Подкаст · Общество

«Театр сегодня нужен, чтобы не сойти с ума»

Гость подкаста «Совещательная комната» — создатель «Пространства внутри» Олег Карлсон

Гость нового выпуска подкаста «Совещательная комната» — архитектор и создатель независимого театра «Пространство внутри», за последние два года ставшего одной из самых популярных площадок столицы. Созданный в память Михаила Угарова и Елены Греминой, этот театр, по сути, продолжает их традиции, показывая на сцене максимальную документальность и достоверность. Олег Карлсон рассказывает о том, как в сегодняшней России может выживать негосударственный театр, кто сегодня в нем нуждается, зачем театр вообще нужен и почему не может быть оправдания терроризма в спектакле Евгении Беркович «Финист Ясный Сокол» — пьесы, первая читка которой прошла как раз в «Пространстве внутри».

Создано «НО»
СЛУШАЙТЕ, ГДЕ УДОБНО

Зоя Светова. Всем привет! Это поддаст «Совещательная комната». И это мы, его ведущие: я, журналист Зоя Светова…

Вера Челищева. …и я, журналист Вера Челищева.

Зоя Светова. Сегодня наш гость — Олег Карлсон, архитектор, глава проектно-строительной фирмы «Доктор Хаус» и создатель независимого театра «Пространство внутри», который появился на карте театральной Москвы всего два года назад и за это время стал одной из самых популярных площадок. Театр — маленький всего 100 мест. Но очень интересный, с разнообразными постановками, на любой вкус. Олег, первый мой вопрос к вам: почему вы, преуспевающий архитектор, занялись театром? Все началось с «Театра.doc», театра Елены Греминой и Михаила Угарова? Наш подкаст выйдет вскоре после 20 ноября, дня рождения нашей любимой Елены Греминой, которой с ним нет уже больше пяти лет. Скажите, ваша идея создать театр связана с Греминой и с «Театра.doc»?

Олег Карлсон. Бесспорно, это так, потому что я впервые попал в «Театр.doc» где-то в 2013 году. Посмотрел несколько спектаклей. И когда в 2014 году ребят лишили своей площадки, закрыли ее, то я пришел к ним, говорю: «Давайте я вам помогу с новой площадкой». И мы некоторое время шастали по Москве, прошли много-много подвалов, строений, заброшек, пока не нашли совершенно прекрасное пространство — заброшенные руины рядом с метро «Бауманская». Там совершенно в жутком состоянии все это было: проваленная крыша, провисшая, хренова туча… Можно так говорить?

Светова. Можно.

Олег Карлсон. …перегородок, мусора. И вот буквально мы подписали договор — и уже через два дня я поставил своих рабочих. Это была система моих рабочих — молдаване, прекрасная бригада. И мы начали там работать. И по выходным туда приходили волонтеры «Театра.doc». Они были в масках все — пыль, грязь. Я был каждый день на этой стройке. Приходили Лена, Миша, потом в один из выходных пришел Брусникин (Дмитрий Брусникин — актер, режиссер, сценарист, заслуженный артист России. Ред.) со своими «брусникинцами». Они тоже работали там в этих масках. Потом я стал уже по фотографиям идентифицировать всех этих волонтеров. Это были великий драматург Максим Курочкин, режиссер Филипп Лось, это Сева Лисовский, комиссар этого «Дока», помреж Ольга Андреева. В общем, со всеми я подружился. Это было очень подъемно. И каждый вечер и выходные приходили эти волонтеры — не только театральные люди, приходили просто зрители. И помогали. Мы где-то порядка 20 контейнеров мусора 20-кубовых оттуда вывезли.

Светова. Да, но вы построили это здание для участников «Театра.doc». Они там прожили, по-моему, три года.

Олег Карлсон. Четыре месяца.

Светова. Четыре месяца? И после спектакля «Болотное дело» их оттуда выгнали?

