Их жизни хотят доломать

Суд над Крестиной и Ангелиной должен начаться осенью. На 31 августа в Мосгорсуде назначен отбор присяжных заседателей.

Председательствующий в процессе — Андрей Гуров (среди рассмотренных им дел — массовая драка на Хованском кладбище). Сторону обвинения представляют прокуроры Мария Семененко и Гульчехра Ибрагимова, уже не раз работавшие на громких процессах (дело об убийстве зампреда ЦБ Козлова, дела об убийстве Анны Политковской и Бориса Немцова, дело БОРНа, второе дело Ходорковского и Лебедева). Потерпевшие — завсегдатаи ток-шоу, родные сестры и брат погибшего Михаила Хачатуряна. Все они не признают фактов насилия в отношении собственных племянниц и обвиняют их во лжи, ничем, впрочем, не подтверждая свои слова.

В преддверии рассмотрения дела по существу «Новая» поговорила с адвокатами Алексеем Липцером и Светланой Давыдовой, представляющих интересы старшей сестры Крестины Хачатурян.

— Девушек судят по статье: «убийство группой лиц без особой жестокости». Защита практически все два года следствия требовала признать их действия необходимой обороной (ст. 37 УК), что было логично, учитывая обстоятельства их жизни. Но следствие отказалось. Отказалось оно и переквалифицировать обвинение на статью 108 УК — «превышение обороны». Месяц назад прокуратура передала дело в суд. Что содержится в обвинительном заключении, которое предстоит выслушать присяжным?

Алексей Липцер: Согласно обвинительному заключению, Крестина и Ангелина лишили жизни своего отца в связи «с личной неприязнью». При этом указывается, что личная неприязнь была обусловлена причинением девочкам длительный период времени физических и психических страданий путем систематического нанесения побоев, жестокого обращения, совершения насильственных действий сексуального характера. Что важно: следователи указывают, что у девочек диагностированы посттравматические расстройства, дается подробный их перечень со ссылкой на объемное многостраничное заключение экспертов.

Один из них вообще говорит, что девочек нельзя было допрашивать на начальных стадиях предварительного следствия в силу их состояния: острого шока, вызванного случившимся 27 июля 2018 года.

Ведь необходимая оборона исключает наказуемость деяния. Даже когда есть мертвое тело, человек, воспользовавшийся правом необходимой обороны, не может подлежать уголовной ответственности. Но кому-то понадобился суд над сестрами. Кому именно — остается только догадываться.

Липцер:Есть такое понятие, как отложенная реакция на накопившееся насилие. И это тоже является самообороной. В деле есть постановление об отказе в возбуждении уголовного дела в отношении Михаила Хачатуряна в связи с его смертью (причина — сестра и мать Хачатуряна, естественно, не дали согласия на проведение расследования в отношении него).

Тем не менее следствие установило, что Хачатурян совершал в отношении девушек преступления. Одно из этих преступлений носило длящийся характер — истязания. Есть постановление пленума Верховного суда, в котором прямо сказано, что, если имели место длящиеся преступления, в скобках «истязания», в таком случае у лица возникает право на необходимую оборону. Необязательно, чтобы истязание и оборона происходили момент в момент. Следователь пишет в обвинительном заключении, что да, Хачатурян систематически наносил девочкам побои, жестоко обращался, совершал насильственные действия сексуального характера, — то есть следователь сам указывает в обвинении все то, что является квалифицирующим признаком необходимой обороны, но при этом не приходит к логичному выводу о том, что сестры оборонялись.

Светлана Давыдова:Тут много факторов. Один из них — ужасная вещь, которая произошла с нашим Уголовно-процессуальным кодексом. Если раньше в УПК содержалось правило, согласно которому предварительное следствие должно быть полным и всесторонним, то в нынешнем УПК это правило уже несколько лет как упразднено. Что и дает возможность следователю принимать за основу одну-единственную версию, закрывая глаза на другие. Пользуясь тем, что следователь — лицо, процессуально независимое, и малая толика его действий подлежит обжалованию, он и выбирает удобную версию и начинает ее отрабатывать. В нашем случае следователю очень не захотелось рассматривать версию необходимой обороны, и он выбрал убийство группой лиц по предварительному сговору. Решил из вороха эпизодов собрать одну картину, то, что не нужно, выбросил, то, что нужно, попытался уложить в общую канву и... получился абсурд.

С одной стороны, пишете, что имело место длящееся насилие и длящаяся психотравмирующая ситуация, ссылаетесь на массу свидетелей, это подтверждающих, кладете это в основу обвинения, но при этом делаете вывод о наличии в действиях сестер признаков состава «умышленного убийства».

