…Если на дороге обгоняет военный транспорт, тем более если он идет навстречу, лучше не выпендриваться, а сразу встать в «карман». Если приспичило выйти из машины, чтобы, например, сфотографировать очередной щит «Стоп, мины!» посреди жухлой степной травы, дверцу надо открывать медленно, сумку — тоже медленно, ничего не выхватывать и не прятать в карманы или за пазуху, на обочину не ступать.

Позиции, то есть линия фронта, находятся в полукилометре отсюда, в стороне дач. Вокруг, правда, не видно никого за исключением фазана, который прогуливается у купы придорожных кустов.

— А вон куропатки!

Так природа отреагировала на войну, которая почти до нуля снизила привычную человеческую активность — пахать, сеять, шумно колесить с утра до ночи между селами. Почему животный мир не разлетелся-разбежался от канонады, что гремела столько лет подряд, выяснить не успеваю. За косогором открывается вид на группу ОБСЕ: сотрудники специальной мониторинговой миссии возле вышки технического наблюдения запускают дрон. Их тоже снимать нежелательно. Мониторщики машут Шапкину как давнему знакомому. Председателя сельского совета Павлополя тут знают все. И когда он невзначай произносит, что дружен с Александром Хугом (бывшим первым заместителем Главы мониторинговой миссии ОБСЕ в Украине), это лучше принять на веру, как многое другое из его рассказа: подтверждения найдутся.

Сергей Шапкин умеет работать с журналистами в том смысле, что сразу предупреждает: его интерес — корыстный. А именно: донести до общественности и политиков факт, что текущая война может стать и уже стала — не падайте в обморок! — фактором развития. Подписываешься на такой поворот сюжета — велкам. Нет? Есть масса других мест на Донбассе, где репортера встретят руины и отчаяние... В Павлополь частят официальные гости. Получасовая обзорная экскурсия плюс селфи на фоне дома культуры, где угол здания в щербинах от пуль: мол, горький лик реальности. Председатель признается, что подбивает местных мелькать у приезжих за спинами, портить кадр — улыбаться.

Такую особенность — любой сюжет в ручном режиме разворачивать в нужную ему сторону — улавливаешь сразу. По пути остановились в Сартане, соседнем крупном греческом селе, которое вот-вот станет центром объединенной территориальной громады, зашли в новый супермаркет купить к чаю сдобного печенья. Сладкое, Шапкин признался, ест в больших количествах.

Прогулялись по скверу: клумбы, деревья, лавочки, фонари, как будто и не было ничего страшного… Я продолжала бубнить: «Какой обстрел здесь оказался самым разрушительным?» Он не реагировал и показывал на щиты с детскими рисунками вдоль аллеи:

— Обратите внимание! На картинах опять появилось солнце и яркие краски!

Возле Гнутово, населенного пункта, долго не покидавшего военные сводки — противник утюжил его из всех видов тяжелого вооружения, — Шапкин ткнул пальцем в небо:

— «Скрутки»! Наши ребята чинили, вручную. рэсовцы сюда не доезжали.

На проводах линии электропередачи виднелись утолщения, как узлы на черных нитках. Много узлов… Если не удавалось договориться даже о временном затишье для ремонтных работ, электрики все равно поднимались на столб и скручивали перебитые части. Были мишенями. Однажды осколок чиркнул по столбу, и мастер, бросив «кошки», слетел вниз просто по веревке. Когда перебило провода, что ведут через поле в село Безыменное, то есть на «ту» сторону, а разрешения на пропуск ремонтной бригады командиры не дали, электрик полез в очередной раз и сделал «скрутку». Всем при свете лучше.

— …Во-первых, мы хитрые. Во-вторых, — умные, — Шапкин роняет скучным тоном, когда в Павлополе останавливаемся возле действующей понтонной переправы через Кальмиус. Переправу навели военные. В 2014-м, когда из оккупированного уже Новоазовска на Мариуполь двигалась танковая колонна, старый мост взорвали. Бетонные пролеты до сих пор свисают в обмелевшее русло, дамба не пострадала.

