Наверное, я бы ошибался еще больше, но меня не «пригласили» в октябре 1993 года расстреливать под руководством министра обороны демократической России Верховный Совет страны.
Американцы за 20 лет своего пребывания в Афганистане потеряли погибшими около 2,5 тысячи своих граждан.
У нас за 9 лет — 15 тысяч погибших, то есть в 6 раз больше, хотя мы находились там в 2 раза меньше. Причем каждый четвертый там погибший умер не от душманской пули: самоубийства, неосторожное обращение с оружием, тонули в водоемах, сгорали при пожарах, расстреливали в результате неуставных взаимоотношений со своими коллегами, задыхались в тоннелях. А еще наши военнослужащие умирали от болезней. Тиф, гепатит, малярия косили людей круглый год, но особенно в осенне-зимний период.
Большую часть своей службы в Афганистане я был заместителем командира батальона в маленьком городке Шинданде. Батальон входил в состав бригады, местом дислокации которой был город Пули-Хумри. Чтобы попасть из Шинданда в Пули-Хумри, надо было два часа лететь до Кабула, оттуда час самолетом до Кундуза и еще 40 минут вертолетом до Пули-Хумри. И после совещания, на которое вызывали меня и командира батальона почти ежемесячно, по этому же маршруту — в обратном направлении.
Из Шинданда мы ходили колоннами трое суток до Кандагара или до Лашкаргаха, или сутки-двое до Герата.
Короче, если не убьют в рейсе, то собьют «Стингером» в воздухе. Именно так погиб мой командир, замечательный человек, прекрасный друг родом из Западной Украины Ярослав Турлай. Самолет, в котором он вылетел из Кабула, был сбит нашим вертолетом (случайно). Несколько десятков людей, находящихся на борту, погибли.
К идиотизму служебно-бытовому примешивался идиотизм советско-партийный. Дело в том, что комсомольские и партийные учетные карточки офицеров и прапорщиков Шиндандского батальона хранились в штабе бригады в Пули-Хумри. И спустя два года,
в конце своей службы в Афганистане (если остался жив), ты должен был смотаться в Пули-Хумри и сняться с партийно-комсомольского учета. Для некоторых такая поездка оборачивалась трагедией иди драмой.
Командир одной из рот нашего батальона капитан Вячеслав Сидоров долетел до Кабула и дальше до Пули-Хумри добирался попутной колонной. Она попала под обстрел, и капитан Сидоров получил тяжелое ранение.
В феврале 1986 года я возглавлял колонну из 200 машин из Шинданда в Кандагар. Большинство в нашей колонне — молодые солдаты, только после трехмесячных военно-автомобильных учебок. Никакие моджахеды не нужны, чтобы КамАЗ с 18-летним водителем сорвался в пропасть.
К несчастью, именно это произошло в день открытия XXVII съезда КПСС. Поступил приказ от командования 40-й армии прекратить движение, рассадить весь личный состав перед радиостанцией и слушать речь Генерального секретаря ЦК КПСС на съезде.
Речь Генсека была долгой и постоянно прерывалась продолжительными аплодисментами. Потом приказали гнать колонну дальше и… нагонять упущенное время.
Всю ночь на перевале я собирал растянувшуюся на несколько десятков километров колонну, а потом считал в кромешной темноте по головам спящих солдатиков.
Через несколько лет этот идиотизм Афганистана показался мне менее трагичным по сравнению с первой чеченской кампанией.
Пять тысяч погибших, полторы тысячи без вести пропавших и пленных военнослужащих и более 30 тысяч погибших жителей Чечни.
Здесь, в Чечне, уже 2/3 погибших — не от боевиков, а от своих…
Полковник Главного штаба сухопутных войск Виталий Иванович Бенчарский, спасавший в Чечне пленных солдат в сентябре 1996 года во время перемирия, вылетел из Ханкалы в Москву. На борту самолета — сотни погибших и раненых.
На военном аэродроме в подмосковном «Чкаловском» их встречали не как олимпийцев из Токио с цветами, а вооруженные автоматами бойцы со злыми овчарками… И всех прибывших с войны шмонали.