Олег Карлсон. Вся стройка шла месяц. Я успел вырыть с волонтерами и с молдаванами подвал. Я люблю рыть подвалы, увеличивать пространство. Мы переделали крышу, сделали санузлы, гримерку, отыграли четыре месяца. За эти четыре месяца было 10 премьер совершенно потрясающих. Это то, что поставили Лена и Миша, извините, что я называю их так, это мои ровесники. Сыграли спектакль «Болотное дело». Это была 10-я премьера. И наши арендодатели тут же расторгли договор. И мы бросились опять искать очередные пространства.

Светова. Миша и Лена ушли от нас один за другим буквально. Лена умерла, по-моему, через 40 дней после Миши. И «Театр.doc» — он как-то шел своим путем. А твое желание создать новый театр — оно связано с тем, что ты пережил настройки «Театра.doc»? И вообще — почему ты решил этот театр основать?

Олег Карлсон. Ну, во-первых, еще давай по хронологии. Дальше была еще вторая площадка, где был черно-белый зал. Это Казенный переулок, недалеко от «Курской». Там уже мы строили не месяц, а у нас была неделя. За неделю мы все снесли, все вынесли, все перекрасили, сделали этот амфитеатр, сделали уже не один санузел, а два санузла, чем я горжусь. То есть с каждым театром у нас было все больше и больше санузлов. Для меня главное — это комфорт актеров и зрителей. Как архитектора меня выбешивают очереди в женский туалет в любом театре. Два года этот театр просуществовал. И уже соседи сверху написали на нас массу жалоб, потому что там прошло две потрясающих «Любимовки», много премьер. Я понял, что 

зал на 100 мест — это не зал на 100 мест, там набивалось где-то человек 200–300. Висели на люстрах. Это было для меня лучшей наградой, когда много зрителей. Актеры вдоль стеночки на сцене стояли, а вокруг них — зрители.

Светова. То есть зрители практически вытесняли со сцены актеров?

Олег Карлсон. Да. Это была фантастика. Но через два года с нами расторгли договор из-за того, что мы мешали: шум, гам. Этажом выше жила женщина с больным ребенком. И опять мы бросились искать площадку. И тут уже случилась эта беда. Сначала с Мишей, это было 1 апреля. Ну ни фига себе шуточки!..

Светова. Да, Миша умер, как раз придя с праздника — дня рождения «Новой газеты», 1 апреля 2018 года.

Олег Карлсон. Вечером пришло это сообщение — нелепейшее совершенно для нас всех, которое ударило всех по мозгам и по сердцам. Лена до этого сломала себе лодыжку, она лежала. А через 30–40 дней ушла и она.

Светова. Но все-таки я настаиваю на вопросе, почему ты решил создать театр.

Олег Карлсон. Я подвожу к этому потихоньку. Все же не просто так, это же не сдуру только можно создать театр. К этому приходишь постепенно. И мы в третий раз рванули искать новые площадки. Илья Ромашко, который дружил с Мишей, предложил нам площадку, которую он нашел на улице Казакова, 8/3. Это за «Гоголь-центром». Илья — ведущий актер «Гоголь-центра». Он создал вот этот вот «Гоголь-скул» — совершенно потрясающую институцию, где он обучает обычных клерков, инженеров, раскрепощает их, за два месяца они учатся говорить, двигаться и через два месяца ставят спектакли. Совершенно интереснейшие вещи.

Я этот театр строил в память Миши и Лены. Большой зал я назвал «Лена», малый зал — «Миша».

Ну или наоборот. Один раз прошла там «Любимовка», тоже потрясающая. Вторая «Любимовка» уже была в усеченном виде — 25%. Потом оттуда «Театр.doc» ушел. Через какое-то время мне Илья говорит: «Как-то фигня полная происходит. Давай, ты уже это строил, давай это сделаем. Я знаю, ты сумасшедший. Давай, попробуй это сделать и возьми театр в свое руководство». А к тому времени моя дочь окончила ГИТИС. Она актриса.

Светова. Ну, то есть получается, что в какой-то степени ты для своей дочери создал театр? Это все вместе, в одном флаконе?

