Почти двадцать лет назад, в 2004 году, был принят Федеральный закон «Об архивном деле в Российской Федерации». В целом, вполне приличный. И устанавливающий в своей 24-й статье, что «пользователь архивными документами имеет право свободно искать и получать для изучения архивные документы».

Но — в соответствии с 25-й статьей этого же закона — ограничивается доступ к архивным документам, содержащим «сведения, составляющие государственную и иную охраняемую законодательством РФ тайну». Также установлено на 75 лет ограничение на доступ к архивным документам, «содержащим сведения о личной и семейной тайне гражданина, его частной жизни, а также сведения, создающие угрозу для его безопасности». Все это, как показывает практика, позволяет закрыть доступ ко множеству важнейших документов. Это первое.

Второе: огромный пласт архивных материалов — касающийся НКВД–КГБ, Службы внешней разведки, МВД, Минобороны, а также архивы МИДа, — вообще не передан на хранение в систему Росархива и под действие закона не подпадает.

Перечень сведений, составляющих государственную тайну, утвержденный указом президента России в 1995 году, с момента его издания менялся сорок два (!) раза и сейчас включает 119 позиций.

Формулировки указа позволяют (а решение принимают руководители соответствующих ведомств) формально засекретить почти все что угодно — конечно же, в «целях обеспечения безопасности государства».

Да, в соответствии со статьей 13 Федерального закона «О государственной тайне», органы государственной власти, руководители которых наделены полномочиями по отнесению сведений к государственной тайне, обязаны периодически, но не реже чем через каждые 5 лет, пересматривать перечни сведений, подлежащих засекречиванию «в части обоснованности засекречивания сведений и их соответствия установленной ранее степени секретности», а срок засекречивания сведений, составляющих государственную тайну, не должен превышать 30 лет.

Вот только никакого реального пересмотра, судя по всему, не происходит (по крайней мере, в сторону снятия режима секретности), а упомянутый 30-летний срок «в исключительных случаях может быть продлен по заключению межведомственной комиссии по защите государственной тайны».

Это исключение, как говорят историки (например, Никита Петров), давно стало правилом. И никого ни разу не наказали за необоснованное продление срока секретности.

Формально, по данным Росархива, под грифом «секретно» остаются сегодня не более 4% от всего массива документов, хранящихся в государственных архивах (включая и документы до 1917 года). В том-то и лукавство. Если же брать отдельно документы высших органов советской власти — решения Политбюро, докладные записки МИД, КГБ, Минобороны и др. важных ведомств, то тут доля оставленного на секретном хранении составит свыше 50%. Особенно если говорить о периоде 1960–1980-х годов. А тридцать-то лет со дня создания этих документов давно минули!

Личный фонд Сталина

Так, по словам Никиты Петрова, существует личный фонд документов Иосифа Сталина, в 11-й описи которого находится примерно 1700 дел. Но порядка 200 дел из них до сих пор числятся на секретном хранении, в том числе приказы Ставки Верховного главнокомандования, записки Наркомата обороны, переписка с НКВД–МГБ, важнейшие донесения МИД. А тут прошло не то что тридцать — более семидесяти лет, но эти документы так и отсутствуют в общем доступе.

Архивы бывшей КПСС в свое время были переданы (усилиями специальной комиссии Верховного Совета РСФСР, экспертом которой был Петров) на государственное хранение. Но и среди них остается множество закрытых документов, в том числе большая часть документов Политбюро ЦК ВКП(б)–КПСС, которое в советские годы фактически руководило государством.

Здесь должны быть документы о подготовке «пакта Молотова–Риббентропа» — от 23 августа 1939 года с его секретными протоколами, — который три года назад был расценен российским МИДом как правильный и выгодный для СССР, хотя в постановлении Съезда народных депутатов СССР от 24 декабря 1989 года «О политической и правовой оценке советско-германского договора о ненападении от 1939 года» ему давались совсем другие оценки.

Здесь должны быть документы о подготовке менее известного, но не менее важного «договора о дружбе и границе» с нацистской Германией от 28 сентября того же года. О начале советско-финской войны и «Майнильском инциденте» (после которого начались боевые действия советских войск против Финляндии). Документы о происходившем в Сандармохе, где чекисты расстреливали граждан разных национальностей (напомним, что в последнее время активно распространяются домыслы имени Мединского и его «Военно-исторического общества» о том, что там-де «белофинны расстреливали пленных красноармейцев»). Документы о расстреле чекистами польских военных в Катыни (что в последнее время снова пытаются отрицать провластные историки и пропагандисты). И многие, многие другие.

