«НЛО» — Наша любимая организация — именно так называет ФСБ мать Богдана Колодяжнова. В июле 2020 года 18-летнего жителя закрытого поселка Межгорье в Башкирии приговорили к пяти с половиной годам колонии общего режима.

По версии следствия, Богдан, еще когда учился в школе, присягнул на верность ИГИЛ (организация запрещена на территории РФ) и попытался завербовать в нее своих одноклассников. Сам Богдан уверяет, что просто неудачно пошутил, решив показать свою значимость одноклассникам, которые несколько лет до этого над ним издевались.

Специальный корреспондент «Новой газеты» Илья Азар встретился в Уфе с родителями Богдана Еленой и Павлом, которые объяснили, как шуточные разговоры в мессенджерах превратились в две особо тяжкие статьи УК и почему они полгода верили обещаниям силовиков из своего поселка, что дело закроют.

— Обратите внимание, как он сказал в конце [речи], — говорит мать Богдана Колодяжнова Елена и протягивает мне бумаги с последним словом своего сына. — Я не могу читать, потому что каждый раз начинаю плакать.

Пока я изучаю текст, Елена продолжает говорить, действительно подавляя слезы: «Богдан встал и сказал: "Я никогда не отказывался от имени Богдан, и я им горжусь. Если вы осудите [меня], то осудите невиновного". Вот такие вот дела».

С ней и с отцом Богдана Павлом, ее мужем, мы разговариваем в тесном номере одной из гостиниц Уфы — в ЗАТО Межгорье, где они живут, постороннему человеку попасть практически невозможно.

Знакомый уфимский журналист рассказывал, что однажды был там по заказу государственного информагентства, но понять, почему город, где нет даже военной части, закрыт, так и не смог. По его словам, ходят слухи, что в Межгорье находится секретный бункер Путина. Вот и в популярной игре Metro:Exodus руководство Советского Союза после ядерной войны спряталось в бункере в горе Ямантау (неподалеку от ее подножья и находится Межгорье). Впрочем, возможно, слухи эти появились уже после выхода игры.

На полу около кровати, на которой мы расположились с Павлом (Елена сидит на единственном стуле), стоит портфель, раздувшийся от ходатайств, жалоб, характеристик и грамот. Родители Богдана периодически достают их из портфеля, чтобы подкрепить свои слова документами.

Елена 20 лет проработала в Межгорье в МВД и только недавно, наконец, устроилась по специальности — инженером в проектное бюро. Павел 22 года трудился в МЧС, а после выхода на пенсию охраняет въезд в город в качестве стрелка ВОХР. Богдан учился в 11-м классе и готовился поступать в медицинский институт.

— Богдан был в школе, когда меня с работы выдернула наша известная организация из трех букв (имеется в виду ФСБ, хотя мать Богдана называет ее по-своему. — И. А.), — начинает рассказывать Елена.

— Я, когда мне позвонили, находился дома, — подхватывает Павел. — Мы не поняли, почему нас вызывают, нам ничего не объяснили. Я вообще подумал, что меня хотят назначить на какую-то вышестоящую должность. А когда сидел у начальника, ждал и переживал, то размышлял, что вроде бы плохого ничего не мог сделать...

— Паша просто не может быть ни в чем замечен! — перебивает мужа Елена. — Потому что он просто идеальный! Я же почему-то сразу подумала, что, не дай бог, умер кто-то. Нас же пригласили к разным людям, потому что у нас в ЗАТО у каждой организации свой куратор.

— В смысле из ФСБ? — уточняю я.

— Мы ее называем НЛО. Наша любимая организация, — серьезно отвечает Елена.

Когда супруги воссоединились в отделе ФСБ, их там сразу спросили, зарегистрирован ли сын в Telegram. «Я ответила, что нет, что я отслеживаю [его приложения], что мы всегда общались в WhatsApp, но начальник "НЛО" сказал, что Богдан устанавливал, и добавил: "А вы знаете, что ваш сын ждал задания от Али?" Мы тогда вообще выпали в осадок! Какого еще Али?», — вспоминает мать события того дня.

За время нашей беседы Елена периодически начинает плакать, но чаще нервно смеется, и ее можно понять: история с ее сыном Богданом приключилась трагикомическая.

В конце марта 2019 года, пишет сам Богдан в позиции по делу, он зашел в группу «РИА Новости» во «ВКонтакте», где под постом была ссылка на группу Furat, в которой он обнаружил ссылку на канал davlatul islami в Telegram. Богдан скачал программу, попал в этот канал, где увидел среди прочего посты про Сирию.

