«Как мы до этого дожили?»

В июне прошла серия обысков и арестов по уголовному делу против бывших активистов движения «Весна»* (признано «иностранным агентом»). Причиной для преследования стали посты в соцсетях, которые были опубликованы до того, как само движение признали экстремистской организацией. Как заявили представители «Весны», фигуранты дела «уже давно не имели отношения» к ним, а деятельность организации давно уже приостановлена в России. Но все равно были заведены дела по нескольким тяжким статьям Уголовного кодекса. 

Раннее утро 6 июня у активистов из четырех разных регионов началось с нежданных гостей с автоматами и обыска, после которого их всех доставили в Москву. В отношении Яна Ксенжепольского, Евгения Затеева, Валентина Хорошенина, Василия Неустроева, Павла Синельникова и Анны Архиповой возбудили дело по обвинению в организации экстремистского сообщества (ст. 282.1 УК), публичных призывах к осуществлению деятельности, направленной против безопасности государства (ст. 280.4 УК), в реабилитации нацизма (ст. 354.1 УК), а также в распространении военных «фейков» (ст. 207.3 УК).

Затеева, Хорошенина и Неустроева привезли из Петербурга, Ксенжепольского — из Твери, Синельникова — из Барнаула, а Архипову — из Новосибирска. Причем Затеев и Хорошенин уже находились под определенными ограничениями, назначенными им в прошлом году по другому делу «Весны»* — о создании НКО, посягающей на личность и права граждан (ч. 2 ст. 239 УК). Им было запрещено выходить из дома по ночам, пользоваться интернетом, посещать собрания и общаться с соратниками.

8 июня Басманный суд Москвы отправил всех шестерых обвиняемых по основному делу «Весны» под стражу. Позже нескольких активистов движения, которые находятся за пределами страны, МВД объявило в розыск.

Все это время пока идет следствие, как минимум двое фигурантов, находящихся в СИЗО, уже заявили о давлении и попытках вербовки. По информации «Первого отдела», Валентину Хорошенину якобы угрожали избиением его сокамерники, не давали спать, сидеть за столом и заниматься научной работой. После обращения его перевели в другую камеру.

«Новая» отправила всем шестерым письма с просьбой рассказать о себе, поделиться своими мыслями о происходящем и не простых днях в заточении. Однако не все наши письма смогли пройти через тюремную цензуру. Мы получили ответ от двоих арестантов.

Самый большой список предъявленных обвинений у 27-летнего петербургского активиста Василия Неустроева. Он состоит в петербургском «Яблоке», учился в Герценовском вузе и, пожалуй, единственный из фигурантов, который никакого отношения не имел к «Весне». До ареста он работал репетитором по истории и обществознанию, также преподавал латинский язык. В последние годы участвовал в избирательной кампании «Яблока» в качестве представителя партии в ТИК, помогал с выборами в Пскове. Сам никогда не выдвигался на выборные должности, работал только в штабах или в составе избирательной комиссии.

«Я подозревал, что могут прийти, но вероятность этого я считал достаточно низкой. Произошло это почти сразу после вступления в силу решения суда о признании «Весны» экстремистской организацией. Тут все понятно. А вот почему именно я — это хороший вопрос. Точного и ясного ответа у меня нет, носкорее всего они просто «наскребли по сусекам» людей, имеющих хоть какое-то отношение к движению в прошлом или дружившими с активными участниками движения и при этом находящихся в РФ. Я оказался одним из них. По такому же случайному принципу было слеплено год назад первое дело «Весны», но там еще не было экстремизма.

А самые первые мысли, которые мне пришли в голову еще в автозаке в Петербурге, что начитаюсь книжек в заключении, похудею, может быть, начну учить какой-нибудь язык. Это действительно были первые мысли — я пытался найти что-то позитивное. Ну и еще мысль была, что я теперь политзэк.

В бытовом плане: подъем в шесть утра, иногда играет гимн и разная музыка минут на 40, чтобы все проснулись, но все всё равно спят. В 7 часов завтрак (каша и чай). Около 10 — утренняя проверка камер и потом прогулка. Почти за 40 дней в СИЗО раз 5–6 лишали в прогулках без объяснения причин. Среда — банный день, прогулка не положена. В душ отводят по 15 минут. С 14–15 часов обед (суп + второе + компот). Где-то в 19 часов ужин (картофель, иногда с кислой капустой + рыба). Еда вполне съедобная.

Во время вечернего обхода можно подать свои заявления и отдать письма. А письма с воли вручают после утреней проверки. Не хватает свежих овощей и фруктов, молочного и сладкого. Хлеб дают в избытке, свежий и действительно вкусный. В 22 ч — отбой, яркий свет меняют на ночной, выключают розетки для кипятильников и до 7 утра нельзя включать радио (только станция «Маяк», на прогулке включают «Милицейскую волну»). Почти все что не хватает, можно заказывать во ФСИН-магазине «Сидим Едим».

С сокамерниками нахожу общий язык. Я вообще человек неконфликтный. Камера четырехместная, довольно маленькая. Но народу обычно больше — 5–6 человек. Я сам первые две недели спал на полу. При этом говорят, что перелимит везде и в других СИЗО. 

