Лестница у нас одна

Звуки теперь другие.

Cосед Тони перестал будить нас в 4.30, открывая гараж и выезжая на работу. Он почтальон. Почта-то работает, но Тони как диабетика отправили на карантин. В семь утра под нашими окнами тарахтела по булыжникам в сторону «Мамы Розы» телега с ящиками свежего пива. А чуть позже там начинали мыть посуду и звенеть тарелками. Теперь ресторан закрыт.

Около десяти итальянская старуха в доме напротив распахивала окно, высовывалась далеко наружу и громко-громко узнавала, как дела у владельца винотеки — обычно он в это время поливал цветы у входа в свой магазин. Теперь винотека закрыта. Обувной и магазин одежды — тоже. Старуха сидит и не высовывается. Не плачет и младенец: француз, который работает на местной часовой фабрике, увез все семейство на время карантина во Францию. Только ювелиры, как и раньше, сидят под лампами за окнами мастерской, склонившись над чем-то почти невидимым, и работают без резких, заметных глазу телодвижений — как всегда беззвучно.

Вот и вся наша средневековая улица. Четыре дома на четной стороне и пять на нечетной. Тишина.

А в девять вечера с крепости звонит набатный колокол, звонит долго, минут пять-семь. Это просто традиция, он тут звонит каждый вечер уже 500 лет, а то и дольше. В Средние века в девять вечера запирали городские ворота. Об этом и звонит колокол. И все же... Один и тот же звон в разные времена звучит по-разному.

Стена, окружавшая город, не сохранилась, а башня, через которую раньше въезжали в город, жива. И на ней, над бывшими городскими воротами, уцелела надпись тех времен: «Открой глаза свои, идиот!»

Мы в центре Европы, в Шаффхаузене, самом средневековом из швейцарских городов. До карантина я каждый день ездила в Цюрих в школу — учить немецкий, а муж — на работу в газету. Теперь учимся и работаем дома. Идет четвертая неделя самоизоляции.

Первый случай коронавируса был зафиксирован в Швейцарии 25 февраля. Тут же началась информационная кампания Федерального офиса здравоохранения о «социальном дистанцировании». В лифтах, в магазинах, в трамваях — везде висели плакаты, призывающие людей воздержаться от рукопожатий, чихать в локоть, не подходить друг к другу слишком близко, мыть руки... А уже через три дня, 28 февраля, правительство ввело «специальную ситуацию» и запретило все мероприятия с количеством участников свыше 1000 человек. Были отменены все карнавалы, футбольные и хоккейные матчи, международный Женевский автосалон, крупнейшая международная выставка часов и ювелирных украшений Baselworld...

5 марта в Лозанне умерла первая жертва коронавируса. Отменили чемпионат мира по хоккею и велогонку «Тур де Свисс». 13 марта правительство запрещает мероприятия более 100 человек. А уже 16 марта объявлена «исключительная ситуация»: теперь запрещены любые мероприятия, закрыты все рестораны, бары, спортивные и развлекательные учреждения, все магазины, кроме аптек и продуктовых. Одновременно правительство разработало пакет мер по поддержке экономики стоимостью в 42 миллиарда швейцарских франков и организовало эвакуацию граждан из-за границы — в основном, из Южной Америки и Африки. 2400 человек вернули домой. Остальные вернулись сами или предпочли остаться там, где их застала эпидемия. С 20 марта нельзя собираться компанией более пяти человек.

Сейчас в Швейцарии уже более 22 тысяч заболевших, более 800 умерших и более 8000 выздоровевших.

А вот смертность в Швейцарии значительно — на данный момент ровно в три раза — ниже, чем в Италии.

Похоже, карантин в стране ввели вовремя, пока не так много людей заразились, и он подействовал — распространение вируса замедлилось. Пока больницы справляются. Шаффхаузен, например, даже принял двух тяжелых больных из Эльзаса (там уже не хватает мест в реанимации). И хотя пик эпидемии в стране еще не достигнут, правительство уже обсуждает стратегию выхода из режима карантина.

Интересно, что за локдаун выступал бизнес, многие компании начали отправлять сотрудников работать из дома до введения правительством карантина. Я еще ездила в школу, а муж уже проводил планерки по видеосвязи и верстал газету дома.