«Я решил его разыграть, представившись Вадимом. В переписке он мне прислал непонятный текст на русском языке, назвав его некой присягой», — пишет Богдан. По его словам, текст был непонятный, он вскоре послал неизвестного «нецензурной бранью» и заблокировал его. Правда, сделал скриншот, чтобы продемонстрировать своим друзьям — и тем самым «показать свою значимость», ведь в компании его «всерьез не принимали, считая слабовольным и нерешительным».

Богдан уверяет, что решил «приколоться над друзьями и сделать фейк». Для этого он написал одному из участников группы Furat, а тот в ответ предложил Богдану прислать скан паспорта и фотографию. «Богдан свою моську сфоткал, потому что у него на странице она и так есть, а паспорт не посылал и присягу ему не отправлял», — рассказывает мать. Потом ее сын заблокировал и этого человека, снова сделав скриншот переписки.

Следующие несколько дней Богдан рассказывал своим друзьям, что получил некое задание от человека, которого, не придумав ничего более правдоподобного, назвал по аналогии с китайским интернет-магазином «Али Экспресс».

Друзья заинтересовались, но требовали больше деталей, поэтому Богдан 4 апреля записал видео, в котором произносил ту самую «присягу».

«Присягу» он отправил своему другу Денису, чтобы «показать пацанам, что крутой, что не ботаник и не лох». Больше он никому этот ролик не посылал и в тот же день удалил его из своего телефона (но не из папки удаленных файлов, где его потом и нашли).

С 5 апреля он больше ни с кем это не обсуждал, а друзья, по мнению Богдана, «догадались, что все это была лишь игра, они знали, что их разыграли, как лохов», и больше не спрашивали его о произошедшем.

Это все Богдан и рассказал при родителях начальнику городского ФСБ. «Так ничего больше и не установили, потому что Telegram он удалил. Все со слов самого Богдана, само следствие никакой информацией [про общение Богдана с неизвестными людьми из Telegram] не владеет», — говорит Елена.

— Знаете, откуда вообще взялся этот Али? — спрашивает меня Елена и сама же отвечает. — Это я выписала оттуда паровой утюг Богдану в институт, думала: поедет туда — будет отпаривать одежду. Вот он и втюхал Мельникову первое, что пришло на ум, и тот на первом допросе в ФСБ так и говорил, что Богдан сказал ему, что познакомился с арабом по имени Али Экспресс.

В прениях Богдан, по словам матери, сказал, что если бы Елена заказала утюг на «Джуме» (интернет-магазин Joom) или на «Юле», то «задание» было бы не от Али, а от Джумы или от Юлы. «Он сказал, что никогда бы не подумал, что придуманный им Али Экспресс станет для следователя и моих друзей фигурой, на которую можно навесить все что хочешь», — говорит мать Богдана и плачет.

Межгорье — город небольшой. «Это два объединенных населенных пункта, между которыми 20 километров. В нашей части всего тысяч пять живет и две школы. Рядом со школой полиция, тут же "НЛО", около которого мальчишки всегда курят», — рассказывает Елена и объясняет, что правоохранительные органы просто сыграли на их доверчивости, на представлении, что соседи и знакомые не желают им зла и не будут топить их сына из-за детской шалости.

— Мы же год шли на поводу у следствия, — говорит мать и вздыхает. — Нам каждый раз говорили, что раз он никуда не послал [присягу], то статья [об участии в террористической организации] уйдет, но надо вот тут подписать и вот там подписать...

— Мы шли на уступки… — отец пытается вставить слово, но жена, которая практически не дает ему говорить, встревает: «Адвокат приводил к нам следователя домой, заставлял подписывать все документы задним числом. До самого января мы верили им. Мы же живем в маленьком поселке…»

— Мы верили этим людям до конца, мы же их знаем, живем с ними бок о бок, мы верили, что они нашего сына спасают, что надо вот так сделать, а они потом закроют. Таких гадостей мы не ожидали, мы не сталкивались раньше с подставами и подлогами, — говорит мать Богдана.

Елена и Павел — люди простые и, кажется, очень хорошие: разговорчивая мать с этим ее «НЛО» и просторечными выражениями «получилося», «началося» и немногословный отец с прической «ершиком» и армейской выправкой.

— Сначала нас [допрашивали], потом — его, потом всех вместе, потом еще раз Богдана одного, — рассказывает его отец. — Богдан в этот день отдал добровольно свой смартфон…

— Он же знал, что там ничего нет! — вставляет реплику мать.

