«Беззаконие любит тишину»

Разбирательство по делу началось еще в декабре 2020 года. И, казалось, что процесс пройдет тихо и незаметно. Внезапно обстановка в суде накалилась после допроса потерпевшей, которая отказалась от своих показаний. Она заявила суду о том, что сотрудники УСБ (Управление собственной безопасности) МВД якобы пообещали ей восстановление на службе в органах в обмен на оговор. Добавил шума и свидетель обвинения Евгений Моисеев, заявив, что эпизод по вымогательству был будто бы сфальсифицирован против Воронцова оперативниками. Защита Воронцова обратилась в Генпрокуратуру и ФСБ.

Бывший оперативник Центра «Э» Владимир Воронцов в общей сложности прослужил в полиции 13 лет. Уволился в 2017 году — почти сразу после запуска сообщества «Омбудсмен полиции» в «ВКонтакте». Преследование Воронцова началось с уголовного дела о мошенничестве. Он якобы требовал 300 тысяч рублей от бывшего сотрудника МВД Расима Курбанова после публикаций его фото «ниже пояса». Потом в «послужной список» добавилось дело за распространение в чате обнаженных фотографий экс-сотрудницы ПДН (подразделения по делам несовершеннолетних). А после этого «коллекцию» уголовных обвинений пополнили оскорбления представителя власти, клевета в адрес женщины-адвоката и вымогательство. 

В сухом остатке на бывшем полицейском «повисло» 14 эпизодов: один — о клевете (ч. 1 ст. 128.1 УК), два — о вымогательстве (п. «г» ч. 2 ст. 163 УК; ч. 1 ст. 163 УК), три — о распространении порнографии (п. «а», «б» ч. 3 ст. 242 УК) и восемь — об оскорблении представителя власти (ст. 319 УК).

Воронцов находится в СИЗО с мая 2020 года. 

«Новая» передала свои вопросы экс-полицейскому через адвоката. 

— Вам предъявлены серьезные обвинения, да еще в таком огромном количестве. Вы утверждаете, что уголовное дело сфальсифицировано. У вас есть представление, кто стоит за вашим преследованием? 

— Я, мои близкие, адвокаты и сочувствующие — мы можем лишь догадываться и строить гипотезы. Но есть один непреложный и объективно установленный факт: на аудиозаписи сотрудник УСБ Кривошеин (из видеоролика «Спасти омбудсмена полиции», размещенного друзьями Воронцова. — Ред.) в разговоре с потерпевшей Андиной говорит, по чьему именно указанию он прибыл, и называет конкретное и очень серьезное должностное лицо в полиции, у кого эта ситуация на контроле.

Для МВД было бы, наверное, правильнее слить этого болтуна, который так подставился, и на достаточно широкую аудиторию упомянул фамилию высокого начальника. Что делает МВД? В октябре 2021 года Андина заявляет в суде, что дело сфальсифицировано, и она совершила оговор под давлением. Публикуется аудиозапись. Многие СМИ это освещают. Депутат Госдумы пишет министру МВД депутатский запрос. И какая реакция? В идеале, он должен быть уволен. Как минимум — МВД должно было от него дистанцироваться. 

Вместо этого они записывают с Кривошеином поздравительный ролик с новым годом. <…> Как так получилось, что из всей армии численностью почти 90 тысяч полицейских выбрали именно его? По-моему, это вполне понятный недвусмысленный сигнал и обществу, и сотрудникам: посадим любого, фабрикуйте уголовные дела, фальсифицируйте доказательства, сажайте в тюрьму невиновных. Мы прикроем вас в любом случае. Даже если факт вашего злоупотребления запишут на диктофон. Мы вставим вас в новогодний ролик, и это будет гарантией неприкосновенности.

Гораздо умнее было бы с их стороны представить все так, что это был эксцесс исполнителя — личная инициатива рядового сотрудника. Но своим поздравлением «дорогих россиян» они как бы косвенно подтверждают сказанное Кривошеиным на аудиозаписи.

— Как проходило предварительное следствие? Оказывалось ли давление на вас и на вашу семью? Предлагали сделку?

— Когда возбудили первое дело о вымогательстве, такое же сфабрикованное, как и второе, то дали понять, что будут еще возбуждать. И если я признаю вину и сам на себя дам показания о том, чего не совершал, то на этом они ограничатся. Естественно, я послал их подальше. 

