Адвокату журналиста Ивана Сафронова Ивану Павлову в связи с уголовным делом по ст. 310 УК («разглашение данных предварительного следствия») с конца апреля запрещено пользоваться средствами связи и общаться со свидетелями. Но кто у них по делу свидетели, им до сих пор не сказали, а с остальным миром Ивану встречаться не запрещено. Поэтому сразу после отказа в изменении меры пресечения Сафронову в Мосгорсуде 25 мая Павлов приехал в «Новую» в сопровождении другого юриста из «Команды-29», у которого был с собой законный телефон.
Меня всегда удивляла офицерская выправка вполне мирного адвоката Павлова, и я решил его об этом расспросить. И точно: после окончания физико-математической школы в Ленинграде (ныне — Президентский лицей) Иван собирался по стопам своих предков поступать в Военно-космическую академию им. Можайского, но получил спортивную травму и выбрал Ленинградский электротехнический институт по специальности «информационные технологии». Через год после его окончания, в 1994-м, он поступил на юридический факультет СПбГУ. По этой же смежной тематике Павлов защитил диссертацию в Институте государства и права АН СССР в 2009 году, и сегодня такое сочетание специальностей очень востребовано в той же ФСБ, но жизнь Ивана оказалась прочно связана с адвокатурой.
Еще на первом курсе юрфака он пришел сюда поработать на подхвате, а в 1997-м, получив статус адвоката, уже защищал вместе со знаменитым питерским адвокатом Юрием Шмидтом и Генри Резником обвиненного в государственной измене в форме шпионажа Александра Никитина — капитана 1-го ранга, а после выхода в отставку — главы российского отделения международной экологической организации «Беллона» (в апреле 2023 года организацию признали нежелательной в России — Ред.). В 1999 году Никитин был полностью оправдан Санкт-Петербургским городским судом — тогда такое еще случалось.
Затем Павлов участвовал в деле военного журналиста-дальневосточника Григория Пасько, который обвинялся в шпионаже в пользу Японии. В июле 1999 года военный суд Тихоокеанского флота приговорил Пасько к году лишения свободы лишь за злоупотребление служебным положением, но в 2000-м этот приговор был отменен Верховным судом, и при новом рассмотрении Тихоокеанский суд все же признал Пасько виновным в шпионаже и приговорил к четырем годам лишения свободы, из которых тот отсидел чуть более полугода и был освобожден условно-досрочно.
Павлов вспоминает, что это был последний случай, когда по ходатайству защиты суд позволил им допросить экспертов, дававших заключение о наличии в сведениях, которые вроде бы распространял Пасько, государственной тайны. Из 60 пунктов обвинения прокуратуре удалось отстоять только два. «Ошибка» была учтена, и с тех пор все ходатайства защиты по делам, связанным с гостайной, о допросе экспертов (работающих в соответствующих ведомственных учреждениях) суды отклоняют. Между тем в экспертизах по этим делам указываются лишь отдельные пункты соответствующих перечней сведений, составляющих государственную тайну, которые в каждом ведомстве свои. Поэтому
даже специализирующиеся на таких делах юристы «Команды-29» имеют лишь отрывочные представления о том, что в России засекречено, и это сильно осложняет их работу.
Еще в 90-е годы была предпринята попытка оспорить это положение в Конституционном суде со ссылкой на ч. 3 ст. 15 Конституции РФ: «Любые нормативные правовые акты, затрагивающие права, свободы и обязанности человека и гражданина, не могут применяться, если они не опубликованы официально для всеобщего сведения», но даже в то время, когда КС еще нередко принимал решения не в пользу спецслужб, эту жалобу он рассматривать не стал. Если такие дела попадают в Страсбург, ЕСПЧ всякий раз указывает России на несоблюдение принципа справедливого судебного разбирательства (статья 6 Европейской конвенции), Россия выплачивает компенсации, но приговоры все равно не отменяет.