— А моя супруга пустила в квартиру энэлошников («без свидетелей!» — добавляет Елена, которую сейчас поражает тогдашнее собственное поведение.— И. А.) и выдала им ноутбук, — добавляет Павел.

— Они в нем полазили без понятых. Богдан же там днем и ночью сидел, там вся его жизнь с 6 лет, когда я ему его подарила. Ничего они там не нашли, но ноутбук забрали.

— Поздно вечером нас отпустили, и в 11 часу мы домой попали, — говорит Павел.

— И его отпустили? — удивляюсь я.

— Конечно! — с не меньшим удивлением отвечает мать. — Они же знали, что это шутка! Они сказали: «Учись, с кем не бывает».

— Еще сказали: «Готовьтесь к экзаменам, поступайте в институт». Я и думал, что они разберутся, — печально говорит Павел.

Мать, понимая, что в закрытом поселке свои правила, специально уточнила у следователя, можно ли семье теперь выезжать из поселка (две бабушки Богдана живут неподалеку — в Белорецке и в Магнитогорске).

Ей разрешили. Правда, на следующий день ее снова вызвали, но на этот раз на встречу с сотрудником Центра «Э» из Уфы Ярулиным. Тут бы родителям, наконец, забеспокоиться, но они продолжали доверять соседям. «Я и Ярулина привезла к нам домой. Он ящики все посмотрел, все перерыл, литературу посмотрел. Кроме пачки сигарет, спрятанной у Богдана, ничего не нашел, потому что ничего у нас и не было», — рассказывает мать.

После этого больше, чем на месяц, все успокоились — семья Колодяжновых зажила, как раньше. Елена, Павел и Богдан съездили на майские праздники к обеим бабушкам, парень сдал на права, подготовился к ЕГЭ, прошел медкомиссию в институт.

15 мая начальник ФСБ снова пригласил Елену с Богданом к себе, причем совершенно по-соседски. «Он сказал: "Пусть Богдан напишет проверочную по русскому языку, я знаю, что она у него сегодня, а потом приходите в обед". Когда мы пришли, он мне сказал, что Москва (ФСБ закрытого поселка подчиняется не области, а напрямую Лубянке. — «Новая») их не похвалит, если увидит, что ноутбук был изъят без понятых, и попросил подписать документы. И говорит, что потом закрывают это [дело] сразу и что он даже боится произносить слово "следствие". Мы с Богданом подписали не читая, я сказала: "Конечно, конечно, Алексей Александрович, мы вам верим, делайте как вам удобно"», — рассказывает Елена, горько посмеиваясь над собственной наивностью.

На следующий день ее попросили подписать документ, что ноутбук изъяли 11 апреля, а телефон — 12 апреля, хотя на самом деле было наоборот.

— Ну он же тебе сказал, что дело закроют, ты и поверила, — оправдывает ее муж.

Кульминацией стал торжественный последний звонок в школе № 2 Межгорья. «Накануне позвонил мне друг (это слово она произносит с сарказмом. — И. А.), оперуполномоченный угрозыска Семен Сметанин и говорит: "Лен, а какой дорогой вы завтра пойдете на последний звонок", — вспоминает мать Богдана. — Я спрашиваю: "А зачем тебе?" — "А мне сказали обыскать его", — отвечает следователь».

Елена, конечно, удивилась и спросила: «Как это, обыскать?» Спустя полтора года после тех событий она объясняет мне: «Над ним и раньше все ржали, а после этой истории его еще больше стали дразнить. Я как-то шла по школьному полю, где они делали фотографии для выпускного альбома, и слышу, парни говорят: «О, сейчас Богдан встанет, будет взрывное фото!» Елена сказала следователю, что раз он так хочет подставить ее сына, то семья вообще на последний звонок не пойдет. Следователь не возражал.

Богдану родители про обыск рассказывать не стали, но предложили вместо школьного торжества поехать к одной из бабушек, отметить последний звонок в ресторане. Сын согласился, но днем Елене привезли тот самый паровой утюг из «Али Экспресса». Курьеры заехать на территорию ЗАТО не могут и ждут покупателей на специальной стоянке за городом. Отец Богдана, который как раз работает на этом КПП, поехал за утюгом, но коллеги по охране его машину за пределы города не выпустили.

— Старший по КПП, увидев меня, забрал мой пропуск и сказал, что у него установка: мою машину из города не выпускать. Я на него [выкатил] шары, но пошел на стоянку пешком, — говорит Павел.