Липцер:Чайка, еще будучи генпрокурором, потребовал провести дополнительное расследование. Провели, правда, формально. Необходимую оборону все равно не включили и с той же формулировкой дело снова отправили на утверждение в Генпрокуратуру. А в тот момент как раз президент сменил генпрокурора, Чайка отправился в Южный федеральный округ, а его место занял заместитель Бастрыкина, следователь Игорь Краснов. И Гринь уже не возмущался, молча утвердил обвинение, которое несколько месяцев назад отказывался подписывать в таком виде. Почему? Можно выстраивать массу теорий. Но здравого объяснения у нас этому нет.

Липцер:Да. Установлено, что Хачатуряном был причинен тяжкий вред здоровью. Не то что он ударил кого-то из них один раз по щеке или брызнул баллончиком, и они решили его убить. Нет. Все хуже.

Липцер: Что интересно — следователь, установив эти факты в рамках уголовного дела, умолчал об экспертизе относительно нанесенного вреда здоровью в самом обвинительном заключении. Очевидно, понял: на фоне отсутствия статьи «необходимая оборона» факт наличия тяжкого вреда смотрелся бы удивительно. Сейчас все выглядит так: ссылки на экспертизы есть в материалах дела, но нет их расшифровки, подробного описания.

Липцер. Все эти доказательства нами, безусловно, будут исследоваться. Поскольку обязательно нужно установить признаки субъективной стороны преступления. В частности, умысел. Нужно присяжным объяснить, почему у сестер была острая личная неприязнь к отцу. Так что избежать обсуждения действий, которые покойный Хачатурян совершал в отношении девочек, не получится. Ну как можно не зачитывать показания свидетелей и самих девочек в этой части? Мы не сможем не упоминать их и не оценить впоследствии в прениях. Насколько судья будет давать возможность сторонам это сделать, не знаем. Но по закону действия погибшего обязательно подлежат исследованию.

Давыдова: Вероятность высокая. И это печально. Мы все прекрасно знаем, как обычно рассматриваются дела за закрытыми дверями, в отсутствие общественного контроля. Присутствие в зале суда представителей СМИ и слушателей всегда держит в рамках и тонусе всех участников процесса. Судья себя ведет по-другому, и участники имеют возможность высказаться. С другой стороны, когда в материалах дела есть сведения, касающиеся частной интимной жизни несовершеннолетних, конечно, эти вопросы должны обсуждаться не в присутствии публики. Поэтому процесс будет закрыт.

Липцер: Две его сестры: Наира и Марина, и муж Наиры, Генадик Мусаелян. Все они говорят, что девушки — очень плохие люди, действовали с корыстным мотивом, скрывали от отца хищение денег с его карточки. Причем сумма «похищенного» все время плавает — от 12 тысяч рублей до 2 миллионов. Следствие корыстный мотив проверяло несколько раз и никакого подтверждения не нашло. Если бы нашло, как вы думаете, неужели бы следователь не включил корыстный мотив в обвинительное заключение?

Вообще, у потерпевших штук двадцать версий — для каждого ток-шоу на телевидении, куда они ходят как на работу. И в этих версиях нет и слова про то, что девочки защищались от насильника. По одной версии потерпевших, девушки хотели свободной жизни, а отец им мешал, поэтому они его убили. Следующая версия: он хотел, чтобы они уехали вместе с ним в Израиль, а они не хотели, поэтому убили. Третья версия: у кого-то из девушек был с каким-то мальчиком роман, а отец этому препятствовал, поэтому сестры отца убили. Десятая версия: одна из сестер — якобы лицо нетрадиционной сексуальной ориентации, и поэтому они хотели скрыть это от отца, убив его.

В свое время наши коллеги, адвокаты Ярослав Пакулин и Алексей Паршин, защищающие Марию и Ангелину Хачатурян, читали в YouTube лекции о необходимой обороне. И потерпевшие из этого сделали умозаключение о том, что мама девочек заранее, еще до убийства Хачатуряна, обратилась к адвокатам, чтобы они устроили это преступление под видом необходимой обороны. Это уже за пределами…

Давыдова: В суде присяжных устроить шоу и озвучить все 20 версий потерпевшим точно не позволят. Уголовное дело рассматривается только по предъявленному обвинению. Выход за рамки обвинения не допускается — и в том случае, если дело рассматривают присяжные, и если единолично судья. То есть если судья Иванов рассматривает уголовное дело по обвинению Сидорова в совершении кражи, то он слушает только в части того, что Сидоров совершил кражу. Гособвинитель, конечно же, может говорить о том, что Сидоров еще и наркоман и крышует проституток, но судья будет рассматривать только кражу. В суде присяжных за соблюдением правил судья должен следить еще более пристально и принимать жесткие процессуальные меры к тем лицам, которые данное правило нарушают. И если у нас потерпевшие избрали такой способ защиты доброго имени своего убитого родственника, как все эти фантазийные заключения, — они об этом в суде должны забыть. Сейчас до суда потерпевшие и их представители пытаются манипулировать общественным мнением в надежде на то, что эти занимательные передачи с большим рейтингом смотрит значительное количество обычных граждан. Может быть, кто-то из этих граждан станет присяжным по делу…