Понтон — армейское имущество — в 2016-м попытались забрать. Подъехали специальные машины, но Шапкин их обогнал и

Мост силами сельских умельцев укрепили, наварили перила, покрасили. Пресс-служба Донецкой облгосадминистрации сообщила о событии: «Благодаря слаженной работе промышленных и коммунальных предприятий…»

— Вообще, как не со мной происходило, а вроде кино смотрел. Вон стела, видите? Памятник нашим солдатам Великой Отечественной, там проходила линия обороны, а рядом окопы уже с нынешней. Никак земля не заживает. Ладно… Вон насосная станция, видите? Насос — гуманитарная помощь от Международного Красного Креста. Восстанавливаем оросительную систему, чтобы поля орошать. Но не такую, как была, хотим, а суперсовременную, по последним технологиям, чтобы с помощью смартфона следить и управлять.

Дальше следует лекция на тему экологии Донбасса и обучения людей рациональному использованию природных ресурсов, в особенности водных и лесных: «Не все можно свернуть на войну!»

Сухо, дует сильный ветер. Под орошением в Павлополе было и сплыло 1612 гектаров. Идеально восстановить хотя бы половину — никуда не делись ни фермеры, ни сельскохозяйственный кооператив, который создали за год до начала здесь боевых действий. Пашут. Хоть несколько раз трактора подрывались на уже разминированных полях.

Шапкин следит, чтобы я далеко от него не отрывалась:

— Премьер Шмыгаль сказал, что на следующий год правительство планирует включить строительство оросительных систем в государственную программу «Большое строительство». Мы это прочитали и одобрили. Правда, полгода назад уже сами начали, с проектом Ю-Эс-Ай-Ди, «Экономическое восстановление Восточной Украины», как-то так называется. Доноры с удовольствием дают деньги, если видят, что есть подключение государства и местных властей. И по развитию пчеловодства сотрудничаем с ними… Эх, если бы я еще и английский знал, тут бы все цвело!

Павлополь в прямом контакте с Датским и Норвежским советами по делам беженцев, с посольствами Германии и Франции, с ПРООН, с Управлением верховного комиссара ООН по делам беженцев, с благотворительными религиозными организациями и частными зарубежными фондами. Заявки правильно оформить — полдела. Иностранцев, которые не понаслышке знакомы с украинской коррупцией на всех уровнях, поражает другое: средства не исчезают, как в черной дыре…

Да, так об осетрах-переселенцах. В огромном, на миллионы кубов Павлопольском водохранилище, в специальных садках из сварных труб разводили осетров и бестеров, то есть, гибридов стерляди с белугой. С 60-х годов этим занимался рыбколхоз, который напрямую подчинялся Москве, а не Киеву, с наступлением независимости Украины — частное предприятие. До осени 2015-го оставалась надежда, что война вот-вот прекратится и снаряды перестанут попадать в водохранилище. Кроме того, рыба голодала: никто в море, на лов тюльки, под обстрелами не выходил. А мороженую, в брикетах, на выезде из города не пропускали блокпосты: большие объемы, мол, спекулянты. В тот период курсировал иногда рейсовый пазик.

Пока не наступил момент, когда маточное стадо (а это 800 штук, некоторым осетрам по 20 лет) решились все же эвакуировать. Что, «рыбное перемирие» просить? (Именно Шапкин родил идею «хлебного перемирия», которую стороны воплощали несколько раз, пусть и не со стопроцентным успехом.)

— Никто из командиров разрешения на вывоз давать не хотел, но наша тактика — личностная. Проходит несколько месяцев, ротация, опять закидываем удочку. Пока не попали на хорошего человека… Режима тишины, конечно, не добились, — вспоминает Шапкин.

Действительно, кино… Эвакуировали сначала в Херсон, на госпредприятие, но форма собственности оказалась ненадежной: хозяева участка заметили, что рыба как-то стала пропадать. Отправили в глубокий тыл, в Винницкую область, на Ладыжинское водохранилище. Специалисты теперь трудятся вахтовым способом. 172 тысячи малька осетра уже однажды выпускали в Кальмиус.

Поддержки со стороны государства было ноль. Павлопольцы собираются зарыблять водохранилище снова.