— А я тогда как раз вышла и пошла в парикмахерскую. Все-таки не зря я служила в милиции: иду и понимаю, что мне что-то не нравится в поселке. Вот с мигалками гаишники стоят, там — Росгвардия, а меня будто сопровождает черная машина. Я еще Паше тогда сказала: «Не на нас ли операцию объявили?» Но это у меня еще черный юмор был, я еще не предполагала, что до такой степени маразма можно дойти, — невесело смеется мать.

Пока Елена сидела в парикмахерской, ей позвонил начальник ФСБ и снова пригласил к себе. «Елена Александровна, мы хотим завтра вашу семью в 9 часов пригласить для собеседования, а потом поедете, куда вам надо». Я говорю: «Ну хорошо, а почему Пашу не выпускали?» Он отвечает: «Все решили, Елена Николаевна, все нормально уже», — пересказывает она мне ту вполне дружескую беседу.

На следующий день, в 8 утра, семья решила все-таки пойти на последний звонок, раз их машину не выпустили из поселка.

«Двенадцать лбов, без адвоката, три чухана с синяками (это понятые), уголовный розыск, три энэлошника вместе с представителем "НЛО" из Москвы Кирсановым, который все и курировал. Нам предъявили постановление на обыск без санкции суда по двум статьям — 205.1 и 205.5», — вспоминает мать.

На обыск пришли и следователь Семен Сметанин, и начальник «НЛО». «Оба создавали иллюзию, что мы преступники. Я так и не поняла, зачем Сметанин мне накануне позвонил и говорил про обыск. То ли предупредить хотел таким образом, то ли совсем ему лень было свою работу выполнять. В общем, загнали нас в зал, а сами ходили по всем комнатам. Изъяли всю технику и даже книгу по йоге, хотя на следующий день ее не признали вещественным доказательством», — говорит Елена.

После обыска в гараже, на котором настоял представитель ФСБ из Москвы, семью отвезли в следственный отдел Межгорья, где их встретил «представительный мужчина, спокойно попивавший чай». Это был адвокат Сергей Кобылинский, которого Богдану предоставило государство и который даже не явился на обыск, хотя не мог о нем не знать.

25 мая Богдана допрашивали и как подозреваемого, и как обвиняемого до позднего вечера, и только ближе к ночи силовики вспомнили, что не сделали перерыв, который по закону требуется для несовершеннолетних.

«Прокурор попросил расписаться, что перерыв был, опять сказал, что обвинение формальное, что потом дело закроют. Ну раз формальное, то мы пошли навстречу. Богдан им все чистосердечно рассказал, и его отпустили домой», — рассказывает Елена. На следующий день допрос завершили, а на 27 мая назначили суд по мере пресечения.

Адвокат Кобылинский уверял родителей Богдана, что добьется, чтобы их сына не отправили в СИЗО.

— Он вывел Пашу на крыльцо в перерыве, сказал, что дело серьезное, и взял 30 тысяч рублей, — говорит мать. — Дополнительно к тем, что ему государство платило. Попросил никому не рассказывать.

После перерыва Богдана «закрыли» на два месяца в СИЗО. «[К заседанию по мере пресечения] была подделана школьная характеристика, усугублен медицинский диагноз, в котором говорилось, что он алкоголик с пагубными последствиями. Мы потом год доказывали прокуратуре, что нам это приписали, и уже только на суде все выяснилось, когда нарколог Абдулин на вопрос о том, состоит ли он на учете, отвечал: "Не в курсах"», — рассказывает мать.

Родители и не думали, что им нужен какой-то другой адвокат. К тому же в Межгорье, по их словам, работают всего два адвоката (вторая, девушка, раньше работала в органах), а если найти кого-то со стороны, то ему в том же ФСБ нужно будет заказывать пропуск.

— На тот момент мы были рады и этому адвокату, потому что вообще не знали, как действовать [в таких случаях]. Мы потом уже узнали, что Кобылинский многих людей на деньги подставил, что на него уже заведено дело о мошенничестве, — говорит Павел.

— А нас он подвел на две особо тяжкие статьи и не заморочился ни совестью, ни чем-то еще, — подхватывает Елена. — Он говорил все подписывать, а мы потом год не могли доказать, что нам просто подсунули бумажку со сроком деяния, где следователь сделал его с ноября 2018 по 12 апреля 2019 года, то есть увеличил на целых полгода.

Следователь в допрос Паши вписывал, что он знает, что мой сын кое с кем общался, но точнее сказать не может. А Богдану дописывал, что тот якобы хотел вступить в ИГИЛ*, но добровольно отказался. Все Богдана валили, а адвокат никак не помогал.

