— Вы что-то думали или продолжаете думать сейчас о судье Екатерине Пахомовой, которая недавно не отпустила вас под домашний арест, не отпустила к детям, хотя вы ей доходчиво объясняли, что дети без вас сходят с ума, что они уже переживали до этого потерю родителя? Что бы вы вообще сказали этой женщине, если бы встретились с ней в других обстоятельствах: например, в том же СИЗО, на «сборке» или в конвойном помещении суда или в свободной жизни где-то?

— Здравствуйте, дорогие Зоя и Вера! Попробую ответить честно, но не очень длинно.

Про судью Пахомову. В общем-то все, что я действительно хотела ей сказать, я сказала непосредственно в суде. Это было не очень просто. Обычно я легко говорю в любых обстоятельствах на любую аудиторию, а тут прямо взбесилась, когда увидела это чудесное шоу в жанре «милая, живая и понимающая судья». А в зале сидели мама, муж, друзья, и я вижу, что они на это шоу начинают клевать и на что-то надеяться. И — жух! надеяться было не на что. Все прошло по плану. Так что теперь о чем мне с ней говорить? Мне жалко эту молодую красивую женщину. Жалко в смысле: «Ох, не хотела бы я поменяться с ней местами». Я-то поехала обратно в белом пальто и с чистой совестью, съела приготовленную соседками утешительную шаурму и легла спать, а потом вообще выйду на волю.

— Что пишут вам ваши дочери? Что пишете им вы?

— Девчонки пишут самое обычное: любим, скучаем, делаем то-то, собираемся туда-то. Аня подробно сообщает обо всей их рутине. Это мои любимые письма в личном тоне: «Мы едим, спим, ходим в туалет, ходим на учебу. Тина орет, Муратов (имя кота. — Ред.) срет в ванну, жизнь продолжается».

Ну и я им пишу всякое маленькое мамское. А сейчас отправляю кусками книжку, которую для них пишу.

— Вы просили следователя о свиданиях с близкими или хотя бы о звонках бабушке и дочкам. Нет смысла спрашивать о причинах отказа — «не разрешено и все». Тот же вопрос, что и с судьей: что бы вы сказали этому следователю, встретившись с ним в неформальной обстановке, не на допросе в здании СК?

— Звонки дали, наконец! Про все остальное я следователю так и сказала после последней «продленки», когда он наконец соизволил первый раз прийти в СИЗО, сказала, как мы все думаем. Только в цензурном варианте. А то он сам не знает, что делает и что все про него по этому поводу думают? То и говорю. Что он мог бы за свою зарплату, идущую из моих налогов, хотя бы сделать вид, что работает. Что он пытает моих близких. И что изображать любезность к нему я после этого не собираюсь.

— Что вы прочитали за эти два месяца? Что читаете сейчас?

— Читаю как ненормальная все подряд дикими порциями. Тору и Евангелие. Бертрана Рассела, Толстоевского, Флобальзака, Вудхауза, какие-то мусорные детективы, прекрасные «Самокатовские» и от «Белой вороны» подростковые книжки, серию про Лиса и Поросенка. Увы, как на воле мне не хватало мозгов на серьезный нон-фикшн, так и в тюрьме не хватает. Поэтому Вудхаус идет как семечки, прекрасный Рассел жуется третий месяц.

— Вы сидите в единственном в Москве женском СИЗО «Печатники». Что оно из себя представляет: типажи, нравы, атмосфера? Вы бы сделали о нем спектакль? Пишется что-то в таких условиях?

— Уф, на этот вопрос надо очень длинно отвечать. Стараюсь это и делать, уже четыре тетрадки исписала со всякими наблюдениями. Может, что-то из этого потом получится.

— Как прошла адаптация в СИЗО? Помните свой первый день?

— Первое время я сидела одна на «сборке», это сильно облегчило адаптацию. Отсыпалась, ела, читала и тихо осматривалась. В первые дни было жутко холодно и еще не было посылок и передач. Так что я в основном занималась всякой бытовухой. Но

(Пишу только про себя, свои условия и свой пока небольшой срок в СИЗО!)

— Что вас поддерживает сейчас?

— Огромная, нереальная, офигенная поддержка с воли! Семья, адвокатессы, друзья, коллеги, совершенно незнакомые мне люди — но это же просто грех был бы с такой поддержкой взять и поломаться. Особенно когда видишь, как бывает у других. В общем, чекаю свои привилегии и, как в том анекдоте про пейджер, «много думаю».

— На ваш взгляд, в России закончилось правосудие? Если да, то когда?

— Боюсь, не отвечу. Не из-за цензуры. Просто не могу ничего умного придумать. У меня сейчас субъективное ощущение, что оно и не начиналось.

— Женя, в одном из ваших писем друзьям вы писали, что подходили к начальнику СИЗО и спрашивали его, возможно ли в СИЗО поставить спектакль. Чем эта история закончилась?

— Увы, в театральный кружок мне не попасть. Это разрешено только осужденным. Начальнику уже и я на голову капала, и разные крутые люди звонили. Но это действительно совсем нельзя(( Если осудят, тогда точно разрешат! Обещали!))

— Есть мнение, что тюремный опыт дает новые ощущения для понимания себя, для понимания ценности жизни, человеческих отношений. Другое мнение, что этот опыт вреден и не нужен. Что вы об этом думаете?

— Я про это все время думаю, с соседками обсуждаем. И вот тут могу написать только и исключительно за себя! Не вообще про всех людей и всю систему. Это важно!