У крыльца дома культуры (вход в сельсовет сбоку и как бы на заднем плане) знакомлюсь с Татьяной Ивановной, бывшей школьной учительницей биологии. Не я ее остановила — наоборот. У Татьяны Ивановны глаз наметан: приезжая, головой по сторонам крутит с удивлением, фотографирует, по всем приметам — спонсорша.

— У нас большие замашки! — сообщает Татьяна Ивановна, энергичная, с седой стрижкой дама.

Зарегистрировали общественную неприбыльную организацию: патронаж над совсем старыми и одинокими односельчанами. Для начала берут под опеку 11 человек, а вообще пенсионеров в Павлополе 170 из 400 с лишним оставшихся к моменту перемирия жителей. Молодежь в основном уехала. Придется самим себе «раду давать», то есть выходить из положения. Выиграли грант в 50 тысяч гривен: покупают стиралку, духовку, газовую печку, посуду всякую. Булочки-бутерброды, социальные обеды, Шапкин уже мешок муки привез. Аренду помещения (служил детсад деткам, теперь — дедкам) проведут решением сессии сельсовета, чтобы за гривну, но коммуналка очень дорогая, надо искать, кто поддержит организацию финансово…

— Мы с коллегами во время войны работали волонтерами в «Каритасе». Они нас год вели и помогли со стартапом, —

О том, как громада Павлополя в жесточайшее военное время приучалась к вещам невероятным, к цивилизационному перелому, можно сказать.

Вот хотя бы история с индюшатами. ФАО ООН (продовольственная и сельскохозяйственная организация Объединенных Наций) раздавала нуждающимся птицу и корма: составили собственные списки, по 20 штук на руки, под роспись, с фотографированием счастливца. Сельсовет подсчитал: в обиде останется большинство сельчан, и начнется… Что делать? Придумали схему. Тот, кто получил 20 «ооновских» птенцов, отдает 10 семейному соседу или родственнику либо по 5 индюшат одиноким. Шапкин демонстративно закрылся в кабинете, пил чай с печеньем. Контроль за соблюдением процедуры и справедливости вели те, кого выбрала громада. Ни единой жалобы, ни эксцесса. (Сергей позже добавит несколько штрихов: «Было важно устроить так, чтобы люди добровольно поделились друг с другом». Помолчал. «Ну да, я предупредил: а если вы, гады, кого-то надурите, хрен еще что-то получите! Когда такое прокручиваю, морально выматываюсь, три дня никого видеть не могу. Сижу, рок слушаю, читаю…»)

Дом культуры — самая правильная локация, без собеседников не останешься. С Татьяной Ивановной поздоровался немолодой мужчина, тут же отрекомендовала:

— Леонид. Ухаживает за нашим ореховым садом. Делает подвои американского «чендлера», уже получили сертификат на сортовые орехи. Тоже грантовый проект. У нас так многие заняты — и мужчины, и женщины. Кто-то в электрике соображает, кто-то в водоснабжении…

— Просто село грантоедов! — над моей шуткой никто не засмеялся.

Говорили о том, что в балке устраивают ландшафтно-природный заказник местного значения, предположительное название — «Кальмиусская степь», и там надо развести альбицию ленкоранскую, поскольку это растение прекрасный медонос и так далее. Еще есть идея превратить часть территории в центр «зеленого туризма», принимать на отдых мариупольцев и открыть пансионат для оздоровления детей с оккупированных территорий:

— В объединенной территориальной громаде зону отдыха протянем до Широкино включительно, — объяснил подошедший «голова». Собственный план, каким образом превратить Широкино из форпоста ВСУ в витрину новой жизни, у него тоже имелся, конечно.

— Европейский подход, — обтекаемо похвалила я.

— Мы по Европам не ездим, сами придумываем! — парировал Шапкин.

Ну вот…

Где в прифронтовом Павлополе дислоцированы украинские военные и кто они — морпехи или пограничники, спрашивать нельзя. Интерес такого рода сразу вызывает резонное напряжение и подозрение.

В 2014-м, по воспоминаниям очевидцев, ситуация выглядела так:

В промежутках возникали перестрелки, иногда ожесточенные. Зимой сотрудницы бухгалтерии сельсовета кричали с балкона тем, кто внизу: «Уже темно, нам домой пора!» И перебегали улицу.