Это огромная разница, когда ты действительно что-то сделал, но, допустим, слабая доказуха — и тебе предлагают сделку, и

Как итог — 14 уголовных дел. Только я им смотрю в глаза прямо и открыто говорю: «Я этого не делал, и вы это знаете».

А они свои глазенки стыдливо опускают вниз.

Вообще это абсурд, конечно. Потерпевший три года молчал, потом в 00 часов 10 минут написал заявление, что три года назад с него требовали деньги по телефону. Он испугался и бросил трубку. Через три года написал заявление — и вот тебе спецназ в окно. 

Россия — щедрая душа. Каких-либо сделок не предлагали и давления тоже не было.

— Вы наверняка догадывались, что против вас готовится уголовное дело. Пытались ли вы как-то предотвратить это преследование? Возможно, думали с семьей уехать из страны или рассчитывали неформально договориться с руководством МВД?

— Деятельность в отношении меня велась с февраля 2017 по май 2020 года. За это время я и моя семья пережили три обыска, под копирку написанных 11 гражданских исков, связанных с ведением паблика, выездную проверку налоговой, которая в 99% случаев проводится в отношении юридических лиц, но МВД пролоббировало в отношении меня как физического лица, а также поездки сотрудника УБЭП Москвы по многим донатерам.

Мы писали им <МВД> в паблике открытые письма о том, что хотим взаимодействовать и что мы им не враги. Весной 2018 года они даже снизошли до встречи. Помощница Ирины Волк — начальник отдела интернет–ресурсов УОС <Управление общественных связей> МВД РФ — Ирина Баянова встретилась со мной и сообщила, что паблик оказывает на них серьезное влияние. В большей степени, по ее словам, негативное. Но вопрос сотрудничества они рассматривали. В качестве примирительного жеста рассматривался вопрос включения меня в общественный совет МВД. Но после этого все заглохло. Они просто перестали выходить на связь.

И совершенно противоположная ситуация по моему общению с Росгвардией. Мы встретились, обсудили и нашли формат взаимодействия. Почему такая разница? Потому что в МВД большинство лиц, ответственных за принятие решений, имеют психологию мышления гопников из 90-х. Они мыслят по принципу: «перетереть, порешать, обкашлять». Поэтому когда какой-то назойливый общественник им досаждает, они вполне закономерно считают, что он на них «быкует», а раз так — значит, надо его прессануть. И они искренне не видят в этом ничего зазорного.

Не без лишнего пафоса 

Древняя китайская мудрость: «Убивший дракона — сам становится драконом».

— Вы сами защищали трудовые права сотрудников МВД, а теперь они же отправляют вас за решетку и дают против вас показания. Что бы вы сказали бывшим коллегам, которые проходят по вашему делу?

Из 14 эпизодов моей якобы преступной деятельности, фальсификаций и ложных показаний — только два. Это вымогательства в отношении Расима Курбанова и Ирины Андиной. По остальным эпизодам — неправильно применен закон. Андина меня вроде как пыталась спасти (…).

А вот следователям[мне сказать] есть что. Ваша политика молчаливого согласия в конечном итоге приведет за решетку вас самих. Точнее, даже уже начинает приводить. Они думают, что, выполняя все прихоти своего руководства, сажают в тюрьму невиновных, — они получают некие гарантии неприкосновенности. Совершая беспредел и беззаконие, сами они будто бы получают иммунитет от подобного. Но это лишь видимость, так как их не посадят именно за это, но посадят за что-то другое. В УСБ никто не отменял палочную систему. Сегодня ты весь такой важный, процессуально независимый следователь в штанах с лампасами, а уже завтра в изоляторе полуграмотный прапорщик шмонает твои вещи и заставляет приседать голым, срезая при этом шнурки на дорогих ботинках и извлекая супинаторы. И весь пафос как ветром сдуло.

Что вы делаете? Боитесь противостоять — тогда просто увольняйтесь. Но не принимайте в этом участия. Вы ломаете чужие судьбы и обрекаете многие семьи на долгие страдания. Ради чего?

— Сочувствуют ли вам нынешние сотрудники МВД, может быть, конвоиры, сотрудники СИЗО и другие? Пишут ли вам полицейские в СИЗО в вашу поддержку?