— Даже после того, как Богдана отправили в СИЗО?

— Да, ведь его сразу отправили на психиатрическую экспертизу, и мы решили, что раз они сомневаются в его адекватности, то пусть проверят. Мы это вытерпим. Богдан вообще решил на этом всем подзаработать, — смеется Елена. — Он сказал: «Я подумал, что так на институт накопим, ведь они нам должны будут за СИЗО потом денег вернуть». Он и сейчас так думает… Он настолько наивен еще.

По словам Елены, доктора в клинике встали на сторону Богдана, сказали, что это не терроризм, а подростковый поступок, и не более того.

— Эта история была бы смешной, если бы не была такой грустной, — говорит Елена. — Богдан и сам сначала ржал, не понимал, как его можно счесть рьяным террористом, если он и 100 метров не может пробежать, стрелять и противогаз надевать не умеет. Но потом это перестало быть смешным.

Богдан рос домашним ребенком, родители говорят, что не отправляли его в пионерский лагерь, а ездили в отпуск вместе с сыном. Друзей у него практически не было. Богдан сам рассказал в своей позиции по делу, что всегда избегал ссор, но единственный приятель из класса, Георгий Подольский, его «подставлял и обижал». «В 2016 году между нами произошел конфликт, где он меня ударил, а я в ответ подбросил ему в подъезд хлопушку», — пишет Богдан.

В итоге с этим конфликтом разбирались в полиции, а Богдана с тех пор дразнили «террористом». «Я воспринимал это все болезненно, меня это обижало. В общей травле участвовали и взрослые люди. Сотрудник ИДН (инспекция по делам несовершеннолетних) Валеев на мое "здравствуйте" отвечал: "Аллах акбар", а психолог Надежда Кашина говорила мне в лицо: "Принес водку — принесешь винтовку" (Богдан однажды принес в школу бутылку с прозрачной жидкостью, утверждая, что это водка, хотя вроде бы это была вода. — И. А.). Подобные высказывания должностных лиц я считаю буллингом», — писал в позиции по делу Богдан.

«У нас был случай, когда детям показывали что-то про Беслан, и во время просмотра все шутили, что на экране именно Богдан. А [шутить так начали] после того, как у него с Подольским случился конфликт, которому Богдан писал угрожающие письма, а потом что-то в подъезде поджег. Но у него, как у многих детей, которые начинают химию изучать, никакого интереса к взрывчатым веществам не было», — рассказывает мне Валентина Горелова, учительница химии из школы Богдана.

В 10-м классе в школе № 2 объединили классы, и у Богдана, наконец, появились друзья: два новых одноклассника и их друзья — два парня из другой школы. «Он в последние два года начал общаться с мальчиками, которые выпивали, курили, с девчонками встречались и вообще состояли раньше на учете. [На их фоне] он выглядел слабаком. Он ведь участвовал в республиканских олимпиадах по истории, писал книгу по истории Латинской Америки. Он — белая ворона среди них был», — говорит Елена. Павел достает из портфеля десятки грамот, рассказывает, что Богдан 10 лет ходил в шахматный кружок, 3 года на каратэ.

— Они его дразнили в издевку — не потому, что он крутой, а потому что слабый. У него плохая координация, он родился недоношенным, энцефалопатия есть, он медлительный, — объясняет мать.

— Они в шутку вроде бы говорили. Ему не нравилось, но он прощал, — говорит отец.

— Вот на этом фоне он и решил пацанов разыграть. Но он никогда не интересовался Сирией. Он занимался японским языком одно время, но вообще-то он православный, крещеный, он все молитвы знает, храмы всегда посещает, — добавляет мать.

После апрельских допросов Богдан продолжил общаться с друзьями, и они на первых допросах признавали, что восприняли слова приятеля как шутку, но впоследствии их показания изменились.

— Пацаны через год начали басни рассказывать! После 25 мая и в декабре они стали говорить, что он стал тогда возбужденным и агрессивным к обществу, замкнулся к себе, стал днями и ночами петь «нашиды» (исламские песнопения, которые нашли у Богдана в телефоне), что Богдан звал их с собой в Сирию, что предлагал заложить СВУ у школы», — рассказывает мать.

Дмитрий и Денис утверждали, что перестали с ним дружить, но Горелова утверждает (и повторила это в суде), что друзья «Богдану заниматься не давали, и пока он целыми днями сидел на химии, ждали его в коридоре вплоть до самого 25 мая».

