Эпизод первый. Широкинская диаспора

…Свои, то есть широкинские, называют село Бердянское хутором. Это вроде условного стука.

— Куда? — бросает военный на блокпосту, листая паспорт и задерживаясь на странице с пропиской.

— На хутор.

Бердянское — «прихожая» Широкино. Последняя точка, куда разрешается впускать только местных. Дальше — заросшая травой улица, тропа налево и вверх. Пионерлагерь: ошметки маскировочной сетки прикрывают останки стен. Проволока вместо забора. Полкилометра еще максимум! Но — шлагбаум и пост.

— Поворачивайте назад. (Сочувственно.) Какое там «на дом глянуть…»

Полями нельзя. В них растут таблички «Осторожно, мины!» — обычные, противопехотные, и морские. Поворачиваем.

Дядя Коля по прозвищу Боцман — человек влиятельный, зажиточный, хозяин и труженик, каких мало, живет на самом краю Бердянского, над обрывом, за которым море. Мой провожатый уходит на переговоры. На дороге возле дяди Колиного двухэтажного коттеджа разложены на просушку сети, по краям, вроде поплавков, привязаны пластиковые бутылки из-под воды. Сети тянутся вдаль до бесконечности: все равно здесь некому ездить. В акватории замерли, как черные тире, то ли пара лодок, то ли баркасов.

Гуляю в ожидании. Ни людских голосов, ни собак. Иногда на крыше свежий шифер, а рядом с провалом окна — неровная дыра: по второму разу попало, бросили, уехали.

Дядя Коля появляется из-за забора в красной футболке с лого UNICEF и красных спортивных шерстяных брюках. Лицо тоже красное, обветренное, глаза внимательные, хитрые. Навскидку Боцману немногим больше шестидесяти, но он называет меня «доцей»:

— Знаєш, доця, коли тут був настоящій комунізм і прекрасне життя? При Брєжнєві! На пляжу курортніки стояли!

— Стояли?.. — туплю.

— Лягти не було де! — смеется.

Перемирие, говорит, сначала исполнялось хорошо. Но недолго.

— А тепер, як сонце сяде, снайпер — ф’ють, ф’ють… Чи з автомата. Скучно ж! Понапиваються, та й таке. По сорок тисяч получали на руки, як разрішали стрілять. Недовольні, значить.

— Откуда стреляют?

Вместо ответа дядя Коля, не оборачиваясь, указывает назад, себе за спину, на Широкино. Впрочем, тут же добавляет, тыча пальцем вперед, что Пушилин запретил поднимать «своим шахтерам» заработки, иначе уйдут с позиций и воевать будет некому. Слово «освободітєлі» он произносит ровно с той же интонацией, с какой львовяне в 1939-м встречали Красную Армию…

«Систематически нарушали нормы гуманитарного права»

Напомню читателям: сейчас в Широкино, крайней точке войны на юге Донецкой области, бывшем большом и богатом селе на Азове, гражданского населения нет совсем — эвакуировано. Весь 2015 год этот населенный пункт делили пополам украинские военные, которые контролировали западную часть, включая холмы-высоты, и пророссийские вооруженные формирования, что оборудовали позиции в покинутых домах восточной части. Взаимные массированные артобстрелы не прекращались до 2016-го, после чего Широкино полностью перешло под контроль украинской армии, продолжая оставаться под огнем как форпост ВСУ вплоть до нынешнего перемирия. Потому придуманный журналистами образ «села-призрака» справедлив, но лишь отчасти.

По данным «Восточноукраинского Центра общественных инициатив», чье беспрецедентное исследование на основе проведенных интервью, добытых документов, фотографий, теле- и ютюб сюжетов, записей в соцсетях и так далее, под названием «Крайняя точка. Соблюдение прав человека и норм международного гуманитарного права в селе Широкино Донецкой области во время вооруженного конфликта на Донбассе: мониторинговый отчет» было представлено в Киеве и в Мариуполе в феврале 2020 года.