Каким образом Шапкин смог убедить обе стороны не размещать артиллерийские установки в жилом секторе и не устраивать там же боестолкновений, тоже секрет. Мое мнение: российские «инструкторы», которым плевать на любых «аборигенов» и их просьбы, тупо выпустили Павлополь из виду. Иначе бы масштабных разрушений село не избежало, в итоге повторив судьбу Широкино, а жертв среди гражданского населения оказалось бы гораздо больше, чем одинокий рыбак, который на рассвете отправился на подледный лов в камуфляже, с пешней на плече, похожей в бинокль на трубу ПТУРСа…

Самому Шапкину, думаю, есть что вспомнить — и об угрозах на словах, и о попытках приведения угроз в исполнение, но он этого не любит. Скорее похвастает, что в Павлополе месяца полтора назад 4G запустили, сигнал стабильный, и сельсовет раздает в центре бесплатный вай-фай. Уговорила только на скорее курьезную, чем драматическую историю о том, как в январе 2015-го, после ночного обстрела, пошел, как обычно, с депутатами совета и другими ответственными лицами проверять, не перебита ли где газовая труба, не пострадали ли дома. Рассредоточивались по одному, чтобы эффективней.

(продолжает) Брали с собой резиновые ленты, нарезанные заранее из автомобильных камер. У нас такие спецы, что в полной темноте найдут пробоину, достанут и прикрутят заплату проволокой.

На проезжей части, в снежной колее, наткнулся на тело. Обмер: «Кого-то осколком…»

— Набираюсь смелости, прикидываю, где лицо, включаю телефон. Пьяный! И у меня такая радость и злость одновременно — убил бы! Нормальный мужик, кстати, не алкоголик. Нервы не выдержали, пока снаряды падали, нажрался.

Из того, что не принято афишировать.

Газоснабжение села вообще отдельная тема. Дополнительную магистраль, которая «питает» мариупольский металлургический комбинат, собственность олигарха Рината Ахметова, давным-давно протянули со стороны Таганрога через Новоазовск и Павлополь, которому повезло за компанию. С начала войны и оккупации актив села, опять же, не афишируя, собирает с громады деньги за абонементную плату, меняет гривны на рубли и едет через линию разграничения платить за потребленное топливо. Обходится гораздо дешевле, чем на подконтрольной территории, и, поскольку никто из официальных представителей власти к платежам непричастен, статью УК Украины «финансирование терроризма» применить нельзя.

В 2019-м осколочные пробоины трубы оказались настолько серьезными, что ремонтные работы по обеим сторонам надо было скоординировать, подтолкнуть, потом проверить герметичность системы с помощью воздуха и в строгом соответствии с регламентом.

Новогодний ужин в Павлополе готовили на газовых плитах.

То, что Шапкин — фанат реформ, административной и децентрализации, хоть и ругает их за непродуманность, понятно. То, что постоянно сменяющиеся районные начальники шлют в Павлополь письма на бланках с требованием отчитаться, как за истекший период боролся с амброзией полыннолистной, раздражения не вызывает. Он отвечает так: «Подойдите к вопросу творчески — придумайте сами. На коллегии и сессии тоже не зовите. Есть дистанционка, бензин и время жечь не собираюсь». И утверждает, что сила и возможности местного самоуправления проявились именно сейчас, до войны это была фикция. Хотел бы взять зону ответственности от Широкино до Чермалыка, за южную прифронтовую часть, сделать ее своеобразной моделью будущего мира, будущих человеческих отношений, чтобы здесь ставили эксперимент, отрабатывали новые законы — и по разведению сторон, и экономические тоже.

— Мы, на Донбассе, в какой-то степени и породили войну из-за того, что неправильно многое накрутили…

Сергею Шапкину 57 лет. После индустриального техникума пришел слесарем на «Азовсталь», потом окончил исторический факультет Донецкого университета, преподавал в школе. Для повышения квалификации в сфере госуправления — когда попал на выборную должность, такова традиция! — пришлось заочно учиться на соответствующем отделении Донецкого технического университета.

Шапкина переизбирают главой Павлопольского сельского совета с 1993 года.