— Есть такая штука: называется медицинское заключение о возможности содержания в карцере — запираемом помещении строгих условий отбывания наказания, одиночной камере, штрафном или дисциплинарном изоляторе, помещении камерного типа, едином помещении камерного типа. Это документ, он общий для всех структурных подразделений ФСИН. Заключение о возможности содержания дает медицинский работник. В нем фиксируются жалобы заключенного на здоровье на момент осмотра и объективная картина. И врач заключает: может или не может содержаться данный человек в таких условиях.

Я не хочу строить предположения о причинах смерти Навального, их может быть много, особенно с учетом того, что человек был отравлен боевым отравляющим веществом в анамнезе. Но если нам говорят о тромбофлебите, что это значит? Это заболевание, которое могло прогрессировать и ухудшиться. Значит, по идее, его вообще не имели права в ШИЗО содержать. У меня такие ситуации еженедельно случались, когда находящийся в ШИЗО требует медицинской помощи, и по факту оказания или по факту осмотра выявляется, что в ШИЗО ему сейчас нельзя. И его сразу переводят либо на больничную койку, либо просто в камеру общего типа. А оставшийся срок в ШИЗО он отбудет, когда врач разрешит — возможно, что и никогда. Например, он ухудшился, уехал в больницу, и в этой больнице проводит следующие полгода. А потом вообще из больницы освободился. Так бывает.

Вероятность того, что у него сформировался тромбофлебит с утра, а днем тромб оторвался и вызвал инсульт или инфаркт, существует. Но обычно все-таки отрыв тромба или тромбоэмболия легочной артерии происходит не сразу.

То есть сначала нужно время, чтобы сформировался этот тромб, начал флотировать, происходит накопление тромботической массы. Она выглядит как капля с длинным хвостом, которая висит на стенке сосуда или на клапане. И если она припаялась к стенке, это хорошо. Это значит, что с большой вероятностью она не оторвется. А вот если она не припаялась, значит, она может с кровотоком оторваться и полететь по сосудам.

Мне кажется сомнительным, что в среду все было нормально, а в пятницу значительных размеров тромб уже сформировался, оторвался и тромбанул. Даже если допустить это, то сообщение, которое мы видим на сайте ФСИН Ямало-Ненецкого автономного округа, все равно не очень понятно. Это три строчки: «После прогулки почувствовал себя плохо, практически сразу потерял сознание. Прибыли, оказали, провели…»

Ну хорошо, допустим, речь идет об инфаркте, инсульте… Но слушайте, если все полчаса оказывалась реанимация… Полчаса это стандартный протокол. Реанимационные мероприятия проводятся не менее получаса. В случаях острых коронарных явлений вообще помощь на месте сомнительна. Берите его в машину скорой помощи и везите в медицинское учреждение, которое в состоянии оказать ему адекватную медицинскую помощь. Если мы говорим о тромбе, то, значит, если это инфаркт, можно стентировать или проводить катетеризацию. А если это инсульт и не представляется возможности катетеризировать, можно проводить тромболитическую терапию. Все это абсолютно доступно.

Пока будут отпирать и запирать локалки, чтобы медсестра сбегала куда-нибудь, или какой-нибудь доктор откуда-нибудь дошел неторопливым шагом… Дефибриллятор не дотягивается до больного, потому что подключен к розетке, так как аккумуляторы умерли в нем сто лет назад, ну или их вообще не существует. В общем, это чудовищного уровня позор.

Реанимация в полевых условиях, может быть, еще хуже, но с точки зрения системного оказания медицинской помощи я в принципе не очень верю, что в медицинской части колонии фельдшеры и сотрудники в достаточной мере компетентны, квалифицированы для такого рода мероприятий. Они с этим сталкиваются редко, но еще реже сталкивается их техника.

Ну, в общем, я вижу ситуацию двояко. Либо случившееся вообще не имело отношения к какому-то тромботическому осложнению, либо, если это все-таки имело место, то по крайней мере можно было его увезти в больницу и там еще чего-то пытаться делать.

— Что могло этому помешать?

— Чтобы заключенного погрузить в карету скорой помощи и открыть ворота, чтобы он выехал, надо… ну, я не знаю, чтобы до Господа Бога дошло. Начальник медчасти пишет рапорт начальнику учреждения с запросом на конвоирование по экстренным медицинским показаниям. Должен дать разрешение зам по безопасности и оперативной работе и начальник колонии… То есть бумажка должна быть, что разрешено этапирование экстренным этапом.

