Начну с цитаты.
Сентябрь начался поручением президента Владимира Путина создать в стране «Национальный центр исторической памяти» и «оперативно решить все организационные и финансовые вопросы», поскольку «защита исторической памяти — один из приоритетов в стратегии национальной безопасности России».
И закончился известием об установке бюста Сталина в мемориальном комплексе в Тверской области, созданном в память о репрессированных советских гражданах и более шести тысячах поляков, расстрелянных весной 1940 года.
Памятник организатору убийств на мемориале убитым — это ранее невозможно было себе представить.
А недавно, как рассказывала «Новая», прокуратура Псковской области отказалась реагировать на установку 8-метрового памятника Сталину в Великих Луках, объявив его «малой архитектурной формой».
И почти каждую неделю приходят сообщения об уничтожении того, что хранит память о жертвах репрессий — начиная от мемориалов расстрелянным полякам и заканчивая табличками «Последнего адреса».
Начну с цитаты.
«Россия не может в полной мере стать правовым государством и занять ведущую роль в мировом сообществе, не увековечив память многих миллионов своих граждан, ставших жертвами политических репрессий.
Точное число репрессированных лиц остается неизвестным.
Общенациональный памятник жертвам политических репрессий не установлен.
Недопустимыми являются продолжающиеся попытки оправдать репрессии особенностями времени или вообще отрицать их как факт нашей истории».
Нет, это не документ признанного «иноагентом» и ликвидированного «Мемориала» или «Сахаровского центра»*.
И не выступление правозащитников на акции «Возвращенные имена», где зачитывают скорбный список расстрелянных в годы Большого террора (кстати,
очередную такую акцию в Москве только что запретила мэрия под предлогом ковида, хотя митингу-концерту в честь присоединения «новых регионов» с участием верноподданных артистов вирус, конечно же, не стал помехой).
Это — Концепция государственной политики по увековечению памяти жертв политических репрессий, утвержденная распоряжением Правительства РФ от 15 августа 2015 г. № 1561-р.
Подпись: «Председатель Правительства Д.А. Медведев».
В ее рамках предписывалось, в частности:
О том, насколько «свободен» доступ к архивным документам, связанным с репрессиями, я недавно рассказывал в «Новой газете». Был приведен впечатляющий пример, когда моему коллеге по «Яблоку» Игорю Яковлеву даже через суд не удалось узнать имена палачей НКВД, которые причастны к гибели его репрессированных родственников (впоследствии реабилитированных), потому что это «составляет тайну их [палачей] частной жизни» и «порочит их честь и достоинство».
Что же касается «формирования инфраструктуры» и «доступности мемориальных объектов», то, как уже сказано, эта инфраструктура и объекты начали все чаще и чаще уничтожаться или таинственно пропадать.
Зато появляются новые «мемориальные объекты» — посвященные памяти палача, а не жертв. Как пишут журналисты, бюст, который установлен в Тверской области, — это уже четвертый памятник Сталину, появившийся в России после 24 февраля 2022 года.
А вообще, из 110 (!) памятников Сталину в общественных местах почти 90% были установлены в «путинскую эпоху».
На это никак не реагирует прокуратура — при том, что (пока не отмененными) решениями высших органов власти СССР и России сталинские репрессии признаны преступлением и официально реабилитированы их жертвы.
И этому открыто радуются те, кто видит Путина «новым Сталиным», делящим, как восемьдесят лет назад, мир с лидерами других великих держав на «сферы влияния».
Те, кто конвейерным методом выпускает книги, статьи и посты в Интернете, прославляющие Сталина.
И те, кто призывает к новым репрессиям против новых «врагов народа». Как Александр Дугин с его кровожадными призывами к репрессиям, которые якобы «необходимы и неизбежны», заявлениями типа «Ты либерал? Если победят патриоты, ты отправишься по этапу. И не спрашивай: за что? Потому что ты либерал», и стенаниями о том, что «когда в СССР были репрессии, страна была великой и сильной».
Мечтающие о «новом Сталине», конечно же, уверены, что арестовывать, сажать и расстреливать будут тех, кто им неприятен.
Забывая, что в те времена в жернова машины репрессий попадали — в свой черед — и те, кто обвинял, и те, кто арестовывал, и те, кто поддерживал и одобрял.
А потом писал отчаянные письма: «Передайте товарищу Сталину, что произошла чудовищная ошибка»…
Вот бы для чего создавать «Национальный центр исторической памяти» — чтобы общество не забывало о преступлениях против собственного народа, совершенных диктатором и его подручными.
Но, судя по всему, под «исторической памятью», которая нуждается в сохранении, в Кремле имеют в виду лишь удобную историческую память.
Тщательно препарированную, заботливо подогнанную под текущую политическую линию и надежно очищенную от всего, что противоречит стройной концепции о том, как Россия была всегда окружена врагами, стремящимися ее уничтожить, но неизменно их побеждала. И как она никогда не начинала войн, но почему-то непрерывно при этом расширялась, неся исключительно процветание покоренным народам…
В эту концепцию прекрасно укладывается мудрый вождь и учитель, корифей философии, биологии и языкознания — товарищ Сталин (и установка памятников ему), но совершенно не укладываются сталинские репрессии. И потому память о них, конечно же, не нужна для создаваемого «национального центра».
Как не нужна память о Катыни и советско-финской войне. О пакте Молотова–Риббентропа и телеграмме Сталина Риббентропу (опубликованной 25 декабря 1939 года в газете «Правда») о «дружбе народов Германии и Советского Союза, скрепленной кровью». И о статьях в советских газетах 1939–40-х годов, называвших Вторую мировую войну «преступной бойней, развязанной англо-французскими империалистами», а Польшу — «уродливым детищем Версальского договора».
Эту память можно вычеркнуть из учебников. Или объявить «неисторической». Назвать «заведомо ложным» все, что не соответствует официальной трактовке, изложенной в выступлениях нынешних вождей и нынешних учебниках истории. А если что, так пригрозить судом всем, кто будет эти «заведомо ложные сведения» распространять. Объявив официальные трактовки «заведомо истинными» (именно так, как известно, рассматриваются дела о «военных фейках»)…
В краткосрочной перспективе это может получиться, но в долгосрочной — обречено на провал.
Потому что можно уничтожить «Мемориал» и убрать таблички «Последнего адреса», поставить памятники Сталину и завалить полки книжных магазинов его прославлениями, но не удастся уничтожить память о преступлениях.
Она все равно прорвется — как трава через асфальт.
И наступит время, когда если и останутся где-то памятники палачам — то лишь в назидание потомкам, но категорически невозможно будет появление новых.
«Как будто дело все в убитых,
в безвестно канувших на Север —
а разве веку не в убыток
то зло, что он в сердцах посеял?
Пока есть бедность и богатство,
пока мы лгать не перестанем
и не отучимся бояться, —
не умер Сталин».
Это в далеком 1959 году написал Борис Чичибабин, 100-летие со дня рождения которого было в январе этого года.
Бывший политзаключенный за «антисоветскую деятельность», а в 1990 году — лауреат Государственной премии СССР.
Русский поэт, почти всю жизнь проживший на Украине.
{{subtitle}}
{{/subtitle}}