— В большей степени, конечно, из МВД. Но встречаются и сотрудники из системы ФСИН. Никогда не забуду свои первые дни в СИЗО «Капотня». Надо понимать, что из всех тюрем московского подчинения «Капотня» — самая худшая. Во-первых, СИЗО считается карантинным. Во-вторых, по замыслу столичной управы, его мечтают сделать образцово-режимным. И вот первые дни заточения: голод, холод, одиночество. Ты как в прострации. И вдруг открывается кормушка, а там ДПНСИ (дежурный помощник начальника следственного изолятора) говорит мне:

«Ты Воронцов? Омбудсмен полиции?» — протягивает мне кулек, а там — чай, сахар и пара конфет. Это был первый добрый поступок со стороны представителей администрации. Конечно же, я это ценю.

— В каких условиях вы содержитесь в СИЗО? Как относятся к вашему делу ваши сокамерники?

— После того, как в мае 2020 года суд арестовал меня, то на 10 дней меня оставили в ИВС. Туда пришел член ОНК и сказал: «УФСИН Москвы готовится к твоему приему». В то время из-за коронавируса действовал порядок: всех вновь прибывших везли на карантин в СИЗО «Капотня». Минуя эти правила, меня сразу повезли в «Медведково». Это значит, что нарушить приказ начальника УФСИН мог только сам начальник УФСИН.

Почти на четыре месяца посадили в одиночную камеру. Все общение строго под регистратор. Раздавал еду вместо обычного «продольного прапорщика» либо ДПНСИ, либо заместитель.

Но в то же время обеспечили телевизором, холодильником, чайником. То есть вроде как создание видимости законности, но без какого-то явного крепежа и репрессий.

С тех пор и занимаемся поиском взаимных уступок и компромиссов. Система абсолютно идиотская, отношение к людям свинское, просто в отношении меня они стараются делать вид. И в определенной степени я тоже вынужден играть по этим правилам. И я, и они понимаем, что плохой мир — это лучше, чем хорошая война.

Внимание журналистов, поддержка неравнодушных людей, личные поручительства от известных граждан, регулярные визиты ко мне членов ОНК и СПЧ при президенте РФ — все это головная боль для несчастного ФСИН. А я как бывший работник правоохранительных органов их собственную нормативную базу в ряде случаев знаю лучше, чем они сами, в чем они же и признаются.

Вот и живем с тех пор на условиях этих политических договоренностей: они стараются обеспечить соблюдение моих прав, но если у них это не всегда получается, то я обращаюсь к руководству учреждения, а не за пределы СИЗО. Как правило, меры принимаются. Все что положено, приходится буквально выгрызать у них. Это и медицина, и бытовые моменты. Но хотя бы так.

— За то время, что вы находитесь под стражей, вам давали возможность пообщаться с семьей? Как они переживают ваше заключение?

— Когда было следствие — никаких звонков и свиданий. Следователь прямо сказал: если даст хоть одно — его уволят. Издевательство в чистом виде. Когда дело передали в суд, стало чуть легче. Судья допустила жену в качестве защитника наравне с адвокатом, и мы получили возможность видеться без ограничений.

Дочь постоянно спрашивает: «Где папа?» Мы вынуждены врать ей, что я в командировке. Когда меня закрывали, ей было всего четыре. Сейчас уже шесть. 

Когда в прениях сторон прокурор, не краснея, будет запрашивать реальный срок, — мы поймем, сколько ей будет, когда я вернусь домой. Бабушка очень плохо себя чувствует и тяжело переносит всю эту ситуацию. Ей 82, она инвалид, ампутирована кисть руки, зрение почти полностью пропало, глаукома, катаракта… Приобщаем медицинские документы судье и просим домашний арест или подписку, но плевать она хотела.

— Процесс в Люблинском суде длится с декабря 2020 года. Как проходит разбирательство? Чувствуете ли вы какое-то предвзятое отношение со стороны судьи Калининой?

— Поведение судьи, если выражаться математически, для меня синусоида. С одной стороны, она допустила жену в качестве защитника, дает письменные разрешения на звонки близким. А с другой стороны, совершенно немотивированно и произвольно держит меня под стражей.

