Народный сход в Мендиме. Фото: Лилит Саркисян \ «Новая»
В башкирской деревне Мендим, где нет ни мобильной связи, ни газового отопления, в воскресенье прошел народный сход. Жители Мендима и соседней деревни Ташла (по-башкирски — Ташлы) вышли протестовать против разработки доломитовых карьеров. Очередной экопротест — пусть и небольшой, пусть и в ста километрах от Уфы — сильно напугал местные власти. Яростные летние выступления в защиту шихана Куштау показали, что обыкновенные люди из обыкновенных российских городов и деревень могут вытащить свое возмущение на федеральный уровень. Могут постоять за свои интересы. Собственно, именно к защитникам Куштау и обратились жители деревень Мендим и Ташлы за помощью. Замглавы Гафурийского района Рамиль Ахметов накануне схода высказался категорически против приезда на сход защитников Куштау, выразив то ли опасение, то ли угрозу: «Мирное село Мендим превратится в место боевых действий». Глава администрации Фанзиль Чингизов потом извинился за его слова и признал, что с жителями так говорить нельзя. И все-таки в день схода в село была стянута полиция.
В воскресенье днем в деревеньке Мендим, притулившейся посреди заснеженных гор, человек семьдесят собрались на площадке у местного ДК: местные, экоактивисты, журналисты, с десяток сотрудников полиции. На въезде в деревню нас приветствуют сотрудники ГИБДД — показывают, где припарковаться. Машины в этой деревне — редкость, большинство жителей здесь — пенсионеры.
Мендим не окинуть целиком взглядом — вокруг крутые горы, на них голые деревья, все занесено снегом. Мимо разноцветных деревянных домов гуляют две коровы, собаки ласкаются к незнакомцам.
Деревня Мендим. Фото: Лилит Саркисян \ «Новая»
«Салам!», «Здрасьте-здрасьте», «Приветствую!» — начинается сход.
Люди встают полукругом у дома культуры, на котором тихонько колышется флаг республики. Полицейские стоят поодаль, один снимает все на камеру. Рядом дежурит машина скорой помощи.
— Мы собрались на мирный сход, — начинает Александр Сорокотяга, пожилой мужчина из соседней деревни Ташлы; он и его сыновья много лет борются против нарушений при разработке карьера. — Поэтому никаких чёрных мыслей. Никакой критики против властей не будет — это будет расцениваться как… — Сорокотяга запинается, ему подсказывают из толпы: «Провокация», он вновь находится. — Как провокация. У нас здесь полиция, мы под защитой полиции. Поэтому никаких экстремистских выходок, пожалуйста, не делайте. Ну и что хочу сказать. Проблема у нас здесь одна. Существование этих двух карьеров. Один в Ташле, другой — вон там, на горе.
Два карьера, из-за которых «мирное село Мендим» чуть не превратилось в «место боевых действий», принадлежат компаниям ООО «Карьер Ташла» и ООО «Авалон», обе они зарегистрированы во Владимире. Ташлинский карьер появился еще в советское время — в 1952 году, там добывали доломит. После распада СССР вместе с угасанием Красноусольского стекольного завода, к которому относилось ташлинское месторождение, угас и карьер. Вновь он возобновил работу в 2008 году, когда владимирская компания его и купила. Сейчас доломита в карьере почти не осталось, добыча на грани закрытия. Там еще добывают щебень, но основную силу перебросили на мендимский карьер — его начали разрабатывать девять лет назад.
С тех пор жителям нет покоя.
Главная проблема окрестных деревень — взрывы. Карьеры ничем не ограждены, а о взрывах, по словам местных жителей, их никто не предупреждает — ни письменно, ни через звукооповещение.
Из-за взрывов жители Мендима боятся остаться без домов: фундаменты потихоньку оседают. В Ташле из-за взрывов приходилось даже эвакуировать школу.