Понимая — с точки зрения двух своих образований и практики — системный характер этой проблемы, Павлов в 2004 году выступил учредителем Института (затем — Фонда) развития свободы информации, который проводил на эту тему конференции и даже выполнял госзаказы, разрабатывая стандарты открытости для чиновников. Как объясняет Иван, «это была еще работа в мирное время», но после признания фонда в 2014 году «иностранным агентом» такое время кончилось. Контакты с госслужащими были прерваны с той стороны, а Павлов с единомышленниками создали неформальное объединение «Команда-29», число волонтеров которого в разных регионах РФ составляет до сотни человек (цифра 29 отсылает как к статье Конституции о запрете цензуры, так и к главе 29 УК РФ: «Государственная измена, шпионаж, разглашение государственной тайны»).
Павлов и другие адвокаты, примыкающие к «Команде-29», пользуясь заслуженной и специальной известностью, работают практически по всем громким делам, связанным с гостайной. Успех им выпадает все реже, но кое-чего не мытьем так катаньем добиться удается. Так, дело против Светланы Давыдовой, возбужденное за звонок в Украинское посольство в апреле 2014 года, было прекращено за отсутствием состава преступления, а жительница Сочи Оксана Севастиди, написавшая в 2008 году своему знакомому в Грузию СМС про эшелон с военной техникой и приговоренная в 2014-м в Краснодаре к шести годам лишения свободы за шпионаж, в 2017-м была помилована указом президента Путина.
Из своих последних дел Павлов отметил обвинение в шпионаже против 78-летнего президента Арктической академии наук профессора Валерия Митько, который сидит под домашним арестом, и дело Карины Цуркан, бывшего члена правления «Интер-РАО», которую в декабре 2020 года Мосгорсуд приговорил к 15 годам лишения свободы за работу на разведку Молдавии — якобы она передала «кураторам» сведения о поставках электроэнергии в Украину. Дело примечательно тем, что на сайте «Команды-29» опубликованы адвокатские жалобы по этому супертайному делу, из которых несложно понять как суть обвинения Цуркан, так и слабость доказательств, которыми оно было подкреплено в суде.
По делу Ивана Сафронова смысла обвинения Павлов до сих пор не понимает, хотя, с его слов, «о чем-то уже может догадываться». Но рассказать, само собой, не может, так как дал подписку «о неразглашении государственной тайны», а он, говоря строго между нами, и так не осторожничает.
Мы обсудили и вопрос, зачем все это нужно, например, первому заместителю руководителя администрации президента Сергею Кириенко, который долгое время возглавлял Росатом и прекрасно понимает, что такое настоящая государственная тайна и, соответственно, что все многочисленные дела «про шпионов» последних лет — не что иное как очковтирательство, в результате которого за решеткой сидят люди либо вовсе ни в чем не виновные, либо, может быть, и виноватые, но точно не в этом. Иван считает, что
Кириенко это как раз совершенно не нужно, но у него нет ресурсов, чтобы противостоять тем, кому это нужно ради карьеры: «Если у России так много внешних врагов, то должны быть и внутренние».
Далеко не все жертвы этой шпиономании как-то связаны с «политикой» — среди них преобладают ученые-технари, что, несомненно, наносит огромный вред отечественной науке. А есть и люди совсем случайные. Павлов рассказывает (не имея права называть имен), что юристы «Команды-29» участвовали в нескольких делах против собственных агентов спецслужб, с которыми, не предупреждая их об этом, «прекратили сотрудничество», а спустя какое-то время вменили им деятельность — чаще всего коррупционную — которой они ранее занимались под прикрытием своего статуса агентов.
В заключение Иван передал «Новой» — из рук в руки, то есть без использования запрещенных ему средств связи, — апдейт списка «шпионов», который они ведут с 1997 года, по состоянию на конец 2020 года. При этом он отметил, что, по официальному отчету Судебного департамента за 2020 год, осужденными по статьям 275 и 276 УК РФ за государственную измену и шпионаж числится семеро «иуд», а, по данным «Команды-29», их как минимум одиннадцать. Возможно, суды таким образом запутывают иностранные разведки различных стран мира, а самих приговоров в открытых базах данных, естественно, найти нельзя.