Липцер: Да, их возмутило, что у той тоже есть возможность публично защищать своих детей. Потерпевшие подавали иск в Солнцевский суд Москвы в отношении Аурелии о защите чести и достоинства себя, то есть двух сестер, матери Хачатуряна и его самого. Они требовали взыскать с Аурелии миллион рублей, а также настаивали, чтобы она публично в эфире Первого канала опровергла свои слова о том, что Хачатурян ее изнасиловал 20 с лишним лет назад. Дело слушалось практически год, соответчиком был Первый канал. Лингвистические экспертизы установили, что никаких действий со стороны Аурелии, которые бы задевали честь и достоинство Хачатуряна и уж тем более его родственников, не было.

Давыдова: Есть такой принцип в дискуссии, когда кто-то из участников понимает, что его позиция существенно проигрывает, он не может выдвинуть обоснованные аргументы, тогда он включает правило «отвлечение внимания на негодный объект». Например, мы спорим о внешней политике России с Гондурасом. Кто-то из нас вдруг говорит: «А давайте поговорим о том, есть ли жизнь на Марсе». У потерпевших точно такая позиция. Они прекрасно понимают, что, как бы они не пытались представить девчонок в неприглядном свете, все равно для здравомыслящих членов общества сестры — жертвы. Они, а не их отец, годами подвергались насилию. В этой ситуации стороне потерпевших проще простого, как в цыганском таборе, начать балаганить, отвлекать внимание на корыстный мотив, на «непристойное поведение» девочек, заваливать исками их мать.

Липцер: Дело не столько в нелюбви. Это немножко такая патриархальная история, когда сор из избы выносить — смерти подобно. Позор. Поэтому лучше скандал замолчать. Как таковой задачи посадить девчонок у потерпевших нет, цель была и остается всего одна — обелить имя Хачатуряна. Им важно, чтобы никто не ассоциировал их как родственников педофила, насильника и развратника. Поэтому им надо представить Хачатуряна как набожного и хорошего человека. А все остальное тетям и дяде, по большому счету, неинтересно: как там с их братом девочки жили, что он с ними делал... Сидя на предварительном заседании, когда мы ждали решения о дате отбора присяжных, я услышал, как потерпевший Геннадий Мусейлян сказал про девочек своему представителю:

Это все, о чем мечтают потерпевшие.

Давыдова:При том что эти тети и дядя точно знали, по крайней мере, про физическое насилие со стороны Хачатуряна. Знали, что он их всех регулярно бил, выгнал их мать. Это происходило на глазах у всей родни...

Липцер: Вот уже два года их мера пресечения — запрет определенных действий: им нельзя общаться друг с другом, поэтому все трое живут в разных местах. А недавно суд по просьбе следствия добавил им запрет на участие в массовых мероприятиях, словно девочки до этого постоянно ходили на марши и были рупором протеста… Ангелина и Мария в прошлом году окончили школу. Крестина окончила чуть раньше. Чем живут? Знакомятся с делом (там 31 том), общаются с психологами, старшая и средняя готовятся к суду. Над младшей, Марией, суд уже начался. За эти два года девочки пытались чем-то себя занять. Из-за подвешенного состояния и статуса обвиняемых попыток поступить в какие-либо вузы не предпринимали. Средняя, Ангелина, подрабатывала одно время продавцом в магазине. Крестина не смогла официально устроиться на работу. В целом им сложно, конечно, — благодаря телепередачам многие их узнают на улице.

Липцер: Ни для кого не секрет — это открытая статистика, — в стране крайне низкое количество оправдательных приговоров. Эта ничтожная цифра составляет меньше одного процента и складывается, в основном, из тех приговоров, которые вынесены на основании оправдательных вердиктов присяжных. Исходя опять же из статистики и руководствуясь логикой и здравым смыслом, мы прекрасно понимаем, что суд присяжных — это лучший вариант для девочек, нежели профессиональный судья. Иллюзий относительно единоличного судьи нет совсем.

Давыдова:Присяжные — это судьи факта. Была самооборона в действиях девчонок, либо ее не было — в любом случае на этот вопрос ответят заседатели. По закону защита вправе поставить перед ними вопросы, исключающие виновность или наказуемость деяния. Мы и поставим.

Липцер: Трудно ответить. Может быть как оправдание, так и нет. Девочек могут вместе либо по отдельности признать заслуживающими снисхождения (в случае признания виновными), соответственно, им может быть назначено наказание ниже низшего предела. Посмотрим. Но мы бы, наверное, не ввязывались в драку — суд с участием присяжных, — если бы не рассчитывали на то, что результат будет положительный. Все-таки надеемся, что присяжные разберутся в том, что девочки не виноваты — они оборонялись.