Возможно, существует некая закономерность или даже взаимосвязь. В современной Беларуси движущей силой борьбы за перемены выступили женщины. Среди вынужденных переселенцев в Украине женщин — 63 процента, это официальная статистика. Женщины тоже показывают себя более стойкими бойцами. Последнее наблюдение — мое личное, наукой не исследованное, а хотелось бы.

В Мариуполь я попала как раз к празднику, Дню города, к которому все, а мэрия в первую очередь, готовились самым старательным образом: достраивали, открывали, прихорашивали. В мирном-то городе местные выборы 25 октября никто не отменял, должны состояться в определенный законом срок. А вот праздник закончился еще до начала: в соседней Харьковской области упал самолет с курсантами университета ВВС Украины на борту, ребята погибли… В стране объявили траур. Возле драмтеатра, где планировался вечером концерт, принялись демонтировать сцену. Хотя людей на площади было все равно много — выходной, и Наташина палатка «Итальянское панини» работала в режиме нон-стоп.

Хозяева торговых точек, что допущены к сердцевине подобных мероприятий, всегда интересны. Это же какую конкуренцию надо выдержать! Тем более если ты, что называется, человек со стороны, из убитого войной Широкино, а в бэкграунде — ни «крыши», ни блата, ни денег на взятки, только сплошные потери.

Разговор с Натальей Логозинской сложился так, что перемежать ее рассказ моими вопросами просто не имеет смысла.

Наташа. Непобедимый малый бизнес

— В первый раз обстреляли нас 4 сентября 2014 года. Но мы тогда не уехали. Кто же думал, что это надолго? Старший сын учился в Донецке, в университете, младшего каждый день возили в Мариуполь, в школу и назад, возможности позволяли. Муж держал мини-СТО, частный предприниматель, ремонтировал лодочные двигатели — вокруг рыбаков много и автомобили. Я тоже предприниматель, держала продуктовый магазин.

Когда вышли в этом промежутке, муж снял видео: от одной воронки до места, где мы находились, расстояние два метра, до другой — полтора. Шесть воронок только на территории двора. От дома уцелела одна стена, та, что со стороны Мариуполя. С украинской стороны по Широкино снаряды не летели, вот что я хочу этим вам сказать.

Машину накрыло землей от взрывов, как кожухом, и потому осколки ее не повредили, осталась на ходу. Взяли с собой соседку и поехали в город, к друзьям.

Младшего сына еще в сентябре забрала в Мариуполь сестра мужа — в Широкино было опасно находиться. Сын-студент тогда же перевелся из Донецка на Западную, в Тернополь, в университет. Очень хорошо приняли. Учился на заочном, дали общежитие за 200 гривен в месяц, дешево! Там я познакомилась с тернопольской тележурналисткой, которая снимала программу о переселенцах. Визитку спрятала в сумку и забыла… Телефонная связь барахлила, я на чердак все время лазила проверять эсэмэски. Тут старший звонит: «На вокзале ночевал. Комендантша сказала: «Никому льгот нет, а ты особенный?» Тут я вспомнила о визитке… Журналистка вмешалась, работу ему помогла найти, кормила: «На Донбассе люди страдают, а им горя добавляют?!» Такой человек замечательный, до сих пор дружим.

…А мы с мужем постояли-постояли на учете в центре занятости и в августе 2015-го поехали на заработки в Австрию.

С собой везли одеяла, подушки, кастрюли, которые Красный Крест выдал, макароны, тушенку. Деньги перевели в евро, получилось 1800. Муж через два с половиной месяца вернулся, я — через полгода. Шестнадцать килограммов веса во мне как не бывало. Муж работал механиком, трактористом, я на поле собирала брюссельскую капусту. Капусту до сих пор видеть не могу, даже выращенную в Украине.

От пестицидов мы все были, как мухи дохлые. Она гигантских размеров, ножом ствол не срубить, только топором, и за три недели вырастала. Начались проблемы с гортанью, аллергия. Когда я однажды потеряла сознание и покинула плантацию, на меня поднял руку хозяин. Заработанного не хватило даже покрыть долги.

По возвращении скосил депрессняк конкретный. Знакомые нашли нам убитое жилье под съем, три месяца не выходила из дому, только писала стихи. Я со школы еще пишу: зарабатывала гонорары в местной газете, когда одноклассникам родители по 50 копеек выдавали. Освоила компьютерную программу, делала наложение стихов на картинку, опять одалживала деньги на рамки, и продавала. Поздравления разные хорошо брали. Было на что купить хлеб.

