправили в Горький, а Щаранского посадили и тоже обменяли в конце концов. Лет восемь он отсидел.

Вера Челищева. У вас же отец остался в Москве. Когда вы уехали из СССР, как вы боролись за его выезд из страны?

Александр Гольдфарб. Ну слушайте, это стандартный алгоритм. Я уже немножко пожил в Израиле, потом переехал в Нью-Йорк, работал в Колумбийском университете и огромную часть времени тратил на то, чтобы там бегать по всякого рода местам, начиная от ООН и кончая научными конференциями. И везде говорил о том, чтобы все требовали немедленно отпустить моего папу. И ничего из этого, в общем, несколько лет не получалось, пока не пришел Михаил Горбачев, не произошла перестройка и не стали менять Николаса Данилова на Захарова.

И они надеялись, что у него есть какие-то источники, а на самом деле никаких источников у него было.

Зоя Светова. Александр, у меня был еще один вопрос о вашей книге, вернее, об одной истории из нее. Вы, в принципе, немного этого сюжета коснулись, рассказали о перебежчике, о бывшем сотруднике КГБ, который вам рассказал многие детали дела Николаса Данилова и вашего отца. Эта глава в книге называется «Монте-Кристо». Вы можете коротко рассказать, как этот человек на вас вышел?

Александр Гольдфарб. Есть такой корреспондент «Радио Свобода»* в Америке, его зовут Володя Абаринов.

Зоя Светова. Простите, радио «Свобода», по-моему, «иностранный агент».

Александр Гольдфарб. И вот Володя Абаринов, корреспондент «иностранного агента», в один прекрасный день написал статью о деле и об обмене Николаса Данилова, назвав ее «Последний шпионский скандал холодной войны». И после того, как эта статья вышла в России, в журнале «Совершенно секретно», Абаринов получил письмо, которое переслал мне. Автор письма — человек по имени Сергей Безруков (не путать с актером). В письме он рассказал, что вот вы пишете, будто Данилов и его приятель профессор Гольдфарб никогда не были агентами ЦРУ, а я точно знаю, что были, потому что я сам их разрабатывал, будучи сотрудником Московского управления КГБ по линии контрразведки. Теперь я живу на пенсии в Дюссельдорфе и вот хочу исправить и восстановить справедливость.

Я тут же собрался, поехал к нему в Дюссельдорф, мы поговорили. Оказалось, что этот самый Сергей Безруков в 1984 году, по-моему, окончил училище и попал в московское управление КГБ по контрразведке. И ему пришел донос от одного известного академика на моего папу, где было написано, что мой папа якобы собирает информацию и передает иностранцам. И этот самый Сергей начал разрабатывать моего папу, наткнулся на Николаса Данилова.

И тут выяснилось, что Данилова разрабатывает другое управление КГБ, то же управление контрразведки. То есть существует Московское управление контрразведки, а существует Центральное управление контрразведки.

А потом Сергей Безруков пришел в разведку, закончил Краснознаменный институт, который сейчас называется имени Андропова, и оказался в германском отделении. И пошел уже работать шпионом в Восточный Берлин и сидел там в чине полковника. В конце 80-х он работал в Восточном Берлине. У него в подчиненных, в его отделе оказался не кто иной, как Владимир Владимирович Путин: Путин тоже по этой линии сидел в Дрездене, а Сергей сидел в Берлине, и Путин формально был его подчиненным. И у них были какие-то агенты в Восточном Берлине, и, в общем, они занимались какой-то шпионской деятельностью.

А потом, когда Советский Союз развалился и Путин поехал обратно в Питер, Сергей тоже поехал в Питер, посмотрел на все и решил, что это не для него, потому что престиж организации упал в глазах населения. У Сергея был больной ребенок, и он был занят его лечением. Короче говоря, вместо того, чтобы последовать за своим другом Путиным, Сергей взял и убежал к американцам. Они его там допросили, получили всю информацию, пристроили и он дожил до наших дней на пенсии в Германии. А когда Путин стал президентом, Безруков написал ему письмо: «Дорогой Володя, мол, я вот тут». И в ответ получил бумагу из администрации президента о том, что «ваш запрос получен, и мы не видим оснований для пересмотра вашего дела по статье об «измене Родине».

Так, в общем, Сергей Безруков и остался в Германии, о чем пожалел, потому что все их сослуживцы, которые вместе работали в разведке в Германии, они весьма хорошо при Путине устроились. Он своих не бросает, как известно. А вот Сергей жалел, что тогда промахнулся. «Был бы я сейчас в Москве, я был бы полностью при деле, а вот сейчас сижу на немецкой пенсии», — признавался он.

Зоя Светова. Понятно. Есть еще одна тема, Александр, о которой вы не пишете. Наверное, это будет сюжетом новой вашей книги. Эта история о том, что в апреле 2024 года, то есть совсем недавно, вы выиграли в Нью-Йоркском суде иск против российского Первого канала. Можете ли вы рассказать, что это был за иск, и правильно ли я понимаю, что вы реально выиграли 25 миллионов долларов? И когда вы их получите?