Олег Карлсон. Я жил и горя не знал. Я готовил ее в архитекторы, но сдуру водил ее с детства по театрам. И где-то в классе девятом она сказала: «Папа, извини, я не хочу быть архитектором, я хочу быть актрисой».

Светова. А почему «Пространство внутри»?

Олег Карлсон. Это то, что внутри тебя. Театр внутри себя.

Челищева. Олег, за те два года, что театр «Пространство внутри» существует, у него появился свой репертуар. Это, кажется, десятки премьер в год, есть свои хиты, то есть спектакли, на которые очень быстро кончаются билеты. Как вы выбираете репертуар? Понятно, что у вас есть теперь команда — завлит, пресс-секретарь, но все равно вы же, когда создавали театр, для себя определяли, какой это будет театр, что в нем будет и чего в нем не будет?

Олег Карлсон. Я долго думал, как это объяснить. Ну, я понимаю это так, что это театр, который я люблю. А театр бывает разный. Первый спектакль, который я поставил в этом театре как продюсер, был «Я убил царя». Пьеса Олега Богаева. Это было три года назад. С этого начинался наш театр. Я пригласил Владимира Владимировича Мирзоева, которого я знаю уже лет сорок, на эту постановку. Она получилась очень потрясающая и классная. Что касается актеров, то весь кастинг там был Володи. Моя дочь там играет гимназистку.

Светова. Да, я видела этот спектакль, он потрясающий. А вообще ты сам выбираешь пьесы или твоя команда тоже? Ты советуешься с ребятами?

Олег Карлсон. Да, я советуюсь. У меня много театральных друзей. С 2014 года у меня вся лента — это актеры, режиссеры, сценаристы, драматурги. Мне присылают пьесы, я их не читаю — отправляю тут же завлиту Ольге Фукс. Меня приглашают на спектакли, я прихожу, смотрю, меня приглашают в другие города, я езжу. Я отсматриваю все, что интересное мне советуют.

Светова. А вот вдогонку к Вериному вопросу: а есть ли цензура у вас в театре или своя как бы самоцензура? Есть ли такие пьесы, которые как раз тебе предлагают, а ты отказываешься? Или спектакли ты к себе не берешь, не приглашаешь?

Олег Карлсон. Во-первых, как говорит Владимир Владимирович Мирзоев, 

театр — это не газета. Театр — это про другое. Это про душу, про сердце. Протестный театр — это не про нас, понимаете? Театр — про другое. Это про то, чтобы люди приходили и впитывали замечательные хорошие вещи.

Светова. Понятно, это не протестный театр. Но мой вопрос о другом. Вот бывает ли цензура? Например, тебе присылают пьесу, и ты думаешь: «Нет, я ее не поставлю». 

Олег Карлсон. Да.

Светова. А по каким критериям? Она скучная, неинтересная, непрофессиональная? Или там что-то такое, что сегодня театр не может себе позволить?

Олег Карлсон. Нет, все может театр себе позволить. Просто я стараюсь брать пьесы, где в конце не убивают главного героя или героиню либо не насилуют ее большой кучей подонков. То есть вот чтобы насилия не было. Должно быть сейчас больше позитива. Я безумно хотел поставить мюзикл. Сейчас у меня два замечательных спектакля музыкальных. Это «Надо что-то делать» моего друга Паши Ващилина. Он поставил со звездами МХТ. Потрясающая совершенно вещь. Это очень серьезный, глубокий спектакль о взаимоотношениях мужчины и женщины, мужа и жены. Абсурдистская пьеса, надо смотреть. Идея этого спектакля — чтобы люди вышли после него и друг с другом разговаривали, налаживали отношения. Потому что надо находить между собой общий язык. Если мы не можем найти общий язык между мужчиной и женщиной, то грош нам цена. Мы нигде и ни с кем не сможем найти общий язык. И второй спектакль совершенно потрясающий — «Нур эскадрилья». Это фантастика. Там замечательные «брусникинцы». Там Катя Троепольская поет, вместе с ней автор этой пьесы — супруг Кати Андрей Родионов.