Увидела в интернете разъяснение о международных грантах. Ну, рискну! Заполнила заявку, ответила на вопросы, через три дня буквально позвонили: «Приглашаем на тренинг!» Муж не верил: «Тебе сорок пять лет… Учиться пойдешь?» — «А что, выбор есть? Пойду!» В первый день обучения не понимала ничего, мне казалось, что я тупая и в школу вообще не ходила. Разозлилась: нет! Короче, после тренинга подписала договор — буду заниматься дальше или нет, а пробовать нужно. Из 20 человек отобрали 8. И это была грантовая программа на открытие бизнеса, хотя я не могла определиться, какой именно бизнес хочу. Журналистка из Тернополя снова поддержала: «Наташа, вы же знаете торговлю!»

За две недели надо было найти помещение, подобрать товар, составить бизнес-план, финансовый план, к приезду грантодателей открыться. А у меня же ничего нет! Муж психанул, опять уехал на заработки, опять ничего хорошего не вышло. Я моталась по Мариуполю на маршрутках и, как идиотка, выходила на каждой остановке, где замечала надпись «Аренда». Друзья давали на проезд и просили не отдавать. Видели, что состояние психики уже пограничное. Хотя и предсказывали: «Не получится».

Обратилась к «симикам» (от аббревиатуры CIMIK — civil-military cooperation. — О. М.): «Мы в Широкино попасть не можем, но вы посмотрите, пожалуйста, в магазине. Вдруг что-то из оборудования уцелело?» Дала все документы подтверждающие. И они вывезли два холодильника, две морозильных камеры и ларь. Один холодильник оказался рабочим, только стекло густо пробито пулями, мы заклеили скотчем. Так начинали… Стала делать панини — о них тут вообще никто не слышал еще, первопроходец! Восемь месяцев убивались, пока я стала видеть в кассе хотя бы 200–300 гривен…

…Сейчас расширились, несколько точек, и кафе открыли. У меня несколько сотрудников, восемь грантовых программ, у старшего сына две, у мужа одна — он самозанятый, ремонт холодильников. И еще моим водителем оформлен, в карантин переформатировались на доставку. Полуфабрикаты делаем, дни рождения «на выезд» (Показывает в смартфоне бесконечное множество фото тортов с ягодами, капкейков, рулетов.) Утром просыпаюсь: «Господи, устала, не встану!» Но люди отзывы в интернете пишут, это так заряжает, блин… За три года — ни одного негативного! (Наташа работает с двумя главными грантодателями: МОМ — Международной организацией по миграции и Датским советом по делам беженцев, и уже не боится брать в банке солидный кредит на развитие.— О. М.).

В прошлом году нам мэр пять тысяч гривен выделил — заняли второе место по Мариуполю за проведение досуга для детей-инвалидов. Бесплатные мастер-классы для школьников, детей переселенцев устраиваем, а с широкинцами — субботники. Это ж наш город теперь. В сквере, где стоит палатка (Наталья говорит — «будка») убираем ежедневно, а муниципалитет — только дважды в неделю. Достало, что мусорят, стих на украинском написала, на будку повесила: «Ти ж людина, не скотина!», ну и все в таком духе…

В прошлом году заочно закончила курс бизнеса в УКУ, Украинском католическом университете, во Львове. Я сама родом из Западной, семейная история тяжелая. Мама не простила отца, он был уроженцем России, пил, обижал ее, и моего мужа тоже потому не приняла: «москаль с Донбасса». 25 лет назад мы переехали к его родителям, в Широкино. Село относилось ко мне прекрасно до самой войны, пока не началось: «Бандеровка, чего ее слушать!» Но для меня понятен факт, откуда снаряды летели, кто заходил в мой двор с оружием, в балаклавах и в форме без опознавательных знаков. Я украинский русский язык от их русского сразу отличу — и говорить об этом не боюсь!

…Младшего сына Наташа показала на фото. На голову выше отца, мужчины тоже крупного — два метра пять сантиметров, плечи неохватные, зеленый берет. Три месяца назад написал заявление и пошел служить в ВСУ, в пограничные войска.

Рита. Не позволяет хаять Украину

Вообще-то с Наташей Логозинской я не сама познакомилась, а благодаря Рите Нуйкиной. А с Ритой еще до командировки мы говорили по телефону, и она выворачивала меня вопросами наизнанку. Решала, стоит встречаться или нет.

Потому что вынужденные переселенцы из Широкино — не то чтобы закрытое сообщество или клуб по интересам, но внутренний кодекс тут существует. Могут между собой не ладить по старой памяти, из-за политических разногласий, а уж на счет войны, почему произошла и чем должна закончиться, вовсе горло срывать… Но человеку со стороны, тому, кто не прятал «вредных» и «хороших» соседей в своем подвале, кого не забирали под обстрелом соседской машиной, забитой доверху теми же «хорошими», «вредными» и их сумками, в эти отношения не втиснуться, если не позволят. Может, когда-нибудь болезненное единство исчезнет, связи обмякнут, произойдет ассимиляция на новых местах, куда жизнь определила, но пока вот так.