«За время боевых действий, — говорится в отчете, — в Широкино погибло по меньшей мере 58 украинских военных.

Во время исследований нам удалось установить имена 40 из них. 12 из 40 поименно идентифицированных погибших участников НВФ с высокой вероятностью имели гражданство Российской Федерации.

Путем проведения интервью Центру удалось относительно достоверно установить имена 12 погибших и 24 раненных гражданских лиц…

Во время вооруженного противостояния за село обе стороны конфликта систематически нарушали нормы международного гуманитарного права. Жители села в той или иной степени пострадали от умышленных убийств и телесных повреждений различной степени тяжести, неизбирательных обстрелов, жестокого обращения, насильственных исчезновений, уничтожения и разграбления имущества. Имели место случаи вовлечения детей в незаконные вооруженные формирования, а также сексуальное насилие…

Исследование было ограничено факторами: (следует их перечисление под номерами. —О. М.)… 4. Нежелание респондентов говорить на некоторые темы, связанные с периодом военных действий в селе. Руководствуясь собственными политическими взглядами, в частности относительно оценки причин российско-украинского конфликта и роли каждого из государств в нем, некоторые респонденты умалчивали определенные факты или освещали их предвзято.

Для большинства жителей села острой остается проблема восстановления утраченного во время военных действий недвижимого имущества (получения от государства материальной компенсации за разрушенное жилье.) Ожидая будущих судебных или административных процедур… часть жителей предпочитает не рассказывать о фактах, которые, по их мнению, могут отрицательно повлиять на важные для них решения… Многие опрошенные жители села отказывались рассказывать о деталях боев 10–15 февраля 2015 года (в 2016-м полк «Азов» издал книгу «Широкинская операция. Воспоминания участников наступления». —О. М.). Часть опрошенных Центром местных жителей также не хотели детально рассказывать о фактах пребывания участников НВФ в селе в период с сентября 2014 по 10 февраля 2015 года, о проведении в селе псевдореферендума, участии отдельных жителей села в составе НВФ. Значительная часть пострадавших и свидетелей продолжают жить в зоне, приближенной к линии разграничения, где вероятность применения насилия остается высокой…

События вокруг села широко освещались в медиа обеих сторон конфликта. Публикации и сюжеты часто содержали манипуляции и становились частью «информационной войны».

Конец цитирования.

Широкино. Точка. Нет

За несколько лет широкинская «диаспора» разлетелась кто куда: на «ту» сторону — в Новоазовск, в Россию, в Беларусь, в Польшу, на Кипр, в Израиль. Но большинство, человек 600, преимущественно средне-старшего возраста, осели в Мариуполе. Никто из них прежде надолго Широкино не покидал, по Украине почти не ездили, в Россию — в гости к родне, «заграниц» не видели и видеть не желали. Из автобусов высадились перед мариупольским драмтеатром. Без вещей, иные вообще только паспорта успели захватить. Когда митинг, посвященный встрече, закончился, телекамеры выключили, а пресса уже не просила повторить на «бис», как и откуда именно били по селу минометы и САУ, стало снова страшно: дальше каждый сам за себя. Хорошо, если дети-внуки могут забрать. А если нет? Если не на два-три дня эвакуировали, как обещают? Если на улице оказались всей семьей?

Сегодня бывшие растерянные, будто контуженные термином «вынужденные переселенцы» — по крайней мере, те, с кем удалось увидеться во время командировки, — родились в новом качестве. Это кулак, готовый бить каждого, кто усомнится в праве граждан получить от государства причитающееся за страдания. Есть общественная организация «Спасение Широкино», она напрямую держит связь с ВГА, военно-гражданской администрацией Донецкой области, есть свой сайт, группа в вайбере и ютюб-канал, где записывают для истории свидетельства односельчан об адских внутренностях войны. Есть актив. Соответствующие законы, принятые Радой, и постановления правительства готовы цитировать, хоть ночью разбуди. Держат на контроле создание комиссии по «широкинским делам», контактируют с международными инстанциями, включая суды… Думаю, феномен Майдана проявился еще и в том, что даже ментально советские люди здесь усвоили: власти либо придется выполнить взятые на выборах обязательства, либо ее к чертям снесут.