Светова. Это своего рода коммерческие спектакли, потому что люди билеты скупают, как горячие пирожки, да?

Олег Карлсон. Раскупается за два часа у нас «Где ты был так долго, чувак?» Антона Федорова по тексту Алексея Френкеля. Опять же, это наше открытие. Еще — первый московский спектакль, который я продюсировал вместе с Леной Шевченко по пьесе ее сына. И где играет опять же моя дочь. То есть мы для своих детей поставили этот спектакль — «Это не я». Такая дилогия об интеллигенции. Там играет великолепная Роза Хайруллина. Это очень глубокая пьеса.

Челищева. Ваш театр позвал к себе труппу «Дочерей Сосо», Женя Беркович до ареста была ведущим режиссером театра. После ее ареста были ли у вас сомнения: оставлять ее спектакли или нет? Понятно, что «Финист Ясный Сокол» пришлось снять, а другие постановки?

Олег Карлсон. Я где-то год уговаривал Женю, чтобы она пришла резидентом на мою площадку. И где-то год назад, вернее, даже полтора года назад, в первый сезон, она сделала мне такой подарок — совершенно замечательный спектакль новогодний. Это была бомба. Ее «Дочери Сосо» — они все поющие, прекрасно двигающиеся.

Отмотаем немного назад: эта площадка открывалась «Любимовкой», и там была читка «Финиста Ясного Сокола».

Светова. То есть на вашей площадке?

Олег Карлсон. Да, первая читка была именно там. Это настолько была пронзительная, потрясающая читка!.. Я говорю: «Женя, это же готовый спектакль!» Говорит: «Нет, Олег, ни хрена, его надо доделывать». И вот она еще год этот спектакль делала. Там был учитель по вокалу, сценическое движение. И она сделала потрясающий спектакль. Я посмотрел в Боярских палатах. И конечно же, было для меня большое счастье, когда Женя пришла на нашу площадку. Потом была «Рисовая собака» — великолепный спектакль, который я видел. Потом «Считалка» — тоже год мы пытались его поставить, но был запрет автора. И Женя и с Андриевичем (Александр Андриевич — продюсер. — Ред.) добились этого разрешения. Совершенно поразительный спектакль.

Светова. Да, но ты не ответил на вопрос. Вера спросила, приходила ли идея вам в голову, когда Женю и Свету посадили, снять Женин спектакль в вашем театре.

Олег Карлсон. Нет, нет, нет.

Светова. А почему?

Олег Карлсон. Ну, потому что, понимаете, 

я и не хотел снимать «Финиста». Ну какое оправдание терроризма там можно увидеть? Даже сейчас я хочу перед каждым заседанием его поставить, пригласить следователей, прокуроров.

Светова. А как можно ставить спектакль, если он находится под следствием?

Олег Карлсон. В юридических делах я не понимаю. Мне хочется, чтобы они увидели, чтобы они поняли, что там нет ничего, что может оправдывать терроризм.

Светова. Вера, как вы считаете: можно ли вообще спектакль, который находится под следствием, показывать в театре?

Челищева. Я думаю, что в здоровом цивилизованном обществе, когда этот спектакль под вопросом, было бы здорово, действительно, как говорит Олег, позвать следователя, позвать всех сомневающихся и показать им, а потом спросить и всем вместе понять, есть ли там оправдание или нет. Но это в идеале. А сейчас мне кажется, что, конечно, когда твои доводы в российском суде не слышат и не слышат их на следствии в кабинете у следователя, то это очень рискованное дело. Доказать, что тут нет никакого оправдания терроризма, просто невозможно, потому что люди хотят видеть там терроризм.

Светова. Ну да, это надо советоваться, по-моему, с адвокатами.

Олег Карлсон. Мне адвокат сказал: «Не надо этого делать. Мы только навредим». Я человек эмоций, и поэтому мне-то хотелось сделать.