Первую пресс-конференцию правительства по поводу коронавируса я помню очень хорошо. Она длилась долго, до позднего вечера. Правительство детально объясняло людям свое решение — ввести в стране локдаун. Министры выглядели уставшими, сменяли друг друга у микрофона, но пока не рассказали все, не хотели расходиться. Чаще всего звучала фраза «Оставайтесь дома».

Это был не приказ — а призыв, рекомендация, даже просьба. Итак, теперь почти все оказалось в руках у самих людей: чем меньше мы контактируем друг с другом, тем лучше. Нас призывали самоизолироваться. Ключевое здесь — «само».

Люди восприняли новости с пониманием. Паники не было, перебоев с туалетной бумагой не возникло. Конечно, были недовольные, но немного. Муж дал им ласковое название «эзотерические люди». Сначала они утверждали, что новый вирус — это обычный грипп, потом они же требовали немедленно опустить на границе с Италией железный занавес.

Накануне локдауна муж велел битком набить сумку продуктами, выйти на улицу и звонить в дверь соседнего дома. В этот момент он меня сфотографировал, а на следующий день на сайте его газеты уже работала страничка взаимопомощи с фотографией сумки на моем плече в качестве примера. Там теперь могли найти друг друга нуждающиеся в помощи и желающие помочь. Позже появились и другие платформы взаимопомощи, а городские стены, двери и окна облепили самодельными объявлениями: сходим за покупками, вынесем мусор, выведем собаку, позвоним, поговорим...

Малый бизнес нашего города объединился на новом сайте под названием «Вместе мы сила». Предприниматели создали единую службу доставки для всех закрытых на карантин магазинов и ресторанов Шаффхаузена. Теперь все, что раньше жители покупали вживую, можно заказать онлайн.

Вместе мы сила. «Вместе» и значит «мы». Эта эфемерная, неосязаемая забота о других, когда ты не видишь конкретную бабулю перед собой и не делаешь чего-то такого прямолинейного, как сумку-коляску, например, ловко выхватить у нее из рук и поднять по ступенькам в переходе метро, а тут... ограничивая себя, сидя по домам, все мы по капельке, незаметно помогаем всем.

В первый же день карантина нам с мужем сообщили, что человек, с которым мы оба контактировали, заболел, попал в больницу, и его тест на коронавирус оказался положительным. Это был второй зарегистрированный случай в Шаффхаузене (на сегодня их 47). Заболела и моя цюрихская одноклассница, с которой мы за несколько дней до того сидели за одной партой: у нее были температура и сухой кашель, но тест она не делала, ей сказали: сидите, пока возможно, дома, чтобы не распространять вирус дальше.

Решение мы приняли быстро. Сосед Тони — диабетик. Соседка Ирен — соцработница, она объезжает своих пожилых подопечных, привозит им продукты и помогает со стиркой, уборкой и другими делами. Другая соседка работает медсестрой в доме престарелых. А винтовая лестница у нас на всех одна. Совершенно точно мы не хотели, чтобы кто-нибудь из-за нас попал в больницу, поэтому на всякий случай на две недели забаррикадировались в квартире.

Для моего швейцарского мужа это решение было, как вдох и выдох — на автомате, я же упивалась непривычным русскому человеку чувством добровольной ответственности и самоконтролем.

Эти две недели были для нас очень романтичным временем (что делать, мы совсем недавно поженились). И у нас был маленький секрет. Перед локдауном рабочие красили стену нашего дома, но потом они перестали приходить (видимо, тоже засели по домам), а леса убрать не успели. По ночам мы тайком спускались по лесам вниз и гуляли по пустому городу, заглядывая в горящие окна, рассматривая башмаки, часы или штаны в витринах магазинов. Иногда, два действительных члена Русского энтомологического общества, мы брали с собой сачок и фонарик и пытались поймать долгоносиков, хоть одного, но попадались только паучки: ночи были еще холодные. Надышавшись волей, не встретив ни души, кроме Вильгельма Телля с арбалетом на плече (это памятник), мы поднимались по лесам назад в свою крепость.