— Мальчики подвели нас, конечно, — говорит Елена. — Мы их до [объединения классов] не знали: одного одноклассника бабушка воспитывала, мать сидела, отца нет, у второго — отец повесился, мама одна воспитывала, а двоих их друзей я вообще не знаю. Фсиновцы сказали к ним не подходить, поэтому мы ни разу не взывали к их совести, но мы просто знаем, что они лгут.

Не удалось пообщаться с бывшими друзьями Богдана и «Новой газете», но родители уверены, что сначала кто-то из друзей рассказал сотруднику ИДН Валееву, который передал информацию выше. «Друзей Богдана потом подцепили угрозой уголовного дела за то, что они не сообщили о готовящемся преступлении, ну а после дачи показаний — уже ответственностью за лжесвидетельство. Вот на этом крючке их и держат, чтобы они каждый раз привирали все больше», — говорит мать.

В СИЗО № 1 в Уфе Богдана, по словам его родителей, посадили «с настоящими террористами».

— К нему привели настоящих мужиков с бородами, обвиняемыми по 205-й статье, — рассказывает мать.

— Богдан перепугался и подумал, что это могут быть те, кого он тогда в переписке послал нецензурно, решил, что они его прирежут, — смеется Елена. — Но они, наоборот, обсудили, до чего дошло государство, если уже детей по 205-й закрывают, и перестали обращать на него внимание (возможно, речь идет о фигурантах башкирского дела «Хизб ут-Тахрир» (признана террористической и запрещена в РФ).

Доставать Богдана из СИЗО пытались родители, которым на апелляции прямо сказали, что они — плохая семья, а не адвокат Кобылинский.

Спустя 4 месяца, уже после психиатрической и судебно-технической экспертизы, которая установила время деяния: с 31 марта по 5 апреля (хотя следователь продолжал писать про полгода. Родители уверены, что так экспертов подводили к выводу, что Богдан — закоренелый террорист). Суд сжалился и отправил Богдана под домашний арест, возможно, вняв доводам о том, что из закрытого поселка так просто не сбежишь.

— Паша как законный представитель воевал за сына, а адвокат наш молча сидел, — говорит Елена. — Потом Богдан год без прогулок сидел, на застекленном балконе. Ни телефоном, ни интернетом не пользовался — мы все выполняли.

— Ни одного замечания не было! Мы думали, может, они хоть так поймут, что он нормальный человек, — говорит Павел.

Следователи в это время продолжали уверять, что в прокуратуре разберутся, и советовали Богдану готовиться к экзаменам. «Мы купили ему литературу по химии, биологии и русскому языку. На 12 тысяч! Ведь компьютером нельзя было пользоваться», — жалуется мать.

Со своим делом Богдану ознакомиться как следует не дали — родители уверены, что спешка была связана с тем, что продление на срок больше года должно было проходить уже в Москве, куда без веских доказательств обвинение соваться не хотело. «Богдан даже не успел вписать свидетелей защиты, поэтому мы шли в суде как свидетели обвинения», — говорит Елена.

В этот момент Елена и Павел, наконец, нашли другого адвоката. «Когда нам дали обвинительное заключение на 200 страниц, я от бессилия начала искать в интернете адвокатов в Екатеринбурге (там, в Центральном окружном военному суде, рассматривали дело Богдана.— И. А.) и наткнулась на Игоря Николаевича [Упорова] (он сам себя в разговоре со мной называет очень известным и почтенным адвокатом, полковником в отставке. — И. А.). Я тут же ему позвонила и вкратце рассказала свою версию, хотя когда он прочел обвинительное, то явно засомневался, спрашивал меня, точно ли Богдан туда не лез, — рассказывает Елена. — Настолько, он сказал, обвинительное профессионально сделано, настолько много людей и специалистов почувствовали: переплели, навалили, переврали».

Мать Богдана называет адвоката Упорова человеком чести, который когда-то отказался защищать женщину, которая участвовала в казнях в Сирии. «Разобравшись, он сейчас в Богдана влюблен. Он сказал, что этот человек невиновен и что он будет защищать его до конца. Когда он вышел со встречи с ним из СИЗО, то сказал мне: "Вы вырастили настоящего парня, он держится с достоинством"», — рассказывает Елена и опять начинает плакать.

Уже после вынесения приговора Богдану про него вышел сюжет на телеканале «Россия 24». Когда родители его посмотрели, то ахнули.