Летом после взрывов над Ташлой встает облако пыли. По дороге, проходящей сквозь деревню, ездят многотонные грузовики, еще больше загрязняя воздух. До недавнего времени в деревнях висел знак о запрете движения грузовиков по дороге — его повесил ташлинский сельсовет по требованию жителей. В 2014-м «Авалан» подал на сельсовет в суд с требованием снять знак, но суд иск отклонил. Грузовики все равно продолжали ездить, а недавно знак и вовсе пропал.
Ташлинский карьер расположен прямо на реке Усолка: все отходы сливаются туда. А река — не только источник питьевой воды для жителей, но и обиталище ручьевой форели и европейского хариуса из российской Красной книги. Местная природоохранная прокуратура установила в речке превышение содержания нефтепродуктов в два раза.
Фото: Лилит Саркисян \ «Новая»
Само нахождение карьера в этой местности сомнительно с точки зрения закона: Ташла находится в третьем округе горно-санитарной зоны города Красноусольского, районного центра Гафурийского района, там лечебный курорт. Вот активисты и хотят проверить документы и лицензии на разработку карьеров.
В 2018–2019 годах выездную проверку обоих карьеров уже проводило управление Роспотребнадзора по Башкортостану. Установили несколько нарушений: во-первых, размер санитарно-защитной зоны в области карьеров не установлен. Во-вторых, исследований загрязнения воздуха никто не проводил. В-третьих, не установлен допустимый уровень загрязняющих атмосферу выбросов. В-четвертых, никто не контролирует соблюдение санитарных и гигиенических нормативов. Никаких последствий не было.
В 2019 году на карьерах прошло две проверки Ростехнадзора, они не показали никаких нарушений. Проверяла и Генпрокуратура — без результатов.
Когда местные жители поняли, что им с разработчиками карьеров не справиться, они обратились к активистам из «Зеленого щита Башкортостана — Куштау» — местной общественно-экологической организации. Летом те защищали знаменитый теперь шихан в Ишимбайском районе, совсем недалеко от этих деревень. История прогремела на всю страну: в Башкирии развернулись настоящие боевые действия. Начиналось все с немногих неравнодушных, разбивших палаточный лагерь у подножия горы. Чоповцы «Башкирской содовой компании», которая начала разрабатывать шихан, стали разгонять их, не стесняясь, били пенсионеров. А потом в живую цепь вокруг горы встали несколько тысяч человек. И вот тогда их услышали. И президент Путин, и глава республики Радий Хабиров. В сентябре Куштау признали особо охраняемой природной территорией регионального значения.
Теперь вместе с жителями деревень Мендим и Ташлы защитники Куштау встретились с главой районной администрации Фанзилем Чингизовым. Они и помогли организовать народный сход.
Публика на сходе — в основном пенсионеры. Одеты тепло: на всех шапки, на ком-то простые, на других — меховые или ушанки. Мужчина в куртке с нашивкой «Куштау». Пожилая женщина с большим цветным пакетом устроилась поудобнее на походный стульчик.
На многих маски.
Люди голосуют за принятие резолюции. Фото: Лилит Саркисян \ «Новая»
— Раньше все тихо-спокойно было, а как пришел «Авалон», они стали работать очень интенсивно, — выступает пожилой мужчина, житель Ташлы Леонид Федоров. Он приспустил маску, под усами виднеются редкие зубы. — Не соблюдают никаких норм. Вокруг карьера все загрязнили. Мы сколько с ними разговаривали — они на разговоры с людьми не обращают внимания никакого.
— Не обращают! — вторит ему женщина со стульчика.
— Вообще! Как они сказали: «Вы здесь никто. Противогазы покупайте и дышите». Ни дороги, ничего нет. Сейчас зима пройдет, дороги опять не будет. Мы живем в этом месте. Дышим этой гарью, дышим этой пылью. У нас же дети, внуки есть. Они приезжают к нам в гости на лето. А чё получается? В газете писали: «Гафурийский район — рай». Рай! Да, у нас рай, только в обратную сторону. У меня все, — на низкой ноте заканчивает он.
Ему аплодируют.