И, конечно, в этих архивах (особенно в документах Политбюро) должны храниться документы, рассказывающие о подавлении советскими войсками народного восстания в Венгрии в 1956 году и подавлении «Пражской весны» в 1968 году (когда в Чехословакию якобы вот-вот готовилось вторгнуться злобное НАТО), о преследовании советских диссидентов, о Карибском кризисе и интервенции в Афганистане.

Ну а что касается «личных и семейных тайн», то их якобы бережное хранение очень часто используется как предлог для отказа в доступе к архивным документам.

Силовые архивы

…Теперь — о «силовых» и ведомственных архивах. Здесь картина еще более печальна.

Закрыты для исследователей практически все архивы МВД (как «центра», так и управлений МВД на местах), при этом в них находятся и документы НКВД периода массовых репрессий. И — большей частью — закрыты архивы бывшего КГБ.

Нет даже информации ни о количестве архивных дел, ни о принципах их комплектования. Несмотря на петицию о доступе к архивам КГБ, которую подписали около 60 тысяч человек, Межведомственная комиссия по защите государственной тайны продлила их секретность до 2044 (!) года.

Речь идет о документах 1917–1991 годов, и даже для документов 1991 года указанные в законе о гостайне 30 лет предельного срока засекречивания прошли еще полтора года назад, но снимать гриф «секретно» категорически не хотят.

Якобы то, что содержится в этих архивах, по мнению комиссии, «сохраняет свою актуальность», а его распространение «может нанести ущерб национальной безопасности».

Полностью недоступен для исследователей архив Службы внешней разведки.

Архив МИДа формально доступен, но и там, во-первых, доступ возможен только по спецпропускам, а во-вторых — часть документов засекречена.

Центральный архив Министерства обороны (ЦАМО) заявляет, что рассекретил большую часть архивных документов. Но это документы, что называется, «низшего уровня». В том числе, закрыты для исследователей документы, касающиеся периода Великой Отечественной войны и ему предшествовавшего, документы Генерального штаба, Ставки Верховного главнокомандования, НКВД, НКГБ, контрразведки СМЕРШ и военной разведки.

Какие могут быть секреты в этой сфере по прошествии восьмидесяти лет? Что в этих документах может угрожать «безопасности государства»?

Неизвестно. Но факт остается фактом: доступ к документам о Великой Отечественной остается во многом закрытым, режим секретности продлен до 2040 года.

Заметим: российские официальные лица не устают твердить о якобы злонамеренных попытках со стороны Запада «фальсификации истории» о Великой Отечественной войне, попытках «пересмотреть ее результаты», «отрицать подвиг советского народа» и так далее и тому подобное.

Но нет, этого не происходит. Почему?

Гипотеза есть только одна: «подлинные документы» могут дать такую картину истории тех лет, которая серьезно отличается от нарисованной в учебниках (особенно недавно выпущенных) и представляемой в речах руководителей государства и выступлениях государственных пропагандистов.

А еще подлинные документы КГБ, МИДа и других ведомств могут представить совсем в ином свете политику советских властей в послевоенный период.

Когда на территории учебных центров в Советском Союзе готовили будущих «участников национально-освободительного движения» (проще говоря, боевиков, а то и террористов) из Никарагуа, Анголы, Мозамбика, Сирии, Ливана, Венесуэлы, Колумбии и Организации освобождения Палестины.

Когда проводились «диверсионные операции» за границей в целях уничтожения политических оппонентов Кремля и щедро снабжались оружием диктаторы всех мастей с разных континентов.

Когда «советские инструкторы» и «советники» воевали в Алжире и Египте, Йемене и Вьетнаме, Сирии и Анголе, Мозамбике и Эфиопии, Камбодже и Бангладеш, Лаосе и Ливане (для справки: перечень этих стран и годы участия в боевых действиях прямо указаны в приложении к Федеральному закону «О ветеранах»)…

…Еще одна — во многом закрытая архивная страница — история Большого террора.

Засекречены до 2044 года, как уже сказано, архивы НКВД–КГБ. Засекречены общая картотека арестованных и осужденных (находящаяся в ГИАЦ МВД) и документы, касающиеся массовых арестов. И закрыта значительная часть информации о деятельности ГУЛАГа.

В доступе к этим документам заинтересованы многие родственники и потомки осужденных в годы Большого террора, а также правозащитники и журналисты. Но единственное, что сегодня по факту предоставляется, — это возможность для родственников жертв репрессий ознакомиться с материалами уголовных дел.