«Молодой человек привлек внимание некоторых СМИ в качестве вовсе не преступника, а якобы жертвы максимально нелепой ситуации… Однако тут-то и подоспели новые детали этой истории, которые моментально сделали все разговоры о неоднозначности приговора за шутку абсолютно неубедительными», — предваряет сюжет ведущий программы. Свои выводы он строит на основании общения с психолингвистом из Уфимского авиационного технического университета Эльвиной Салиховой, которая делала по заказу обвинения экспертизу.

«Он [Богдан] говорит о том, что согласно высланной ему инструкции изготавливал самодельное взрывное устройство (СВУ). Даже обсуждались даты того, когда он собирался взорвать школу: это последний звонок — 25 мая. Знаете, вот там психологических признаков того, что человек шутит, нет», — говорила Салихова.

— Ни СВУ, как вы понимаете, ни схем, которые он якобы просил друзей запомнить, в наших компьютерах и других информационных носителях найдено не было. СВУ должно же было перед последним звонком стоять в коридоре или хотя бы гвоздик нужно было найти, но не нашли ничего… — объясняет мать.

— Так СВУ — тоже часть шутки?

— Про СВУ не было речи, оно появилось у мальчиков в показаниях. В апреле они Богдану не верили, считали лохом, в декабре они уже про СВУ чесали, а на суде давай рассказывать, как Богдан их просил в аптеке что-то купить, в хозмагазине, но что — вспомнить не могут. Вот такая трансформация показаний.

На суде знакомые семьи Колодяжновых проявили себя по-разному. Классная руководительница Богдана Светлана Ельцова на суде заявила, что тот не ходил ни в одну секцию, что замкнут, не идет на контакт с учителями и состоит на внутришкольном учете. От разговора с «Новой газетой» она отказалась. «У него за три года 24 грамоты и диплома, из которых 17 — за первые места, а за все время — больше 80 грамот, но следователь Харькин убрал из дела грамоты именно за последние два года. Даже в этой мелочи пытался Богдана закопать. Мы просто в шоке были! Зачем настолько низко поступать», — говорит Елена.

Выступила против Богдана и психолог Кашина (просьбу об интервью она проигнорировала). «Она одноклассница Паши, живет в нашем доме, тут у нее магазин, где она пивом торгует, и мне очень хочется ей в глаза посмотреть. Оказывается, именно ей надо отдать лавры по "раскрытию дела". Она якобы дала ему тесты на компьютере, в которых обнаружила повышенную агрессивность к обществу, о чем сообщила в ИДН, хотя Богдан говорит, что в глаза этих тестов не видел», — волнуясь, говорит Елена.

Директор школы Анна Головина, по словам матери Богдана, подписала ложную характеристику про ее сына, но в суде дважды повторила, что не верит в то, что Богдан «игиловец» и что мог совершить что-то плохое.

— Кашина выдала на суде, что Богдан ей сказал: «Скоро ничего не будет: ни христиан, ни протестантов, ни мусульман, а будет один ИГИЛ*». При том, что в июне всех учителей опрашивали, и никто про ИГИЛ* ничего не упоминал, а наоборот, все говорили, что Богдан — уравновешенный, хорошо учится, а сама Кашина говорила, что он оптимист и с уверенностью смотрит в будущее, — рассказывает Елена и напоминает, что Богдан в своем последнем слове подчеркивает, что он православный и никогда не снимет с себя крест.

Адвокат Упоров приводил в суд имама, который рассказал, что нашиды, которые нашли в телефоне Богдана, — это не гимны халифата, как написано в обвинительном заключении, а песнопения о любви к Богу и матери. «Текст, который называют присягой, вообще не на арабском, там какой-то медицинский набор терминов. На суде были специалисты-лингвисты и психологи, которые размазали экспертизу Салиховой, так как посмотрели полную переписку, а не отдельные фрагменты, которые дали ей», — объясняет мать.

Салихова на суде утверждала, что хотя Богдан и не отправил присягу никому, кроме Дениса, он все равно присягнул именно ИГИЛ*. «Она уверяла, что для того чтобы присягнуть, можно вообще никуда присягу не отсылать. Но как там узнали-то, что у них появился новый член — Богдан Колодяжнов?» — негодует Елена.

— Эта эксперт сказала, что он избрал себе этот путь [в ИГИЛ*], просто записав ролик! То есть за пять дней пацан избрал этот путь! Ну не охренеть? — комментирует Упоров.