— Здесь, в Мендиме, все жалуются: дома подпрыгивают, печки разваливаются. Здесь все жители практически пожилые люди. Куда они пойдут? — снова слово берет Александр Сорокотяга. — У нас в Ташле такая же история. Вы представьте: в курортной зоне гремят взрывы! Уже на протяжении десяти лет! Мы обращались в приемную к Путину, в местную прокуратуру, в башкирскую прокуратуру, в правительство Башкортостана, в сельсовет. Обращались к Медведеву. В Совет по противодействию коррупции при президенте.
— Многие меня здесь знают, — из толпы выходит мужчина в очках. Он учитель в ташлинской школе. — Вы не учитываете одно. Если они хотят, допустим, развивать инфраструктуру… Я тут посмотрел, тут даже газа нет. Одни дрова. О какой инфраструктуре они вообще могут заявлять?
В Мендиме действительно до сих пор нет газа. Он есть в Ташле — но и там его провели чуть больше 10 лет назад.
Учитель неожиданно добавляет: «Не надо запугивать местных жителей. А то ходят по домам и начинают запугивать. Это наше право — говорить и требовать. Чтобы все было по букве закона».
— Одного можно запугать, всех не запугаешь, — поддерживают его.
Заметив, что собрание становится шумным, полицейский решает вмешаться. Представляется — полковник Шамсутдинов: «Уважаемые граждане, у вас сход граждан начинает превращаться в форму митинга. Мы вас предупреждаем, особенно организаторов этих мероприятий, что необходимо прекратить. Вас тут более 70 человек собралось, такой митинг не согласован. Маски есть не у всех, дистанцию никто не соблюдает, поэтому мы вам предлагаем завершить мероприятие».
Полицейский просит людей прекратить «сход, принимающий форму митинга». Фото: Лилит Саркисян \ «Новая»
Люди обращение полиции к сведению приняли, но сход не завершили. Достояли до конца, приняли даже резолюцию, общий смысл которой: проверить карьеры на законность и в случае нарушений — закрыть их. А жителям выплатить компенсации.
После схода жительница Мендима Зиля приглашает нас к себе домой. На улице почти никого — если бы не сход, то казалось бы, что дома стоят совсем пустые. Хотя какие-то признаки жизни есть: вот у забора заготовлена солидная порция дров на зиму, вот коровы улеглись прямо под окнами хозяйского дома, вот овечки прижались друг к другу, завидев людей. По словам Зили, в селе живет 70 человек. «Школу закрыли третий год как». Детей определили в школу в Красноусольский, райцентр в тридцати километрах отсюда. А школьного автобуса детям не дали. Приходилось туда ездить на такси. Тогда Зиля позвонила на прямую линию бывшему губернатору Рустэму Хамитову. Через две недели школьный автобус появился.
Дом Зили на возвышении. Это красивый дом из бруса с пластиковыми окнами, отделанный снаружи крашеным деревом: наверху звездочка и две птички. Рядом с домом зелено-голубая деревянная баня, по-башкирски — мунса. Она топится по-черному.
Зиля показывает нам на бревно в основании дома. Это бревно опускается после каждого взрыва, за год оно становится ближе к земле на 15–20 сантиметров.
Зиля — вдова, ее муж умер 22 года назад. «Только дети, когда приедут, помогают. Зимой я одна. Сыновья на работу на Север уезжают. Я как могу, так и делаю. Женская рука».
Зиля говорит, что восстанавливать дом приходится каждую весну.
Зиля ведет к своему дому. Фото: Лилит Саркисян \ «Новая»
Мы отошли к соседке и вернулись к Зиле буквально через 10 минут, но больше она уже не захотела рассказывать о своих проблемах.
— Почему? — спросила я ее. Зиля кивнула в сторону полицейских: «Слухи ходили. Говорят. Я не знаю, я слышала».
***
Вместе с активистами и журналистами мы едем к ташлинскому карьеру. Въезд к карьеру перекрыт экскаватором, но идти недалеко. На карьер нас так просто не пускают, звонят «главному».