Исследователи «Восточноукраинского Центра общественных инициатив» не ошиблись — на вопрос «Нужен ли нам мир любой ценой?» широкинцы отвечают по-разному. И чем дальше, тем категоричней. Для одних притяжательное местоимение «нам» было и осталось синонимом только Донбасса. Для других — соборной и независимой Украины.

…С Александром Пилипенко, его тезкой Александром Пономаревым и Еленой Телегиной колесим на дребезжащем зеленом «Москвиче» по Мариуполю, по адресам съемных квартир — собираем подписи под коллективным письмом-требованием в ВГА: «Из СМИ на протяжении более пяти лет мы видим, что Широкино систематически посещают гражданские лица, не проживающие в нашем селе: корреспонденты, рок-группы, певцы, байкеры, волонтеры, капелланы и другие… 28 августа 2020 г. наше село посетил Святослав Вакарчук, о чем он сообщил на своей страничке в фейсбуке. Просим вас разъяснить, каким образом, какими путями-дорогами эти люди посещают наш населенный пункт. Жителям Широкино дают отказ в связи с безопасностью и заминированием. Село подконтрольно военным… Разрешение на посещение дается непосредственно командиром. Просим дать разъяснения, какие необходимо пройти процедуры для оформления разрешения проезда нам, гражданским лицам, имеющим прописку в Широкино».

— …Немецкое телевидение недавно снимало там все подряд. В кадр попали наши машины. Свезенные в одну точку, порезанные. Приготовили, чтобы на металл сдать, — говорит Пономарев без эмоций, но руль на ухабах выворачивает безжалостно. — А у меня в архиве съемка со спутника: моя машина — в моем дворе, там, где бросил. Целая.

Не выдерживает:

— Украина спит спокойно, потому что в Широкино военные стоят, да? Кричали «Не дадим демилитаризовать Широкино!», добились своего и довольны! А широкинцев кто-то спрашивал? Они статисты? Крайние? Если так, то давайте компенсации! В Мариуполе фонтанчики-тюльпанчики сооружают, деньги огромные закапывают, а переселенцам за ущерб — на всех 20 миллионов гривен как в насмешку!

Пономареву нет и шестидесяти, долгое время работал в местном рыболовецком колхозе-миллионере: осетры, белуги… Потом построил в Широкино мини-пансионат, «для прибавки к пенсии», катал отдыхающих на параплане, виноградником занимался, подвал имел с винами собственного изготовления.

— Потерял дом, бизнес. А вина защитники выпили, — снова без эмоций.

И снова не выдерживает:

— Упрекают: «Почему добровольцем не пошел защищать свой дом?» Э, ребята, вы в своем уме? За «этих» идти, вместе грабить Широкино, или за «тех», и с ними мародерничать?

Александр рассказывает жесткие вещи. Многое просит на диктофон не писать. Из того, что можно: как обычно он пересекает линию разграничения с неподконтрольными территориями. (В настоящий момент КПВВ — Контрольные пункты въезда и выезда — закрыты по причине карантина. —О. М.)

— На меня специальную табличку красную цепляют — «Особа, яка потребує особливого огляду» («Лицо, требующее особого осмотра»). Иду в вагончик СБУ, где задают кучу вопросов, а все вокруг смотрят, смотрят… Как-то сорвался: выдайте уже мне бирку навсегда!

