Где же ты, брат?

Два года назад началась Специальная военная операция. Или СВО. Этой аббревиатурой заменили другое слово, произносить которое опасно. Но СВО даже как-то прижилось в обиходе, стало своего рода «брендом». И когда пройдут годы, мы, употребляя «СВО», будем точно знать, о чем ведем речь, — дополнительных пояснений не потребуется…

А что будет, когда годы пройдут? Все войны, конфликты, операции и спецоперации однажды заканчиваются миром. Или перемирием, иной раз длящимся десятилетиями. Вот у России и Японии нет войны, но нет и мира — мы в состоянии перемирия и нерешенного (по мнению японцев) территориального спора. И пускай Япония сейчас «недружественная страна», но ощущения врага она все-таки не вызывает.

Конечно, Украина — не Япония. Нас связывают сотни лет иных, куда более тесных отношений. Еще недавно наши народы назывались «братскими». Правда, о братстве больше говорили в России, чем в Украине. С другой стороны, кто из украинцев не говорил или, по крайней мере, не понимал, русского языка? Даже те, которые при встрече делали вид, что не говорят и не понимают.

Осмелимся ли когда-нибудь опять говорить о братстве двух народов — или даже трех, ведь есть еще белорусы, тоже оказавшиеся втянутыми в кровавый конфликт из трех букв? Вообще, время удивительный и странный доктор. Кажется, что оно не только помогает заживлению ран и принятию трагедий прошлого просто как исторических фактов. Время способно даже заново «отращивать» утраченные части тела. Это инвалид навсегда остается без руки, ноги, глаза. А пострадавший народ через какое-то время снова начинает видеть, ходить, держать в руках…

Про инвалидов я всегда вспоминаю историю, которую сам застать не мог в силу возраста, но слышал о ней и читал уже столько раз, что как будто и правда был свидетелем.

21 августа 1955 года в Москве играли в футбол. Сборная СССР принимала в товарищеском матче сборную ФРГ. Матч был важен и со спортивной точки зрения. Немцы были чемпионами мира, советские футболисты еще ни разу в мировых турнирах не участвовали, но совсем скоро выиграют и Олимпиаду, и чемпионат Европы — и вообще это было сильнейшее поколение в нашей футбольной истории. Но в тот день футбол был не так важен сам по себе, как то, что играли именно с немцами. 10 лет назад закончилась война. Все было живо, все было рядом, еще не все руины были разобраны. Еще даже не все немецкие пленные вернулись домой. Последних отпустят только после визита в Москву Конрада Аденауэра в октябре того же 1955-го. В советском плену побывал и капитан немецкой сборной Фриц Вальтер, который до конца жизни вспоминал коменданта лагеря майора Жукова, который отнесся к нему по-человечески и которому Вальтер фактически был обязан жизнью.

…В тот день, 21 августа 1955 года, к стадиону «Динамо» со всех сторон тянулись инвалиды. С культями вместо рук и ног, передвигавшиеся на деревянных подставках с колесиками. Инвалидов тогда старались прятать подальше от глаз, чтобы своим видом они не портили оптимистичную картину возрождающейся страны и не напоминали лишний раз о жертвах. Но в тот день инвалиды шли на футбол, и никто не смел их задерживать. А совсем еще молодые тогда ветераны надевали форму. Немцам проиграть было нельзя! И советская сборная выиграла. И победила снова через год — уже в Ганновере. До распада Союза советские футболисты смогут победить немецких еще всего лишь один раз. Преимущество немцев на уровне сборных было подавляющим. Но

Прошло время. И не так много его прошло по историческим меркам. История сделала странный кульбит. С кем у нас были отношения лучше — хоть на политическом уровне, хоть на уровне бытового восприятия — с немцами или с бывшими союзниками, американцами и англичанами? Одни помогали нам техникой, продовольствием, деньгами, а потом и сражались вместе против общего врага. С другими мы бились насмерть, и в этой битве с обеих сторон погибло 40 миллионов человек! Но к немцам уже не было ни злобы, ни презрения. Мы стали говорить «война с фашизмом», а не «война с немцами», отделив народ от Гитлера и его системы. А ведь не зря говорили, что не было семьи в Советском Союзе, в которой кто-то не погиб бы на фронте, в плену, в оккупации — или, по крайней мере, не воевал. Но оказалось, что простить можно даже такое! Простить друг друга сумели даже те, кто непосредственно друг в друга стрелял.

Сейчас трудно представить, что наши отношения с Украиной и украинцами когда-нибудь будут нормальными. Или, во всяком случае, при жизни моего поколения. Кажется, что эти взаимные раны не заживут еще десятилетия. Я рад, что успел в свое время побывать и в Киеве, и во Львове. Последний раз это было перед чемпионатом Европы по футболу в 2012 году. В Киеве человека, говорящего на улице по-украински, я встретил, кажется, только на третий день. Во Львове, где есть и улицы, названные в честь всех знаменитых «бандеровцев», и улица Джохара Дудаева, по-русски со мной за все время не захотела разговаривать только одна женщина. Сколько захотело бы говорить сейчас? Сколько киевлян, для которых русский был родным языком, теперь начинают демонстративно говорить на украинском, пусть даже знают его гораздо хуже… Я сейчас даже не могу представить, что когда-то спокойно приеду туда, буду запросто гулять по Крещатику или Рынку. Но, возможно, годы спустя, турист из Москвы будет там просто туристом из Москвы, как 12 лет назад. Как турист из России еще недавно был просто туристом в Берлине, полностью разрушенном во время штурма в апреле 1945-го, а немец — просто туристом в Петербурге, пережившем 900 дней Блокады.

А еще вдруг всплыла в голове картина — снова футбольная, раз уж вспомнил чемпионат Европы 2012 года. Украина тогда сыграла три матча. Один проходил в Киеве, а два — в Донецке, на «Донбасс Арене». Она была заполнена до краев, 50 тысяч человек. И море украинских флагов на трибунах, и фантастическая поддержка своей (тогда еще своей!) сборной. Сегодня эта арена разрушена, а украинских флагов вы в Донецке точно не увидите. И для этих людей проблема примирения стоит еще острее.

Никаких рецептов у меня, конечно, нет. И каким окажется наше будущее после завершения СВО, ни я, ни вы знать не можем. Остается только надежда, что время снова окажется лучшим доктором из всех. Но вместе с ранами не затянет пеленой память. То, что происходит сейчас, стало возможным, увы, еще и потому, что война и весь ее ужас для современных людей перестала быть тем, что не должно повториться, и стала тем, что можно повторить.