Довольно быстро приезжает «главный», Александр Анатольевич Курбатов, учредитель ООО «Карьер Ташла». Он приехал к нам с карьера в Мендиме: сейчас он проводит там почти все время, ташлинский карьер, по его словам, практически не работает (он даже пообещал провести рекультивацию карьера после его закрытия).
Сначала говорить под запись Курбатов не хочет, рассматривает пресс-карты, сообщает нам, что они «недействительны». Но потом смягчается.
— В 2008 году, после банкротства Красноусольского стекольного завода, я привел сюда человека, который сразу вложил 70 миллионов рублей, чтобы поднять здесь производство. Чтобы люди работали. Ну хорошо, он не наш, он с Владимира. Но остальные-то — местные. Я абориген. Я родился, вырос здесь. У меня дед, прадед здесь похоронены. Я в Красноусольске живу. Почему это не моя земля? Почему я здесь не могу работать?
В то, что дома в Мендиме оседают от взрывов, Александр Анатольевич не верит. Да и вообще о взрывах, говорит он, предупреждают заранее и проходят они не часто: 2–4 раза в год. С его слов, пыли в Ташле нет, река не загрязнена. Жители все врут:
«Факты! Вы мне факты-факты, — горячится он. — А вы просто: вот там кто-то чё-то сказал, вот там кто-то чё-то придумал».
О жалобах от жителей он слышать не хочет. «Вот смотрите, я, Курбатов Александр Анатольевич, — веско чеканит он, — представляю карьер «Ташла» и карьер «Авалон». Я не скрываюсь. Кто из жителей жалуется, что у них что-то не так? Конкретно?» — требует он назвать имена.
Карьер в Ташле. Фото: Лилит Саркисян \ «Новая»
Николай Скоротяга — из той самой семьи протестующих в Ташле — пытается зайти со стороны экологии. Загрязнение реки, пыль, грузовики.
— Вот вы начали говорить, дайте и я скажу. Вы уже начали дискуссию вести, — берет он слово.
— Нет, никакой дискуссии! — отрезает Курбатов. — Вы опять: там не так, тут не так. Да вы не берите на себя функции контролирующих органов!
— Почему? Общественность имеет право.
— Вы заявили, вы написали. Хорошо! Приедет Минэкологии, приедет Роспотребнадзор, приедет природоохранная прокуратуру. Они приедут, проверят и дадут вам ответ. Но нельзя подменять собой контролирующие органы! Если б чё-то не так было, мы бы разве работали?
Николай и активист «Зеленого щита» Вадим рассказывают Курбатову о народном сходе — что там требуют приостановить работу карьера на время проверки. — Вот в Куштау сход что решил? Закрыть «Соду»? Остановить деятельность? — вопрошает он.
— Нет. Оставить гору в покое, — отвечают активисты. — Присвоить ей природоохранный статус.
— А нас вы почему решили остановить?
— Потому что есть сомнения в законности вашего нахождения здесь.
— У кого сомнения?
— У нас как у общественников.
— Вы ко мне приходили? Общественники! — это слово он произносит с нескрываемым ехидством. — Вы смотрели документы?
В ходе нашего разговора Курбатов соглашается на проверку рабочей группы: «Встретимся на нейтральной территории, в администрации района желательно. Специалистов приглашаем: «Башнедра», Роспотребнадзор, Росприроднадзор, Ростехнадзор».
— А местных жителей вы в рабочую группу не включаете? — спрашиваю я.
— Ну вот что вы себе представляете под рабочей группой? Общественность?! Вот товарищ придет некомпетентный, который в этом бизнесе ничего не понимает. Зачем я ему буду что-то объяснять?
В конце концов скрепя сердце он соглашается и на «общественность» в рабочей группе.
Извиняется: «Видите, эмоционально немножко. Просто уже достало».
Спасибо, теперь на почту вам будут приходить письма лично от редакторов «Новой»