При этом открытыми для исследователей являются только дела тех, кто был реабилитирован — и то по миновании 75-летнего срока, не полностью и без возможности копирования. А дела по тем, кто не был реабилитирован (в том числе, сотрудникам НКВД, которые сами стали жертвами репрессий на очередном витке террора), вообще не выдают для ознакомления исследователям.

Один из ярких примеров — «дело Игоря Яковлева», моего коллеги по «Яблоку», который в 2020 году получил от Управления ФСБ России по Псковской области архивные следственные дела родственников его жены: Анисима и Алексея Бельченковых, репрессированных в 1938 году.

Документы были полностью рассекречены, но на некоторых страницах дела имена и фамилии сотрудников НКВД, участвовавших в «деле Бельченковых», были или закрыты бумажкой или вымараны маркером.

ФСБ формально не является правопреемником ни КГБ, ни НКВД — но псковские чекисты заявили, что считают сотрудников НКВД СССР 1930-х годов сотрудниками ФСБ.

Яковлев обратился в военную прокуратуру Псковского гарнизона, и она заявила, что ФСБ вправе не раскрывать информацию, порочащую честь и достоинство указанных сотрудников НКВД, так как они не были признаны виновными в фальсификации дел и применении незаконных методов расследования (!).

Между тем Бельченковы были полностью реабилитированы на основании указа Президиума Верховного Совета СССР от 16 января 1989 года, который гласит: «Осудить внесудебные массовые репрессии периода сталинизма, признать антиконституционными действовавшие в 30–40-х и начале 50-х годов «тройки» НКВД–УНКВД, коллегии ОГПУ и «особые совещания» НКВД–МГБ-МВД СССР и отменить вынесенные ими внесудебные решения, не отмененные к моменту издания настоящего Указа Президиума Верховного Совета СССР, считать всех граждан, которые были репрессированы решениями указанных органов, включая лиц, осужденных впоследствии за побег из мест незаконного спецпоселения, реабилитированными».

Игорь Яковлев пошел в суд — и проиграл во всех инстанциях, хотя в октябре 2021 года представитель УФСБ по Псковской области заявила в Мосгорсуде, что ФСБ не является правопреемницей НКВД.

В определении судебной коллегии Мосгорсуда сказано примечательное: «наличие в запрашиваемых заявителем документах сведений, относимых к частной жизни, личной и семейной тайне лиц, фамилии и должности которых отражены в документах, в силу закона относятся к категории ограниченного доступа, поскольку позволяют идентифицировать личность субъектов информации, а также составляют тайну их частной жизни».

Переводя с судебного на русский: узнать имена тех, кто виновен в смерти родственников, кто фабриковал их «дело», даже по прошествии восьмидесяти с лишним лет, никак невозможно, потому что это «составляет тайну их частной жизни».

Эта логика чудовищна: о какой «частной жизни» палачей идет речь? Речь идет об их служебной деятельности, о том, что при их активном участии погибли невинные. Но их имена якобы нельзя назвать?

Уверен, что имена не только всех жертв сталинских репрессий, но и имена всех палачей должны быть названы. Всех, кто входил в «тройки» и «особые совещания», кто возбуждал и «расследовал» (намеренно беру в кавычки), кто пытал и избивал, кто обвинял и судил: у них нет и не должно быть права на сокрытие их имен под предлогом «защиты частной жизни».

Между тем нынешняя власть совершенно не скрывает своего негативного отношения к тем, кто хранит память о сталинских репрессиях, и раздражения их деятельностью: «Международный Мемориал» (получивший в 2022 году Нобелевскую премию мира) и Правозащитный центр «Мемориал» ликвидированы как юридические лица и обозваны «иноагентами», под персональные репрессии попали такие известнейшие исследователи сталинских репрессий, как Юрий Дмитриев из Карелии, участились попытки демонтажа табличек проекта «Последний адрес»…

История Игоря Яковлева, заметим, далеко не единична. При этом, по словам Никиты Петрова, практически все суды по доступу к архивным документам проиграны: как правило, судьи становятся на сторону государства. Но любое закрытие архивов рождает «поле для домыслов». А тем более — архивов, которые связаны с тоталитарным прошлым, из которого необходимо извлечь уроки.

Известно: тот, кто не помнит о прошлом, обречен на его повторение.

Нет сомнений: доступ к этой памяти затрудняется (или стирается сама память) именно для того, чтобы это повторение облегчить.