К девятому дню со дня смерти все верующие в статистику уже подсчитали, сколько народу пришло на похороны Льва Рубинштейна 17 января. Но и не вдаваясь в цифры, можно сказать, что больше тысячи человек для официально непубличного человека — это оглушительно много. И хочется понять, что собрало их вместе — помимо всеобщей приязни к Лёве. Тем более что там были и те, кто с ним знаком не был, под чары его не попадал. Стихи, песни, публицистика — но мало ли талантливых людей похоронили без всякого столпотворения? Значит, в этом было что-то еще, чего столь многим и многим явно не хватает. Наверное, у каждого на это есть свой ответ, но мне кажется, что в Лёве жило удивительное свойство — оживить, очистить своим присутствием пространство, в которое он попадал. Если в последние два года ты видел в публичном месте, куда пришел по обязанности, Рубинштейна, тебя отпускало — ну, значит, не очень стыдно здесь находиться. Трагическая смерть привела его в любимый ДК «Рассвет», который раньше он наполнял жизнью — стихами, песнями, тостами. Теперь он омрачил его нечаянной смертью, но, грех сказать, сделал благое дело — сплотил ею людей хотя бы на время.
Многие, которые или по немощи, или по убеждениям чураются ходить в разные собрания, пришли и сделали обнадеживающее открытие: приличных людей множество. По крайней мере, в Лёвином присутствии человек всегда старался вести себя прилично.
Конечно, не все сферы были ему подвластны — в том же фейсбуке* люди, претендующие на рукопожатность, часто срываются в неприличный хай, злобясь на весь свет, своих товарищей, коллег и даже друзей. Вероятно, считая, что пыл полемики, борьба за истину (чаще за собственное ее понимание) площадную брань превратит в рискованный диспут, корыстное доносительство — в очищение риз и рядов, стыдный эксгибиционизм — в этическую норму. Можно ли было Рубинштейна представить в поле злобы — даже в роли примирителя? Только не говорите про его миролюбивость и доброту. Лёва суть человека мог обнаружить одной ядовитой фразой. Слов он знал много, прекрасно владел разными техниками речи, только одну использовать брезговал. Блатные слова и выражения, не говоря уж о всяких «пиндосах», даже в шутку в рот не брал. Изысканный мат лучше справлялся с его эмоциями, вспыхивающими при взгляде на текущую действительность. Слово «принципиальность» он мог употребить только в пародии, и тем не менее ответ — почему так много людей пришло на прощание — мне кажется, можно поискать среди его синонимов. Бескомпромиссность, щепетильность, достоинство, стойкость. Твердость духа. Люди, пришедшие на похороны, хорошо знают значение этих слов. И хорошо видят, какая бездна разверзлась, когда эти слова почти вышли из обихода. И, возможно, пришли подтвердить: лишь их возвращение в жизнь может удержать нас на краю бездны.
…Один за другим уходят те, для кого гуманитарные (гуманистические) ценности составляли основу жизни. Совсем недавно — выдающиеся филологи Михаил Безродный и Андрей Немзер, кино- и арт-критик Алексей Медведев, легендарная Мария Васильевна Розанова, известный театральный критик Валерий Семеновский, изощренно-талантливый кинокритик Максим Андреев… И возникает ощущение, что «свой круг» сжимается в точку.
Вспоминается ковид — но и тогда, пожалуй, не было такого ощущения катастрофы. Хотя бы оно должно сплотить оставшихся — оставшихся в живых, оставшихся в России, оставшихся верным своим убеждениям — потому что все меньше тех, кто мог сделать это своим словом, делом, одним своим присутствием.