А в случае Навального все еще хуже. У нас в учреждении такое было, когда нужно было вывозить кого-то из, скажем так, необычных осужденных. Звонили начальнику УФСИН области, а тот связывался с ФСИН, чтоб срочно отвезти в областную больницу. Часов шесть у нас стояла скорая помощь во дворе.

Даже, допустим, все врачи учреждения понимают и готовы его отправить. И даже, допустим, оперотдел не против. Но вот вся вот эта вот бумажная история должна обязательно пройти.

Конечно, все зависит от того, что с ним было. Потому что сообщение в три строчки ни о чем не говорит. Нет никакой симптоматики. Но тромболитическую терапию в машине скорой помощи начинать невозможно. Это противопоказано. Больной должен находиться исключительно на койке с мониторами, никакой тряски и так далее. Допустим, даже приехала скорая, которая адекватно все понимает, с нормальными реанимационными наборами, но полноценно оказать медицинскую помощь на месте невозможно. Она на то и скорая медицинская помощь: она должна оказать первичную помощь, первую врачебную помощь, чтобы можно было довезти до медицинского учреждения.

— Навальный провел в ШИЗО суммарно почти год. Как это могло сказаться на его здоровье?

— Камера ШИЗО — это, мягко скажем, небольшое помещение. Боюсь соврать, но, может быть, 2,5 на 2,5 метра. В камере есть стол, который прикручен к полу. Стол с лавкой одной или с двумя, или с табуреткой. Его не сдвинуть. Умывальник, который обычно представляет собой железную раковину с краном, из которого течет вода, и хорошо, если просто холодная, а не ржавая. И это при том, что вроде как они запрещены, но тем не менее — параша. Я, честно говоря, в помещении ШИЗО не помню, чтобы стоял унитаз.

Кровать — это доска, которая специальным запорным механизмом снаружи камеры фиксируется к стене. На время отбоя эта доска откидывается, это делается снаружи: подходит сотрудник службы безопасности, говорит «отбой» и выкидывает эту скамью, она падает. И он этот механизм оставляет открытым. Утром он сигнализирует подъем — значит, ты обязан встать, а дальше он запирает этот механизм. То есть кровать остается зафиксированной. И у тебя нет ни одного шанса сесть с опорой для спины где-либо. Ну, если только на пол. И люди на полу предпочитают сидеть. Лечь тебе нельзя, в том числе на пол, потому что лечь можно только во время отбоя. Значит, тебе предстоит ходить или сидеть на табуретке в течение 16 часов.

В 100% случаев эти помещения ремонтировались последний раз, когда построено было учреждение. Отваливается штукатурка, плесень, сгнившие доски пола, если это деревянный пол, а то и бывает бетонный. Параша — это открытая канализация. Заключенные, конечно, придумывают, как из пакетов и туалетной бумаги сделать затычку. Но, в общем, это тоже несильно спасает.

Я вообще, честно говоря, когда началась вся эта история с его ШИЗО, понять не мог, почему они его не запирают в ЕПКТ (единое помещение камерного типа). После трех ШИЗО они имеют на это право. ЕПКТ — это все-таки отдельные помещения, не такие страшные обычно. Бывают даже с приличным ремонтом, потому что там содержатся люди подолгу — и обычно люди непростые.

У нас было несколько воров в законе, их сразу отправляли в ПКТ. Их прячут в зоне: либо в «БМ» — безопасном месте, либо в ПКТ. Потому что с ШИЗО сообщение есть, там очень часто натянуты «дороги», люди общаются, малявы приходят, санитары хозотряда то и дело что-то пропихнут. А с ПКТ все очень просто: оно отпирается только с дежурным помощником начальника учреждения или с его заместителем. Поэтому что кормить, что выдавать постельное будут только при этом человеке, который наделен достаточно большими полномочиями. Но обычно там помещения лучше.

— Навального в сентябре перевели на год в ЕПКТ. Но продолжали водворять в ШИЗО.

— Я не понимаю этого. Я с таким не сталкивался. И я не понимаю, зачем так делать. Я только в формате пытки это могу понять. Что такое ШИЗО? Это, по сути, и есть помещение камерного типа, которое назначается в качестве наказания. И зачем из одного такого помещения направляют в другое помещение, я понять не могу. Это логике не поддается.