Александр Гольдфарб. Выиграть иск и получить деньги — тоже две большие разницы. Значит, вот в моей длинной биографии, после того, как я уже уехал и прожил много лет в Америке, где-то в 2000 году я связался с Борисом Абрамовичем Березовским. Когда он убежал в Лондон и стал собирать к себе в компанию всех врагов Путина и финансировать их деятельность. То есть недоброжелателей, я бы сказал. И, в общем, в Лондоне в 2000 году создалась группа людей, боровшихся с режимом Путина достаточно безуспешно. Потому что никто из западных творцов политики, которые в те времена питали надежды, что Путин это реформатор, их не слушал. И так я оказался в Лондоне и довольно близко сотрудничал и работал с Александром Литвиненко, которого впоследствии, как известно, отравили в Лондоне радиоактивным полонием. В общем, я в те дни крутился в Лондоне, я был рядом с Литвиненко, когда он умирал, и там зачитывал его посмертное письмо журналистам. В общем, я был в гуще всех этих событий.

Так вот, прошло еще несколько лет, я уже, можно сказать, вышел на пенсию, и в 2018 году произошло отравление или попытка отравления Сергея Скрипаля в Англии ядом под названием «Новичок».

И поднялся страшный скандал. И в ходе этого скандала вспомнили «дело Литвиненко», который был отравлен за 12 лет до того. Литвиненко погиб в 2006-м, а Скрипалей в Англии отравили в 2018 году. В парламенте премьер-министр говорил, что вот опять нам устроили «дело Литвиненко», здесь и в Москве прошло несколько передач по телевидению, по Первому каналу прямо в прайм-тайм, и там тоже вспоминали «дело Литвиненко».

Вышло четыре передачи на эту тему, и, поскольку я американский гражданин, я подал в Америке в суд на Первый канал за клевету, потому что я не травил Литвиненко, не являюсь агентом ЦРУ, и вообще я тут ни при чем. И Первый канал бешено отбивался, истратил кучу денег на американских адвокатов. И там были сотни ходатайств, ответов и апелляционный суд был.

И, в конце концов, буквально три месяца назад я выиграл дело. Американский суд присудил мне компенсацию в 25 миллионов долларов плюс проценты. Так что сейчас мне набегает огромное количество долларов, и все это мне должны были отдать. Но так получилось, что взять с Первого канала нечего. Первый канал больше не работает ни в Америке, ни в Европе, ни в Канаде, ни в Великобритании, поскольку на него всюду наложили санкции, они ушли, у них нет здесь никаких операций.

И поэтому мы сейчас пытаемся найти какие-то концы в третьих странах. Но это все не так просто, потому что в каждой стране надо снова затевать судебную тяжбу. Адвокаты стоят недешево, денег нет.

Короче говоря, я не знаю, получу ли я их когда-нибудь, но проценты набегают, и через десять лет это будет уже тридцать миллионов, а через двадцать лет это будет уже пятьдесят миллионов. Поэтому я вот такой бумажный миллионер теперь.

Зоя Светова. Да, потрясающая история. То есть, в общем-то, вы должны добиваться, чтобы с этого Первого канала сняли санкции. И тогда вы, может быть, получите свои миллионы.

Александр Гольдфарб. Нет, для этого надо, чтобы Россия стала сотрудничать с Западом. Я же не один такой. ЮКОСу, акционерам ЮКОСа должны, по-моему, 50 миллиардов долларов как минимум. Поэтому вот я не знаю, доживу ли я до этого. Могу завещать вот этот долг на благое дело.

Вера Челищева. Ну что ж, мы, к сожалению, вынуждены заканчивать. Было безумно интересно. Вы слушали подкаст «Совещательная комната», и мы говорили с Александром Гольдфарбом, ученым, публицистом, диссидентом, говорили о его книге мемуаров, «Быль об отце, сыне, шпионах, диссидентах и тайнах биологического оружия». Такое длинное название, но оно действительно вмещает в себя многое: и детектив, и мемуары. Александр также рассказал нам, как он выиграл 25 миллионов долларов у Первого канала. Удивительная история, конечно.

Александр Гольдфарб. Кстати, книга продается в Москве. Я не знаю, я не иностранный агент. Книгу выпустило издательство «НЛО», поэтому все желающие могут пойти в Дом книги и купить.

Вера Челищева. Да, возьмите на заметку. Кстати, это очень важно по сегодняшним временам.

Слушайте наш подкаст «Совещательная комната», в YouTube, Apple Podcasts и на других платформах. И пишите нам, пожалуйста, комментарии, ставьте лайки.

* Признано в России «иностранным агентом» и «нежелательной организацией».