Отдельного внимания заслуживает ее поведение в момент допроса потерпевшего по самому наиболее токсичному и грубо сфабрикованному эпизоду — вымогательство. Я имел некий опыт участия в судах и всегда видел, когда судья ангажирован. Если дело сфабриковано и потерпевший плывет, то ангажированный судья будет стараться помочь ему, снимать неудобные и опасные для стороны обвинения вопросы. Так, судья Калинина, к ее чести, почти ни один наш вопрос не сняла. Скорее наоборот: когда прокурор и «уэсбэшный» адвокат Курбанова пытались предпринять откровенно дешевые попытки снять наши вопросы, судья достаточно резко их осаживала и местами даже сама вела допрос этого псевдопотерпевшего, выводя его на чистую воду.

Как человек не лишенный наивности поначалу я был очарован действиями этого судьи. Думаю: «Ну ничего себе! Есть еще судьи в русских селениях». Но в итоге я думаю, что ей просто было интересно докопаться до сути. Понять самой для себя, было ли это преступление вообще в действительности? 

— После публикации видео «Спасти омбудсмена полиции» и после выступления в суде одной из потерпевших Ирины Андиной ход процесса как-то изменился? Как отреагировала судья на ее показания?

— Судье это очень сильно не понравилось. Она тут же перенесла процесс и нагнала приставов, как будто должны были прийти крестьяне с факелами, вилами и топорами. Огласку они очень сильно не любят — так легче выносить неправосудные акты. Беззаконие любит тишину.

— Как раз после выхода видеоролика ваш адвокат подавал жалобу в Генпрокуратуру, ФСБ и другие органы для проведения проверки по факту фальсификации уголовного дела. Есть ли какие-то результаты? 

— Прокуратура молчит, ФСБ переслала жалобу в СК, а СК — «на землю», в итоге это рассматривает тот же следователь, что направлял дело в суд.

— Какая у вас была реакция, когда Андина отказалась от своих показаний, а одна из свидетельниц заявила о давлении со стороны следствия. Для вас это стало неожиданностью? 

— Я был просто в шоке. Она так искренне играла, и все эти полтора года я ее ненавидел. Причем об этом знали следователи МВД и оперуполномоченные УСБ. И вот выясняется, что Андина это сделала специально, чтобы спасти меня, а их <Кривошеина и остальных> вывести на чистую воду. И она их вывела.

К самой Андиной у меня претензий нет. Но вот к сотрудникам… <Они> полностью себя дискредитировали.

— Вы ожидали, что судья примет какое-то кардинальное решение? Например, вернет дело на доследование. Или все-таки есть ощущение, что процесс она должна довести до конца и вынести определенное решение?

— Надежды были. Даже более того, общаясь с другими заключенными, с кем сидел и чьи дела рассматривала именно она, <узнал, что> видя, что дело «не очень», она сама его скидывала в прокуратуру по формальным основаниям, апелляции отменяла, и дело попадало другому судье. Таким образом она избавлялась от неприятных дел. Здесь же оснований для возврата — вагон. И само дело — «полная шляпа». Сплошные фальсификации и неправильное применение закона. Но, похоже, на доследование не хочет отправлять. Значит, у дела есть внешний куратор. И вряд ли этот куратор говорит ей: «Разберись по справедливости». Скорее всего, идет явное лоббирование интересов оскорбленных и уязвленных генералов МВД.

— После освобождения вы продолжите заниматься «Омбудсменом полиции»? Вы по-прежнему считаете, что в системе МВД можно что-то изменить? Или это уже гиблое дело?

— Сложно сказать. Неизвестно, насколько все это затянется, да и вообще какая будет ситуация.

После моего задержания начальник ГУВД Москвы уволил 700 сотрудников! (сообщения об уволнениях публиковались в СМИ, однако у нас есть сомнения в приведенной цифре. — Ред.) Некомплект и так огромный, так они еще и последними разбрасываются. Только лишь потому, что они со мной общались. А я им не нравлюсь. Об этом писали СМИ, но реакции управленческого характера — никакой. Наверное, они думают, что подобным самодурством повышают уровень патриотизма в стране и снижают недовольство. А насчет вопроса про гиблое ли это дело, хочется ответить цитатой: «Как говорят политики и дипломаты, без комментариев».