Успел прочесть книгу «Что делать?» Николая Чернышевского — очень отвлекало от происходящего в первые три дня в СИЗО. Но четвертый сон Веры Павловны так и не осилил. Сборник повестей Айзека Азимова, два романа Гарри Гарисона «Запад Эдема» и «Зима в Эдеме», Булгаков «Мастер и Маргарита», сборник рассказов и повестей А.Н. Толстого, сборник Тургенева, две повести Бориса Пильняка «Заволочье» и «Повесть непогашенной луны» и сборник Маяковского. Сейчас читаю второй том Гончарова «Фрегат Паллада» — выдан только второй том без первого:) Параллельно двигаюсь по Новому завету. Раньше читал, но не систематически. Из вышеперечисленного все было в новинку, кроме «Мастера и Маргариты» и «Повести непогашенной луны». Сейчас налаживается процесс передачи книг с воли. Пока беру книги из местной библиотеки.

Недавно подумал, что в 20 веке политзэков отпускали с промежутком примерно в 35 лет: революция 1917–1953–56 годы — 1986–91 годы. Прибавьте еще 35, ждать недолго. Будем наблюдать. А уныние мало того, что смертный грех, так еще и абсолютно контрпродуктивно».

***

Тверской активист Ян Ксенжепольский до заключения в СИЗО трудился специалистом сварочного производства в Национальном агентстве контроля сварки. Также работал помощником депутата законодательного собрания Тверской области и помогал разным НКО на волонтерских началах. Занимался наблюдениями на выборах.

В недавнем своем сообщении он рассказал, что в СИЗО под давлением подписал, но затем аннулировал заявление о сотрудничестве с силовиками. Активист рассказал, что 14 июня его пытались завербовать «то ли сотрудники ФСИН, то ли следствия». Силовик в звании капитана не назвал своего имени, но сообщил, что он из внутренней службы. Ян заверил, что не собирается сотрудничать с ними.

«Сегодня в России в преддверии выборов президента в 2024 году, на фоне экономического краха, (…) и прочих негативных новостей, нашей системе нужно избавиться от всех неблагонадежных элементов. Ведь по логике Кремля, если не говорить о чем-то, значит, этого нет.

Почему именно сейчас пришли? Я не знаю и честно не задаюсь этим вопросом. Видимо, наш «Левиафан» только сейчас нашел ресурсы заняться нашим делом. Почему решили обратить внимание на меня? Все просто — я политик, а значит — враг для этой системы. Но не стоит обманываться, если вы не занимаетесь политикой, не значит, что она не займется вами. Если для вас «дважды два — четыре» — вы тоже враг.

Когда я только оказался в заключении, первые мысли у меня были технического характера: как связаться с адвокатом, как достать вещи и т.д. Но находясь в СК, я, разумеется, успел подумать о ситуации немного с другой стороны. Вспомнил много произведений, когда меня водили по зданию СК туда и обратно. Я сразу вспомнил про Министерство любви из «1984» (Джордж Оруэлл). Затем находясь уже на допросе, вспомнил Кафку и его «Процесс». А под самый вечер я перебирал свои ключи в кармане, вспомнил книгу «Убиты в Калинине, захоронены в Медном» от «Мемориала».** Ведь многие поляки, которые покоятся в Медном, были захоронены с множеством личных вещей, в том числе и ключами от домов. Они до последнего надеялись вернуться домой и открыть квартиру собственным ключом.

После очередного перевода [из СИЗО] немного переделал камеру под себя. Теперь у нас есть отдельная полка под книги. Ведь как можно жить, если у вас нет библиотеки. 

В основном я занимаюсь каждый день написанием чего-либо: ответы на письма, статьи, выступления в суде. По вечерам читаю. За полтора месяца, к сожалению, прочитал лишь одну книгу — «Самодержавие и конституция. Политическая повседневность в России в 1906–1917 годах» Кирилла Соловьева. На карантине плохо с книгами. А я провел там месяц. Сначала в «Капотне», затем в «Воднике». Благо мне смогли передать еще книги. Сейчас я читаю «Дети Арбата». Пока на середине нахожусь, очень актуально особенно сейчас. И «Чистый лист» Стивена Пинкера. Я бы не сказал, что он «открыл для меня Америку», но я теперь чуть лучше понимаю, как работает наш разум.

С сокамерниками нахожу общий язык достаточно просто. Помогает опыт работы в представительном органе власти. 

У многих, с кем я сидел, ситуация не лучше. Я не буду говорить, что все они не виновны. Но точно не заслуживают такого сурового наказания, который им назначил суд. И это очень сильно вгоняет в уныние. Особенно, когда видишь, как рушатся судьбы людей. И конечно — во что превратилось российское правосудие. Особенно мне, человеку, который хотел и хочет стать юристом. Но «благодаря» российской власти я получаю не только знания, но и практические навыки.

Держаться помогают три вещи: первое — кажется, Буковскому принадлежит фраза: «чувство собственной правоты». 

Сейчас больше всего думаю, как мы до этого дожили и что делать дальше. Ведь жить так точно дальше нельзя. Думаю, что можно сделать из заключения. Сейчас уже написал пару идей для лекций в нашем лектории в Твери. Думаю над книгами, сценариями для фильмов и о многом другом».

* Организация признана судом экстремистской и ее деятельность запрещена в РФ.

** Признаны Минюстом «иностранными агентами».