Светова. Олег, что вы думаете об этом известном споре уехавших и оставшихся? Когда уехавшие — не актеры, а журналисты и некоторые театральные критики — говорят: зачем вообще нужен театр во время СВО, ведь в театре, как и везде в России, есть военная цензура? Артистам и режиссерам приходится идти на компромиссы, снимать фамилии режиссеров и драматургов и т.д. А другие говорят: нет, театр — это очень важно, потому что люди, когда приходят в театр, чувствуют свою общность. Это такой дает терапевтический, психотерапевтический эффект. Что вы думаете об этом споре?

Олег Карлсон. Ну, я вспоминаю пандемию, когда были запрещены спектакли. Извините, а на что жили актеры в это время, на минуточку? Для меня театр — главное. Так как получилось, что моя дочь — актриса. Я думаю, вот как она, а на что бы она жила? То есть 

драматурги, актеры, вахтеры — куда они денутся?! Они работают, продолжают работать, они остаются в профессии. И мы — я считаю себя все-таки зрителем — продолжаем смотреть на их работу. То есть для меня это важно. Я без театра не могу, особенно когда плохо.

Светова. А зачем сегодня людям театр?

Олег Карлсон. Ну, чтобы не сойти с ума.

Челищева. Олег, вы за два года построили театр в прямом смысле (отремонтировали помещение) и в смысле репертуара, обустройства, рекламы, пиара. Что было самым трудным?

Олег Карлсон. Самым трудным за это время было убрать помойку около входа в театр. Она там исторически стояла два года. Мы писали письма. Когда зрители выходили из театра вечером после спектакля, женщины взвизгивали — из помойки выпрыгивали крысы. Вот это было самое сложное — убрать эту помойку. И еще сложно было следующее: у меня был козырек, навес над входом, меня заставили его убрать, потому что надо было согласовывать это все с властями. Ну, слава богу, сотрудники Басманной управы, я к ним ходил, умолял, пошли навстречу и согласовали этот навес над входом. Потому что до этого летом театр затопило, были ливни, и как раз шли репетиции спектакля «Хиросима». И девушки — актрисы замечательные — были по щиколотку в воде. И под руководством Мариэтты Цигаль-Полищук они вычерпывали воду из зала.

Светова. Я думала, что Олег нам будет рассказывать про трудности согласования спектаклей или что там приходят какие-то, я не знаю, кураторы из Министерства культуры, а оказывается, все дело в козырьке и в помойке.

Олег Карлсон. Конечно, да. Месяц тому назад мы перетащили эту помойку, крыс нет. Мы продолжаем театр строить. Сейчас я хочу увеличить глубину сцены, чтобы было больше возможностей у режиссеров и актеров. Этим летом доделал вентиляцию, теперь там можно дышать. Театр хороший, но дышать невозможно было.

Светова. Да, есть маленькие театры, где действительно очень неудобно сидеть и дышать. Но теперь стало и сидеть вроде удобно.

Олег Карлсон. Надо еще кресла, а то, говорят, очень жесткие кресла. Но у нас спектакли короткие, выдержите. Если я поставлю мягкие кресла, у нас будет не 98 мест, а 50. И тогда мы не выживем вообще. То есть здесь все-таки на эти деньги мы живем, на эти деньги мы ставим спектакли.

Светова. Спасибо, Олег, спасибо большое. А вы слушали новый эпизод подкаста «Совещательная комната». Нашим гостем был архитектор и основатель театра «Пространство внутри» Олег Карлсон. Мы говорили о том, как сегодня в России создать негосударственный театр, какие сложности и опасности подстерегают продюсеров и вообще зачем сегодняшней России нужен театр. Слушайте наш подкаст на ютубе, ставьте нам лайки — таким образом вы будете нас продвигать, и у нас появится больше слушателей, а у видеоподкастов — больше зрителей. Слушайте нас на Apple Podcasts и на других платформах. Всем пока!