Каждый день по телевизору показывают тощего, похожего на Кощея Бессмертного человека с большой лысой бледно-желтой головой. Его показывают так часто, и он говорит так много, что, неожиданно попав в Швейцарию извне и не понимая язык, можно было бы подумать, что это президент. Ха-ха, президент в Швейцарии — совершенно декоративная роль, которую в течение года по очереди играет один из семи министров. А этот Кощей — главный инфекционный врач страны Даниель Кох, кого же еще показывать больше всех по телевизору во время пандемии!

В народе его прозвали Мистер Коронавирус. Много лет он проработал врачом Красного Креста на войне, в разных горячих точках планеты. Каждый день он терпеливо объясняет и разъясняет, спокойно отвечает на любые острые вопросы. Всегда говорит прямо.

Вид у него уставший. И черты лица его все острее с каждым днем. Его спрашивают, почему он всегда так невозмутим, он отвечает, что видел в своей жизни много. Спрашивают, почему так бледен, говорит: «Я достаточно сплю и достаточно ем, я всегда был худым». Большинству швейцарцев он симпатичен.

В условиях пандемии Швейцария выбрала такую стратегию: частичный локдаун, опирающийся на общий дух нации и ответственность каждого гражданина в отдельности. Здесь все не так строго, как в Италии, Испании, Франции и Австрии. Швейцарская философия такова: порядок не должен насаждаться сверху, частная ответственность ведет к коллективной.

«Можно, я пойду погуляю? Я ни к кому не буду близко подходить, обещаю!» — на третьей неделе карантина спрашиваю я мужа с мольбой. — «Ты можешь делать все, что хочешь, все, что считаешь допустимым, — отвечает удивленный муж. — Мы не Китай, не тоталитарный режим».

Вильгельм Телль, отказавшийся кланяться шляпе пришлого вельможи, жмурится на солнце и глядит вдоль центральной городской улицы. По ней, аккуратно соблюдая дистанцию, идут редкие горожане. Улыбаются, кивают друг другу, когда встречаются глазами. Маски в Швейцарии на улицах почти никто не носит. Во-первых, их не достать. Во-вторых, главный инфекционный врач Даниель Кох сказал, что нет научно подтвержденных данных, что повсеместное ношение масок может как-то повлиять на общую ситуацию.

Супермаркет почти пуст (в смысле, безлюден), но полон (все в ассортименте). На двери аптеки висит объявление: если у вас температура, кашель или насморк, пожалуйста, не заходите внутрь, а позвоните нам по телефону, и мы вынесем нужные вам лекарства на улицу.

На бочке у входа в винный магазин стоят для завлечения три пустые бутылки, и написано, что внутрь могут заходить не более двух человек. В соседнюю мясную лавку можно втроем (там места больше). В крохотную булочную пускают по одному. Две старушки обмениваются новостями, стоя на разных сторонах улицы.

Над входом в Kronenhof блестит огромная золотая корона. Отель закрыт, нельзя снять ни одного коронного номера. Рядом, на двери закрытого бара весит большой плакат с радугой и бодрыми словами «Все будет хорошо!».

А вот ЗАГС работает: женить продолжают, несмотря ни на что, но категорически без гостей. Кому не хватало денег на свадьбу, имеют сейчас уникальный шанс оформить отношения почти даром.

На парковочных столбиках отверстие для монет заклеено объявлениями о том, что за парковку теперь платить не надо, и стоит трогательная подпись: «Будьте здоровы. Ваша полиция». Горожане стараются. Бегают, пинают мяч, крутят педали. На безопасной дистанции друг от друга.

Пустуют городские скамейки. Стоит совершенно голая театральная тумба. Самый посещаемый туристический объект Швейцарии — Рейнский водопад — шумит себе и пенится в гордом одиночестве, без зрителей. А в соборе и раньше не было ни души. Ворота монастырского двора не заперты. Радостная, я юркнула внутрь, в крытую галерею, и тут же чуть не наступила на свежий приговор, начертанный мелом на старинных плитах: «Das Ende der Zeit. Die Natur hat gewonnen» («Конец света. Природа победила»).

Камни эти средневековые помнят не один мор, не один конец света. Люди моложе камней, им страшнее. Наверное, эту надпись сделал совсем молодой человек. А вот моя 86-летняя подружка Роза говорит: «Es wird ein Leben nach dem Virus geben» («И после вируса будет жизнь»).