Что касается здоровья. Сырой воздух, холодный, потому что это ничем не отделанные стены, ничем не отделанные полы, никаких возможностей для отопления. Да, еще при водворении в ШИЗО отнимаются личные вещи. Я ушел из системы, может быть, что-то изменилось с тех пор, но при мне нельзя было ни литературу, ни бритвенных принадлежностей иметь. Только постельное белье, еда и больше ничего. Может быть, именно в этом заключалась фишка вот этой пытки, потому что в ЕПКТ он имеет право читать, иметь бритву, которой он может побриться, когда захочет, а в ШИЗО — нет. В ШИЗО ему бритву выдадут по расписанию — утром. И по расписанию же ее заберут, а литературу и не дадут вовсе.

Переохлаждение, длительные статические нагрузки, долгое сидячее и стоячее положение могут являться располагающими к тромбофлебитическим делам факторами, я имею в виду сосуды нижних конечностей.

В принципе помещение ШИЗО никому на здоровье хорошо не влияло. Там холодно, там влажно, там все очень серое, это на психику тоже сильно влияет. Грибок на стенах, которым люди дышат. Причем это грибок, который не соскребался столетие, это помещение, в котором уборка не приводит ни к чему. Уровень бактериального загрязнения — вообще уровень загрязнения этого помещения — конечно, катастрофический. Я могу это рассматривать только с точки зрения пытки: 20 с лишним раз отправлять человека в ШИЗО.

— Что происходит в зоне, когда умирает заключенный?

— Это строго регламентировано, причем не документами ФСИН, а приказами Минздрава. Кто-то заявил, что заключенному экстренно стало плохо. Это могут быть сокамерники, дежурные, да кто угодно. Прибывает человек из службы безопасности, кто находится внутри периметра. Если человеку действительно плохо, он вызывает медицинского работника — либо по рации, либо телефоном. Медработник должен прибыть с укладкой. Но обычно один медицинский работник бежит на место, а второй бежит за этой самой укладкой.

Обычно еще вызывают санитаров хозотряда, но в случае реанимационных мероприятий и в случае зарегистрированной смерти всех из камеры выкидывают. То есть другие заключенные не видят, что там происходит.

Далее. Если мы говорим о реанимационных мероприятиях, то непрямой массаж сердца и дыхание «рот в рот» проводятся не менее получаса. Реанимационные мероприятия — это не только дыхание и сердце, но и различные препараты. В каких-то случаях адреналин, в других — кортикостероиды; если инфаркт, то обязательно ему должны были дать антиагрегантную терапию, должны ему дать кислород. Или же должны его интубировать — и дышать либо вентилятором, либо мешком Амбу. То есть дыхание, «рот в рот» — это до тех пор, пока вы не притащили укладку. В укладке есть и клинок, и трубки, и сам мешок Амбу, и маска. Все должно быть.

Если мы говорим о пациенте, который имел тяжелое хроническое и неизлечимое прогрессирующее заболевание, могут констатировать смерть без оказания реанимационных мероприятий. Это, например, онкология в терминальной стадии.

Через полчаса, если не наблюдается сердечной активности, можно констатировать клиническую смерть. Клиническая смерть констатируется медицинским работником.

А судебно-медицинская экспертиза вынесена в бюро СМЭ. Тело должно быть вывезено туда — в городское или областное бюро, вскрытие должно производиться там. На вскрытии, поскольку Навальный скончался от неустановленных причин, должен присутствовать медицинский работник колонии.

Заключение судмедэксперта выдается в трех экземплярах: первый идет во ФСИН, второй — родственникам на руки, а третий — для ЗАГСа.

В судебно-медицинском заключении должны быть записаны причина смерти и заболевание.

Очень часто бывают случаи, когда как причину смерти указывают острую полиорганную недостаточность. В данном случае это невозможно, потому что это человек, не имевший хронических заболеваний, которые бы прогрессировали. То есть это нечто произошедшее — острое и внезапное.

Тело выдается по запросу родственникам, кроме случаев, если оно представляет инфекционную или радиационную опасность.

— Имеются ли видеорегистраторы у медработников колонии во время реанимационных мероприятий?

— Нет, но сотрудники колонии, которые в это время присутствуют рядом, обязаны вести видеозапись.