Лично я точно отсюда выйду лучше, добрее, сильнее и умнее, чем зашла. Лично мне этот опыт дает нереально много. Я просто себе не разрешаю думать в духе: «А без этого опыта как, блин, было бы хорошо». Никаких «бы», это только с ума сводит. Что есть, то есть, и из этого я должна взять максимум пользы, выгоды и даже радости.

Но это у меня:

• только третий месяц пошел;
• нереальная поддержка;
• чистая совесть;
• норм условия;
• 38 лет за спиной, из них три с психотерапией;
• удобная профессия: все интересно;
• кое-какие знания о реальной жизни, в том числе, о жизни в тюрьме и в принципе в реальной России, а не только на Патриках.

Так-то, конечно, никому он не нужен, этот долбаный опыт. Да и мне пора выходить, а то так просветлюсь, что нормально напиться на воле не успею, сразу живьем на небо заберут, а я не хочу на небо! Я хочу напиться!))

Спасибо вам за вашу работу и адекватные вопросы.

Наверное, не очень интересно ответила, простите: немножко уже поплыла, сама не понимаю. Что для меня скучно и очевидно, а снаружи непонятно и нужно, и наоборот.

Светлана Петрийчук: «Пьесу про СИЗО буду писать, когда выйду из СИЗО».

— Светлана! Расскажите, пожалуйста, какое впечатление на вас произвело последнее заседание суда. Мы часто бываем на различных судах, знаем, что каждый суд — это спектакль, с четким распределением ролей. Какую пьесу вам это заседание суда напомнило?

— О да, суд по поводу нашего продления был прямо отличным представлением. С драматургией, с сюжетными поворотами, все как надо. Мне понравилось, короче:) Что же касается жанра, Женя отлично сказала: «Это было что-то из Гарри Поттера». Ну правда, не хватало только каких-нибудь магических всполохов и красивых мантий. Судья — так точно была кем-то заколдована:)

Но у меня еще вот какое есть наблюдение за 2,5 месяца этого знакомства с системой — я пока не видела человека, которому было бы все равно, как он выглядит. Не в смысле внешности — все, с кем я сталкивалась, очень хотят выглядеть хорошими. На нашем фоне это иногда не так просто:)

— Вы уже больше двух месяцев сидите в СИЗО-6. Захотелось написать пьесу? Похожа эта московская тюрьма на те тюрьмы, которые мы видим в фильмах? Что больше всего поражает?

— Пьесу про СИЗО я буду писать, когда выйду из СИЗО:) Пока я еще не знаю, чем эта история закончится. Нужно отстраниться.

Вообще, мне сложно сказать, отличается ли СИЗО от фильмов — кажется, я и не видела ничего нашего про СИЗО. От сериала «Оранжевый — хит сезона» очень сильно отличается, это точно. Локации впечатляющие, это да. Очень уж давно было построено. При этом тут считается, что СИЗО-6 по сравнению с остальными это прям санаторий. А что поражает… Когда я только попала сюда, в один из первых дней меня повели к психологу. И она такая — ну, мол, и чего вы рыдаете? СИЗО, мол, это еще не самое страшное. Я смотрела на нее как на садистку — ну типа в смысле не самое страшное? Я в своей жизни даже ПДД не нарушала.

А прошло 2,5 месяца, и я точно могу сказать — СИЗО — это не самое страшное:) Но самая болезненная часть процесса, конечно, — невозможность обнять близких.

— Какие книги вы читаете? Это книги из тюремной библиотеки или те, что вам присылают?

— Сначала читала из библиотеки — прям спасало в первые пару недель. А потом мне как начали книги присылать! Сейчас у меня в камере книг 60 примерно. Читаю по книге в день примерно. Прочла всего Водолазкина, особенно понравился «Брисбен». Прочитала Анну Старобинец «Лисьи броды», Фредрика Бакмана «Вторая жизнь Уве». Ну и «Процесс», конечно же, особое удовольствие доставил. С радостью проглотила Дональда Рейфилда «Жизнь Антона Чехова»… Все прочитанное отдаю в библиотеку СИЗО. Библиотекарь очень благодарит:)

— Обычно по ненасильственным преступлениям в тюрьму следователи сажают обвиняемых, чтобы их сломить и заставить дать нужные следствию показания, но в вашем деле об этом не может идти речь, потому что ни вам, ни Жене не в чем признаваться. Тогда зачем держать вас в тюрьме?

— Хотела бы я знать! Думаю, СК было принципиально важно нас арестовать. А теперь все ищут, какие бы под это подбить основания.

— Как вы относитесь к тому, что ваша пьеса продолжает жить, в разных городах проходят ее читки, после вашего ареста количество просмотров спектакля «Финист Ясный Сокол» на YоuToube возросло. Вы не жалеете, что ее написали?

— Вот точно не жалею, что написала. Даже спустя 2,5 месяца в СИЗО я все еще убеждена в своем праве на творчество и буду продолжать его отстаивать.

— Что самое трудное в тюремной жизни?

Нет, правда, — я в первые недели все прислушивалась к себе: а это меня унижает? а вот это меня расстраивает? Оказалось, и стирать в тазике нормально, и в камере полы мыть, и шагать туда-сюда по большому дворику на прогулке. И руки за спину убирать, и когда в наручниках ведут — ничего не унижает и ничего не расстраивает. А когда мама в письме спрашивает, как же так происходит, почему они вас не отпускают, мы тут с папой не спим и врача вызывали, — вот это и есть самое сложное.

И еще комары, да. Тут дикое количество комаров, и я пока битву с ними проигрываю:)