— Когда становятся переселенцами с оккупированной части Донбасса — понятно. А с подконтрольной Украине на подконтрольную? На голову не налазит, — подключается Александр Пилипенко. — Теперь нас еще и права голоса лишили на местных выборах в октябре. Типа, не могут обеспечить безопасность. Я на сессии совета выступил: на президентских выборах в прошлом году смогли, а сейчас, при перемирии, нет? Вытирают ноги о Конституцию! В Конституции сказано: выборы отменяют в двух случаях — военное или особое положение. Крапка. Ну и кто понесет ответственность?

(ЦИК опубликовал список 18 «безвыборных» территориальных общин. Омбудсмен Денисова выразила беспокойство ограничением гражданских прав на Донбассе, Комитет избирателей Украины предложил смириться: право на жизнь все же важнее. Широкинцы увидели в этом спланированное вытеснение их за пределы демократии как «неблагонадежных». —О. М.)

Пилипенко — машиностроитель, работал на «Азовмаше». Перед пенсией решил вернуться на малую родину, в Широкино. Вложил сбережения, купил дом с участком — «курортников принимать», сделал пристройку. Сейчас радуется, что успел снять с продажи свою мариупольскую квартиру: «Остались бы с семьей вообще бомжами».

— Вот постоянно спрашивают, как в Широкино война начиналась. А надо спрашивать, как войну закончить, какой у нас, местных, мирный план! — горячится он. — Или кому-то выгодно, чтобы весь Донбасс стал безлюдным, как Широкино? Американцы именно к этому толкают, чтобы добывать здесь сланцевый газ!

— Давайте я вам лучше за гуманитарку расскажу, — вмешивается Телегина.

Елена Ивановна почти сорок лет заведовала сельским магазином, построила дом — «Сама, без мужа!». Сейчас вместе с двумя родственницами, пожилыми и больными, перебивается в скудном арендованном жилье. Телегина в общественной организации широкинцев вроде профсоюзного лидера и по-прежнему исполняет функции депутата сельсовета. Ведет статистику: кто умер, кому надо инсулин выбить, кому на капельницу для химиотерапии сброситься или хоть оказать психологическую поддержку. Одной землячке, совсем невезучей, шестнадцать съемных квартир после эвакуации пришлось сменить…

— Это караул просто! Сначала помогали и швейцарская диалоговая компания, и датчане, и «Врачи без границ», и неплохо помогали. Но потом отстранились: «Только для «серой зоны»!» В «серой» люди в собственном жилье остались, а им и денежные пособия, и одежду выдают. Я иностранцев понимаю. Они не безразмерные. По уму, надо бы не разбрасывать средства, а в большой проект вложить — построили бы нам поселок по типу Широкино где-то рядом, если уж так вышло.

Пилипенко:

— Товарищи доноры деньги считают, Лена! Часто же общаемся с иностранцами этими. Они объясняют: извините, по суммам, что мы дали на, так сказать, евроремонт Донбасса, вы уже давно должны иметь нормальные условия! Просим у «cимиков» (название от аббревиатуры CIMIC — civil-military cooperation. Украинские военные, мужчины и женщины, которые прошли спецподготовку по стандартам НАТО, налаживают контакт между армией и гражданским населением в прифронтовой зоне, помогают обеспечивать быт. —О. М.): «Сфотографируйте, что в Широкино от наших домов осталось!» — «Так вы же в суд пойдете с доказательствами…» — «Конечно, пойдем!»

Телегина:

— У меня есть такие снимки. Пятнадцатый и девятнадцатый годы — небо и земля. Что разрушено снарядами, то разрушено, конечно. Но гараж-то разобран, крыши на кухне нет, металл вырезан подчистую. Вся электроника, вся мебель… В Бердянском и то людям легче. По 1900 гривен выплачивают на одежду и на питание.

Вспомнился дядя Коля — Боцман — в майке гуманитарного профиля…

Необходимое количество подписей под письмом-требованием было собрано. Дальше я пошла встречаться с принявшими другое решение — отпустить прежнее Широкино из своей нынешней жизни.

(Продолжение следует)