Адвокат в прениях говорил, что у следствия нет доказательств того, что «присягу» отправили неким «террористам», как нет и доказательств того, что в группе Furat находилась именно ячейка ИГИЛ*, а не подростки, играющие в террористов. Говорил, что следствием не установлен порядок вступления в ИГИЛ*. «Обвинение изначально порочно, так как базируется на предположениях, которые нельзя рассматривать как состав преступления. На ровном месте детскую шалость и фантазию раздули до двух уголовных статей», — говорил Упоров.

Объяснял свою позицию и Богдан: «Все, что у меня было в переписке, — это всего лишь розыгрыш, ответ на буллинг против меня, продолжавшийся в течение двух лет, где меня называли "террористом". Меня все это достало, поэтому я и придумал этот фейк. Все это было лишь пусканием пыли в глаза. Придуманный мной Али Экспресс и все остальное — не более чем мыльный пузырь, под которым, когда он лопнул, не оказалось ничего».

— Богдан замечательно выступил в суде, и мы надеялись, что нас услышат. Сын до конца верил, что разберутся, — грустно говорит мать.

Я спросил адвоката Упорова, как такое вообще возможно. Он ответил так:

«Я не свои слова приведу, чтобы меня диссидентом не назвали, а слова одного психолога. Она недоуменно спросила меня после приговора: "Неужели его осудили? Они что — Бога не боятся?" Это ответ на все ваши вопросы. Она же мне рассказала, что работает с детьми, и в каждом классе как минимум один-два человека такого же плана, как Богдан: абсолютные разгильдяи, фантазеры, готовые какую-то такую шутку придумать, приколоться. Так это всех сажать, что ли, нужно за это?»

Кстати, Упоров хоть и считает, что дело можно было развалить на предварительном следствии, адвоката Кобылинского не винит. «У нас нет 10 рембрандтов, есть один Рембрандт, а у остальных есть своя планка, я сомневаюсь, что он сознательно [вредил]», — в свойственном ему высокопарном стиле оценил Кобылинского коллега Упоров.

— В Межгорье все притихли, боятся пикнуть. В открытую нас немногие поддерживают, а «в закрытую» — все, — говорит Елена. — Например, одноклассник Богдана написал характеристику, но в суд поехать отказался.

Контактов «друзей» Богдана или его одноклассников родители мне не дали, на сообщения во «ВКонтакте» ученики школы в Межгорье либо не отвечали, либо ограничивались парой сухих фраз. «Мы не слишком знакомы — просто в школе видела. Мы думаем, что он просто хотел поиграться, но все пошло не по плану», — ответила мне выпускница школы № 2 Софья.

Учительница химии Валентина Горелова говорит, что после сюжетов по телевидению многие в поселке поверили, что Богдан действительно вступил в ИГИЛ* и вербовал своих друзей. «Но я считаю, что он просто неудачно пошутил, решил перед друзьями поставить себя повыше. Вроде бы за его дурачества надо наказать, но не так [сурово], да и родителей жалко. Никакой агрессивности в нем я никогда не наблюдала, он целенаправленно готовил себя к поступлению в медицинский и даже встречался с выпускниками, которые уже учатся в институте. И это вина школы, что не [отреагировали на буллинг], а та психолог, которая дает характеристику, вообще психологическое образование получила заочное и Богдана глубоко не знала», — рассказывает педагог.

— Все сидят боятся что-то сказать, лишний раз махнуть пальцем в контакте — вдруг привлекут, — говорит Елена про жителей Межгорья.

— Вы, наверное, не ожидали такого развития событий? — спрашиваю я, и оба супруга в ответ смеются.

Я-то еще ладно, но Паша у нас настолько был патриот своей страны! Настоящий военный, бывший десантник, которого кинули… — говорит мать.

— Бывших не бывает...

— Назовите это хулиганством, но это не терроризм. Нельзя рушить жизнь наших детей. Мы не говорим, что все полицейские плохие, я же сама там работала, я не могу сказать, что УПК не работает, но оно работает криво и выборочно: на семье Колодяжных оно не сработало, а на Васильевой или Навальном — сработало.

Нам не повезло, и никто не захотел увидеть и услышать, — говорит Елена. — Богдан сам говорил в прениях, что у нас в поселке преступлений мало, люди все порядочные, судимых просто не возьмут по анкете. А тут Богдан сплел такой цветочек и сам в руки дался, сам телефон отдал, сам все рассказал. На этом карьеристы решили создать иллюзию работы… Они же уже отрапортовали президенту про 43 случая терроризма в 2019 году, а как объяснять, если вдруг останется 41. Они нас живыми из этой мясорубки не выпустят, но мы назло всем не отступимся, мы будем идти до конца. Наш сын невиновен.