«…утешимся тем, что были честными людьми»

Алексей Навальный знал, что его могут убить. Он знал, что его хотят убить. В документальном фильме «Navalny», который получил «Оскара», — самая лучшая сцена, когда Навальный разговаривает по телефону со своими отравителями, с теми, кто травил его «Новичком».

Он вернулся в Россию из Германии, где лечился после отравления, понимая, что его могут посадить. Но он вернулся сюда. Знал ли он, что такое российская тюрьма? «Государство в государстве», российская система ФСИН — наследница ГУЛАГа и, как теперь мы понимаем и знаем, чудовищная закрытая система уничтожения людей, сохранившая все «родовые пятна» сталинской и брежневской системы.

Эта система чуть приоткрылась в 2008–2016 годы, когда появились комиссии ОНК — общественные комиссии по контролю за тюремной системой. То, что мы, члены ОНК (а я была членом московской ОНК с 2008 по 2016 год), увидели, поражало воображение. Казалось, что люди, которые там работали, в большинстве своем пришли к нам из прошлого: они не знают и не слышали о том, что такое права человека, что такое клятва Гиппократа (это о тюремных врачах), что такое милосердие.

Тюремные врачи, как правило, считали всех больных заключенных симулянтами, сотрудники тюрем и колоний закрывали глаза на вымогательство денег у богатых арестантов или сами участвовали в этих вымогательствах. 

То, что мы узнали, проводя общественное расследование гибели Сергея Магнитского, юриста Hermitage Capital, убедило меня в том, что цель российской тюремной системы только одна — ломать человеческие судьбы безжалостно и беспощадно, в полной уверенности, что за это никого не накажут. И крайне редко наказывали…

С гибели юриста Hermitage Capital Сергея Магнитского в СИЗО «Матросская Тишина» прошло почти 15 лет, и я все больше склоняюсь к мысли, что его смерть была насильственной, а не обычной «сердечной недостаточностью». Этот диагноз тогда очень быстро, как и в случае с Алексеем Навальным, поставили тюремные медики.

Сергей Магнитский не был личным врагом президента Путина, как Алексей Навальный. Но именно его гибель в СИЗО привела к первым западным санкциям против России. Коротко, для тех, кто не помнит этого дела, история Сергея Магнитского — это история про очень большие деньги. Он был убит потому, что раскрыл колоссальную коррупционную аферу.

…Именно в такую тюрьму, где можно было убить безнаказанно, и попал Алексей Навальный. Он готовился к ней, читая воспоминания советских диссидентов. В одном из писем, уже из колонии в Мелихово, он писал, что его любимый герой — Анатолий Марченко, тот самый советский диссидент, который умер в декабре 1986 гола в Чистопольской тюрьме после голодовки, которую держал 117 дней, требуя освобождения всех советских политических заключенных.

В 2021 году, когда Навального посадили после его возвращения, система общественного контроля над тюрьмами в России была уже уничтожена, те «правозащитники», что посещали его в московских СИЗО и тем более во владимирских колониях, — это были люди, которые занимались не правозащитной деятельностью, а ее имитацией. Тюрьма абсолютно закрылась от контроля, и с людьми, которые в ней оказались, можно было делать все что угодно.

Навальному удавалось передавать письма и тексты на волю. И из этих посланий стало заметно, как он менялся. 

Его идея создания профсоюза осужденных наверняка напугала фсиновскую власть. Они боялись его влияния на сидельцев, поэтому стали как можно чаще водворять Навального в ШИЗО. И Навальный провел в изоляции больше 300 дней.

Все эти три года многие спрашивали: «А могут ли убить Навального в тюрьме?» Я и сама задавала этот вопрос близко знавшим Алексея людям. И ответ был однозначен: «Да, могут».

Спрашивая себя, могут ли убить Навального в тюрьме, я всегда надеялась на прагматизм российских властей. В течение двух последних лет мы наблюдаем за тем, как наша власть воспроизводит отношения с российским гражданским обществом по советским лекалам.

Борьба с нынешними инакомыслящими сильно напоминает борьбу с советскими диссидентами, новые политические статьи УК перекликаются по составу и своей сути со сталинской 58-й и советской 70-й статьей УК. Поэтому-то, памятуя о принятом в СССР обычае обмена политических заключенных на советских шпионов, системе обменов, частично воспроизведенной и в путинское время, я надеялась, что власти невыгодна смерть Навального. Мне казалось, что его вполне могли рассматривать как «ценный обменный актив», как заложника…

Но теперь стало очевидно, что Россия не собирается вести какие-либо «торги». Не так давно мы разговаривали с Натаном Щаранским, и он подробно рассказывал о том, как в 1986 году его, отбывшего 13-летний срок во Владимирском централе, выслали из Советского Союза, обменяв на кого-то из разведчиков.

«Это было возможно при Горбачеве, — объяснял Щаранский, — но невозможно при Путине, ему уже незачем торговаться».

И тогда становится понятно, почему его мучили так. Раньше я не находила ответа на этот вопрос. А теперь понимаю, что в ШИЗО его посылали ровно за тем, чтобы иметь возможность сказать: «Человек смертен, да, он был — злостный нарушитель, сидел в основном в ШИЗО, и вот сердце не выдержало».

Теперь кажется, что и аресты адвокатов Навального были не только желанием максимально изолировать политика, но могли служить иной цели. После ареста основных адвокатов трудно было найти защитников-смельчаков, которые соглашались бы ходить к нему постоянно, чтобы в том числе наблюдать за состоянием его здоровья и условиями содержания. Тем более что и отправили его на Крайний Север…

Многие из них — с тяжелыми заболеваниями. Владимир Кара-Мурза*, переживший два отравления, не вылезает из ШИЗО и ПКТ, Алексея Горинова, Юрия Дмитриева за минимальное нарушение отправляют в ШИЗО. Игорь Барышников умирает от рака, и только после сотен писем удалось положить его в больницу.

Мы ежедневно видим, как суды за каждую мелочь, за любые преступления, не только политические, дают самые строгие срока.

«Сейчас не время милосердия», — так пару месяцев назад сказал мне один из бывших сотрудников администрации президента.

Время жестокости и время мести — так что ли?

Осмысливая гибель Навального, не стоит забывать, что его история, как и история Юрия Галанскова (советский диссидент, фигурант «дела Белой книги», погиб в лагере в 1972 году), история Анатолия Марченко — это истории мужества и сопротивления. Вот что писал Юрий Галансков незадолго до смерти, обращаясь к советским властям: «Вы можете выиграть этот бой, но все равно вы проиграете эту войну. Войну за демократию и Россию. Войну, которая уже началась и в которой справедливость победит неотвратимо». Написано в 1972 году.

…Сегодня нам кажется, что зло побеждает и будет побеждать. Мы так считаем, потому что чувствуем себя одинокими: ведь Навальный, как бы ни пытались власти сделать из него «железную маску», всегда был с нами. Почти каждое утро, открывая компьютер, можно было прочесть его весточки на волю, остроумные, оптимистичные, его вера в «прекрасную Россию будущего» давала нам силу, смелость и смысл оставаться и что-то делать в России.

16 февраля 2024 года — это как бы второе «24 февраля 2022 года». Это день, когда стало окончательно понятно — «рубиконы» пройдены и внутри страны, где теперь возможны самые жуткие сценарии. Стало понятно даже тем, кто прятал голову в песок и продолжал надеяться на чудеса.

Но на этот случай остались тексты и цитаты Навального. Вот одна — из письма Евгении Альбац*: 

* Внесены властями РФ в реестр «иноагентов».