Авторы всех публикаций о страшном событии в Нижнем не акцентируют общественное внимание на том, что Славина, по сути, не была главным редактором, а былаединственным редактором своей «Козы». Говорят и пишут только то, что «Коза» — самое авторитетное городское издание. А о том, что был у «Козы» один-единственный сотрудник, проскакивает практически незаметно.
А если бы там работал не один сотрудник (она же учредитель) а, скажем, двое, трое, четверо?..
На Россию одна моя мама… Только что она может — одна? Этим вопросом задавался еще Окуджава.
Оказывается — может!
И цветы, которые нижегородцы упрямо несут на место ее страшной гибели, — тому свидетельство. И пусть работники коммунальных служб добросовестно убирают эти цветы, с этого действительно «неудобного» места — с лавочки напротив управления МВД, здесь, конечно же, должно быть строго и прибрано, сама обстановка должна вызывать уважение к людям, которые здесь трудятся, не щадя себя и нас всех.
Вот и убирают тщательно это место, с усердием, достойным куда лучшего применения.
Как на Большом Каменном мосту — цветы с места гибели (тоже нижегородца, кстати) Бориса Немцова.
Как со стены медуниверситета в Твери — мемориальную доску в память о расстрелах в конце тридцатых. Чем там, спрошу заодно, дело-то кончилось, восстановили доску, виновных наказали?
Как скромные таблички «Последнего адреса» — с домов тех, кто был навсегда уведен отсюда в конце тридцатых…
И пусть нижегородский губернатор пообещал, что общественный мемориал Славиной никто пальцем не тронет, — трогают! Вот и в ночь на понедельник тронули, вполне безнаказанно, хотя чего, казалось бы, стоит, посмотреть видеозапись и врезать изо всех сил по нарушителям, казалось бы, самого весомого в области запрета? По тем, кто распорядился этот запрет нарушить, во всяком случае.
За самой Славиной следить удавалось куда результативнее: судили ее, как правило, быстро и эффективно штрафовали. За неуважение к памяти товарища Сталина, например, неаккуратно выраженное, по мнению судей. И еще. И еще.
Я не знаком с начальником милицейского главка Нижегородской области и вполне готов допустить, что он — достойный человек и высокий профессионал, хотя и сомневаюсь в этом. Потому что достойный профессионал, еще до результатов всех высоких проверок, давно подал бы в добровольную отставку, взяв на себя хотя бы часть ответственности «Российской Федерации», обвиненной в смерти одного-единственного человека. Если уж у всех остальных совесть помалкивает.
Не скажу, что бы еще мог сделать в этих обстоятельствах достойный профессионал, офицер, подчиненные которого ни свет ни заря врываются в квартиру свидетеля (!) по копеечному делу, издеваются, конфисковывают всю находящуюся в доме электронную технику, включая телефоны детей и мужа.
Но время и добровольной отставки, боюсь, безнадежно упущено. Что бы дальше ни произошло, начальнику нижегородского главка так и жить теперь с клеймом недостаточно честного (или, скажу мягче, смелого) человека.
Его подчиненные тоже вроде бы мук совести не испытывают, в отставку тоже никто не подал, они пока заняты: ищут по всем медучреждениям города свидетельства того, что Ирина Славина была человеком неадекватным, шизофреником, проще говоря — нездоровым человеком, обуянным жаждой справедливости. Найдут — и в деле можно будет поставить жирную точку.
Пока не нашли. Карты им несколько спутал все тот же губернатор, выступивший с совершенно непредусмотренным заявлением, в котором сказал то, что и должен был сказать в этих обстоятельствах нормальный губернатор, — правду. Что была Славина честным и неравнодушным человеком, отличным журналистом, приносившим области несомненную пользу…
Жаль только, что не сказал всего этого губернатор раньше — ДО ее смерти. Да и то, остановило б это кого-то? И почему отличному журналисту, неравнодушному и честному человеку приходилось преодолевать все эти искусственно создаваемые — властью! — трудности?
Муж Ирины Славиной Алексей Мурахтаев. Фото: Сергей Мостовщиков \ «Новая»
…Вчера муж Славиной встретился с журналистами. И сказал среди прочего важнейшую вещь: что берет на себя незавершенное женой дело, продолжать «Козу» — будет! Сможет ли, осилит ли — зависит, в том числе, и от поддержки профессионального сообщества.
Когда в 1998-м в Элисте убили редактора «Советской Калмыкии» Ларису Юдину, ее муж (никакой не журналист) перерегистрировал газету на себя, а тогдашний Союз журналистов России организовал ее выпуск вахтовым методом. Лучшие коллективы страны присылали свои команды, выпускавшие по номеру и передававшие эстафету дальше. Перечтите список: «Челябинский рабочий», «Новая газета», «Волжская коммуна» (Самара), «Известия», «Ваш спутник» (Калуга), «Комсомольская правда», «Московские новости», «Ставропольская правда», «Общая газета», «Правда Севера» (Архангельск), «Томская неделя», «Независимая газета», «Калининградская правда», «Вятский край», «Вечерний Ставрополь», «Сегодня», «Вечерняя Москва», «Ивановская газета», «Новые известия», «Молва» (Владимир), «Час пик» (Санкт-Петербург), «Век», «Версии», «Труд», «Крестьянин» (Ростов-на-Дону), «Столица-С» (Саранск)…
Когда в 2011-м в Махачкале застрелили у входа в его редакцию Хаджимурада Камалова, учредителя одной из лучших наших газет — «Черновик», в столицу Дагестана из Сургута вернулся младший брат Хаджимурада, тоже никакой не журналист Магди. И «Черновик» выходит до сих пор. Его продолжают преследовать судами и арестами сотрудников, но он — выходит.
История с «Козой» будет третьей. Защита справедливости становится семейным делом.