…Рита сразу предупреждает: ее позиция — проукраинская. Работу не теряла: как была технологом в крупной мариупольской компании «УкрТрансАгро», так и осталась. Подруг, кроме Наташи, почти не имеет: «Я «мыла» не смотрю!» На слово «малоимущие», которым принято определять материальное состояние переселенцев, реагирует резко: «У нас никакого имущества нет».

Вспоминает, как в начале сентября 2014-го, после первых сильных обстрелов, выбегала искать в огороде связь. Коллеги беспокоились, обрывали телефон.

— Потом стало понятно, что за каждым таким «звонилкой» с обеих сторон наблюдали снайперы: может, корректировщик огня? А тогда думала: «Господи, мне же на смену надо успеть…» Невозможно с мира сразу перестроиться. Наш родственник в тот день погиб, жил на восточной стороне села, и еще дядя Ваня с улицы Степной.

Но жизнь кончаться вроде не собиралась. Детсад, школа, магазины — не закрылось ничего. Артиллерийские дуэли происходили дальше по ночам.

— Муж вернулся из рейса, он дальнобойщик. Стоим на крыльце, в небе трассеры… «Коля, это по нам стреляют?!» — «Нет, в поле взорвалось». — «Коля, это по нам?..»

Когда «Азов» пошел освобождать Широкино, в доме оказалась одна Ритина пожилая мама, она передвигалась на «ходунках». Спряталась в туалете… Дочь металась возле закрытого блокпоста со стороны Мариуполя, умоляла пропустить под любую расписку. Военные отвечали: «Нельзя, жіночко. Даст бог, пронесет…» Мать действительно уцелела. После эвакуации семья не видела села больше ни разу. Рита показывает несколько фотоснимков места, где стоял их дом. Битый кирпич, фрагмент красивых кованых ворот…

— Я понимаю, когда односельчане повторяют: «Домой, вернуться домой!» Это душа стонет. Но думать надо стратегически: там на десятилетия вперед нашпиговано снарядами, минами.

Существуют же резервные фонды! Делегациям разным показывают руины, «лицо агрессии», они приходят в ужас. И никто не спросил: «Стены разваленные видим. А с людьми что? Как их жизнь теперь?» Да, мое государство Украина меня не защитило. У меня пять лет лежит иск в ЕСПЧ, дела широкинцев там объединили в одно производство. Но в России немедленно приняли законы не законы, черт его знает, как называется, что не будут выплачивать ни материальные, ни моральные компенсации по решению международных судов. Войны же с Украиной официально нет, понимаете? И коммуникации с Российской Федерацией нет.

Нуйкина — человек пассионарный и не терпящий унижения. На ее счету ряд бескровных побед над Пенсионным фондом с «Арканом» (кто, кстати, придумал это оскорбительное для человеческого достоинства название системе контроля за социальными выплатами?) и над государственным банком, которому легче потребовать доставить инвалида-переселенца хоть на носилках в офис, для идентификации, чем переписать свою «довоенную» инструкцию. Рита отмахивается от вопроса, отчего бы ей не податься в депутаты, но излагает собственную концепцию будущего Донбасса:

— Россия по-доброму не оставит «ту» территорию. И вооруженным путем ничего не решится. На «той» стороне должны увидеть, как мы здесь стали развиваться — не по российскому телевизору видеть, а в бинокль: «Ух ты, строятся! Государственные программы!» Позвонит «туда» родня: «Мы квартиру получили, работа есть, дети учатся, а у вас как?» — «А у нас дешевый газ. Но комендантский час. И страшно слово сказать». Вот бы задумались, что им принесли события с референдумом, кто и зачем втянул. А рассуждать о европейских ценностях, когда менталитет все равно советский — как человек ничего не стоил, так и не стоит… Но мне тошно, когда при мне начинают хаять Украину! Мы, украинцы, такой народ вообще, что через все жернова прошел. Я тоже найду, как выжить. Наташу видели? Вот без хороших людей была бы жопа. Хороших больше, просто плохие заметнее.

Рита не скрывает, что на президентских выборах голосовала за Зеленского.

…Накануне несостоявшегося из-за трагедии Дня города в Мариуполе, в нарядном сквере рядом с площадью Свободы, прямо там, где течет поток пешеходов, установили скульптуру. Шар (подразумевается земной) пронзают угловатые рамки. Название скульптуры — «Противостояние». Тому, кто видел войну вблизи, «Противостояние» напоминает и гигантский противотанковый «еж», и тетрапод — конструкцию из железобетона. Тетраподами раньше укрепляли береговую зону Азовского моря, защищали от оползней.

Теперь тетраподы перекрывают участки дороги вблизи линии разграничения. Легковушки после проверок на блокпостах протискиваются, лавируют между ними, а танки на Мариуполь, если что, не пройдут. Да и по сторонам — минные поля.

Село Павлополь, куда я добираюсь, именно в такой зоне.

(Окончание следует)