Комментарий · Общество

Кони бледные

На философском соборе обсудили «духовный» переход к военному сознанию, стремление к смерти и лозунг «все дозволено»

Роман Шамолин, антрополог, специально для «Новой»

Фото: Юрий Мартьянов / Коммерсантъ

Прошло очередное заседание философского собора «Великое русское исправление имен» на тему: «От СВО к войне». Основные докладчики: епископ Зеленоградский Савва, доктор философских наук Владимир Варава и, конечно же, центральная фигура концепции «русского мира», философ и политолог Александр Дугин.

Участники таких «соборов» считают их точками идейной концентрации, в которых вырабатывается новое российское будущее. Возможно, так оно и есть. Возможно, озвученные на «соборах» проекты вскоре действительно станут методичками к действию для полицейских, чиновников и судей, ректоров вузов и вообще всех тех, кто сейчас работает под брендом «российское государство». С учетом всего происходящего за последние годы, почему бы и нет?

К тому же российское государство страстно сейчас желает закрепиться в будущем. Не просто страстно, яростно и судорожно желает этого. Ведь оно уже давно вышло за рамки государства как общественно-договорного механизма, за рамки системы сдержек и противовесов. Оно стало неким живым, плотным и дышащим существом, для которого ярость и судороги — это естественно. Как для тех существ, что описывались еще в самых древних мифологиях, на заре человеческих культур. Возможно,

образ будущего для российского государства сейчас вообще главнее всего. Чем больше оно делается отверженным и отрезает себя от прочего мира, от цивилизации и международных прав — тем сильнее хочет для себя гарантий и утешений.

Но кто может понять и утешить отверженного? Лучше всего те, для кого изоляция и нелюбовь к миру давно уже стали источником идейного вдохновения. Те, кто собирается на русских философских соборах.

* * *

На упомянутом соборном заседании речь велась о понятии «война». О том, как сделать его привлекательным, как придать позитивные метафизические основания. И чтобы основания эти были по сути предельно простыми, «всенародно-понятными». Чтобы не отягощенный общественными науками русский человек смог подумать в своих тяжелых мыслях: «А что, так ведь оно и есть…» Ну, а если не отягощенный русский человек что-то подумает, то это и зовется «народной правдой». Когда же «народная правда» с государственным интересом в согласие приходит, то это зовется «соборностью».

* * *

Речь велась о тактиках и стратегиях, о том, какими путями должно привнести в нутро русского человека войну.

Наперво должно избавиться от того неуместного разделения, что есть война и есть мир. Ибо все есть война. Как на земле, так и на небе. Воинства небесные в непрерывной брани с силами дьяволовыми пребывают. Так и людям следует делать, подражая воинствам небесным. За каждым обличьем, пусть и самым мирным на вид, следует ожидать вражеской козни и засады. Не просто ожидать, но действовать на опережение. Ибо сказано, что волки будут рядиться в овечьи шкуры. А потому, где бы ни услышалось слово «мир», быть готовым к подозрению, к разоблачению. Готовым к войне.

Следуя из первого, должно повсеместно заменить два слова на одно. Следует говорить отныне не «мирная область», но — «тыл».

Жизнь всех российских городов с их буднями, концертами, институтами и общепитами — это отныне жизнь «тыла». А задача у «тыла» проста и понятна: все для фронта, все для победы.

И как бы совсем далеко от линии фронта что-то ни находилось, теперь оно тоже есть «тыл». Ибо все есть «война», а «тыл» — ее продолжение и опора. Так, чтобы, возвращаясь на побывку домой, люди недвусмысленно видели — здесь они главные и почетные гости, а история российская вращается вокруг них.

И, наконец, самое главное. Что есть бытие человеческое? Нечто непонятное, тревожное и уж совершенно точно — несправедливое. А во всей совокупности — просто невыносимое. Нет ясного ответа, что такое человек и что ему с собой делать. А вопросы мучительны. Но все меняется, когда под вопрос ставится само бытие. Когда до небытия — один шаг. В этом пограничье невыносимая непонятность уходит, а сознание и воля замирают на гипнотической паузе. О чем спрашивать, на что надеяться и к чему стремиться, если вот, в следующий миг — и все вообще закончится! Из гипнотической паузы рождается настоящая эйфория, блаженство всепоглощающего здесь и сейчас, в котором нет тревожного будущего, а прошлое уже незначимо. Нет границ, все дозволено. А еще — незамутненное сомнениями величие. Вот что дает близость небытия, близость смерти. И этого никогда не понять тем, кто занят вопросами жизни, ее поддержанием или развитием. Не понять тем, для кого будущее и прошлое имеют значение.

Также можно добавить сюда известную историю о том, что небытие «здесь» — это самая что ни есть верная и прямая дорога к бытию «там». И даже не суть важно, о каком «там» будет речь. Можно о совсем запредельном, о приветливом братстве «небесных воинств». А можно и так, что «там», на вершинах еще земного, но «небом избранного» государства, — никогда не иссякнет признательность к тем, кто по призыву его в небытие ушел.

Коротко говоря, идея в том, чтобы представить русскому человеку близость к небытию, к смерти — как самую целительную терапию от невыносимости бытия.

* * *

В середине прошлого века жил немецкий философ Вальтер Шубарт, которого часто называли «философом-русофилом». В своем трактате «Европа и душа Востока» он написал о русском характере довольно любопытные вещи. Он говорил, что этот характер крайне плохо выносит расхождение между желаемым и действительным. И если такое расхождение не в его силах изменить, причем изменить сразу и окончательно, то русский человек охватывается глобальным разочарованием, глобальным отвращением к жизни, в которой не получил желаемого. Его наполняет сильное нигилистическое или даже скорее «апокалиптическое» чувство, настоящая тоска по концу человеческой истории вообще, по крушению и уничтожению «несовершенного» бытия. Если мир плох — туда ему и дорога!

цитата

«Русский человек рад видеть гибель, в том числе и свою собственную, — она напоминает ему о конце всего существующего. Он с удовольствием созерцает развалины и осколки… Нигде в мире не расстаются так легко с земными благами, нигде столь быстро не прощают их хищений и столь основательно не забывают боль потерь, как у русских. С широким жестом проходят они мимо всего, что представляет собой только земное».

(Вальтер Шубарт. «Европа и душа Востока»)

* * *

Возможно, все так и есть, и русский человек на самом деле патологически не выдерживает испытание свободным, непредсказуемым и неопределимым бытием. Не переносит испытание жизнью. Настолько, что готов отказаться от жизни как сам, так и право на жизнь других ценит весьма невысоко. Но возможно, это вовсе не патология, а очень жестокая проблема сознания, застрявшего в своем бессилии и страхе пред собственными возможностями, а затем обвинившего в своем бессилии и страхе весь мир. Как знать. Время сейчас такое, что на многие проклятые вопросы волей или неволей будут даваться ответы.

Интересный факт. Упомянутый философ Шубарт, который в целом весьма восторженно относился к русскому «апокалиптическому чувству», закончил свою судьбу в 1941 году, в сталинских лагерях.