Репортажи · Общество

«Применения физсилы не видел»

Продолжаются заседания по «ярославскому делу». За пытки и садистское обращение с заключенными судят сотрудников ФСИН

Фото: Светлана Виданова / «Новая»
На часах 11.00, заседание задерживается вот уже на полчаса — опаздывает конвой. Ровно в половину одиннадцатого должен был начаться суд над Сардором Зиябовым и Дмитрием Никитенко, сотрудниками исправительной колонии № 8 (она же ИК-8) города Ярославля. Согласно данным следствия, в ноябре 2016-го эти двое, проводя «обысковые мероприятия» в ИК-1, пытали заключенных: Зиябов бил их ногами, смоченной и скрученной простыней с узлом на конце, Никитенко — руками, по голове и спине. На первом заседании оба вину отрицали.
Дмитрий Никитенко. Фото: Светлана Виданова / «Новая»
В комнату ожидания, похожую чем-то на каюту парома, подтягиваются свидетели и слушатели, родственники обвиняемых. «Встать, суд идет!» звучит только в 11.25. Первый свидетель, тюремный фельдшер ИК-1 Каштаева, отвечает на все вопросы тоном студента на экзамене, объясняет, что нет, никаких отношений с «осужденными» не поддерживает, знает их только внешне. Результаты медосмотра пострадавших есть в медсправке и актах осмотра: сильнее всего были повреждены ягодицы, заметила синий след от пальца в левой подмышечной впадине. Нет, больше никаких повреждений не было. Да, осмотры проводят каждый день, всех заключенных выводят из камер. Да, о всеобщем обыске она знала заранее, утром.
Кабинет фельдшера находится недалеко от камер, на первом этаже колонии. На медосмотр заключенных выводят в этот самый кабинет, причем выводят покамерно, все остальные камеры в этот момент закрыты. Плановый обход фельдшер делает сам в сопровождении конвоя.
— Скажите, свидетель, — спрашивает адвокат Зиябова Перевозчиков, — оперативная обстановка в колонии в последнее время как-то изменилась?
— Да, стало хуже, намного! Когда я делаю обход, они могут сделать что угодно, плюются…
— Они — это кто?
— Осужденные. Нецензурно выражаются… Предъявляют претензии. Необоснованные.
— В колонии много ВИЧ-инфицированных?
— Процентов двадцать.
На вопрос гособвинителя Ирины Смирновой о диагностике повреждений Каштаева растерянно отвечает: «Я… визуально диагностирую».
— То есть вы не всегда пальпируете, не все тело?
— Нет… Я визуально.
Выяснив, что раньше Каштаева работала в ИК-8, прокурор обращает внимание на противоречия в ее показаниях от 5 июня 2019 года, но на это фельдшер отвечает довольно расплывчато.
— А что это за противоречие, я так и не поняла? — переговариваются слушатели, спускаясь по лестнице на обеденном перерыве.
— Да она же сказала, что работала в ИК-8. И Зиябов с Никитенко оттуда. Она не могла не знать некоторых сотрудников там, а на видео не узнавала никого.
Дмитрий Никитенко. Фото: Светлана Виданова / «Новая»
13.30, вызван второй свидетель, Тимофеев Юрий Сергеевич, начальник по исправительной работе с осужденными. Нет, с обвиняемыми лично не знаком, знает их визуально из соцсетей. В массовом обыске 26 августа не участвовал.
— Несколько лет назад я увидел видео о пытках в ИК-1 на сайте «Новой газеты» — кто-то из сотрудников рассказал мне про «Учения. Заключенных избивают».
— Вы узнали кого-то на видео?
— Да, нескольких: Ладыгина, Писаревского, Бровкина, Мамояна, Зорина. Из заключеннных никого не узнал. Еще там были не наши сотрудники, не из ИК-1.
— Скажите, обстановка в колонии как-то изменилась?
— После всех этих видео было уволено очень много сотрудников, где-то 20 человек, а новые люди не приходят.
— Как вы думаете, почему?
— Публичности боятся. Это все так освещается. Не хотят люди идти на службу.
— Есть ли вопросы к свидетелю? — обращается к залу судья.
— Есть, — со скамьи подсудимых встает Зиябов. — Вот вы, Юрий Сергеевич, говорите, что видели съемку. А как вы отличили насилие от правомерного применения силы?
Сардор Зиябов. Фото: Светлана Виданова / «Новая»
В зале повисла пауза.
— Я попробую переформулировать, чтобы было понятнее, — торопливо встает адвокат Перевозчиков. — Следует ли из ваших показаний, что насилие, показанное на видео, неправомерно?
— Не могу знать. Не могу дать оценку правомерности.
— Подождите, — вмешивается прокурор. — Вы смотрели видео?
— Да.
— Вы видели, что людей избивают?
— Нет.
— Вы видели применение силы? — через секундную паузу спрашивает судья, внимательно глядя на Тимофеева.
— Нет.
— Тогда что вы видели?
— Просто телесный контакт.
Опомнившийся Перевозчиков задает последний вопрос:
— Свидетель Тимофеев, видели ли вы в том видео, в районе седьмой минуты, телесный контакт Зиябова и одного из осужденных?
— Нет.
После ходатайства защиты о том, чтобы пересмотреть видео на диске из списка вещдоков, суд объявляет технический перерыв.
Десять минут уходят на поиски съемного дисковода, и зал заседаний постепенно наполняется смехом.
— А вы знаете, мне говорили, что мы с вами похожи! — подчеркнуто радостно улыбается сестра Зиябова адвокату правозащитного фонда «Общественный вердикт» Ирине Бирюковой, которая представляет интересы потерпевших.
— Неужели? Я так не думаю.
— Ну внешне!
— Перерыв перерывом, но давайте будем уважительны к суду, — обращается к смеющимся Смирнова.
При очередном появлении в зале судьи с ноутбуком кто-то пытается встать.
— Да сидите уже, — раздраженно бросает Лапшин.
14.41, просмотр видео решено отложить до следующего заседания. В зал входит третий свидетель, последний на сегодня — Волнянко Никита Петрович, старший оперативник. На протяжении всего допроса он не поворачивается ни к одному из обращающихся с вопросами, чаще всего оказываясь к ним спиной. Он знает подсудимых, находится с ними в рабочих отношениях (вместе работают в ИК-8). Несколько лет назад посмотрел видео на сайте «Новой» про проведение массового обыска, узнал Зиябова, Денисова, Никитенко. Сам на обыске не был.
— Видели ли вы избиение заключенных?
— Не видел.
— Применение физсилы?
— Не видел. Колония — режимный объект, и команду «бегом!» могут давать в зависимости от ситуации.
Никаких противоправных действий я не вижу, понять, где удар, а где нет, не могу, потому что не слышно звука удара.
— А что делали на видео Зиябов с Никитенко?
— Ну просто стояли в коридоре.
Они работали вместе два с половиной года. Никитенко он знает меньше, но Зиябов — достойный человек, авторитет даже среди зэков, исполнительный, толковый, надежный, внес большой личный вклад в содержание камер, в общение с осужденными, разъяснительную работу.
Сардор Зиябов. Фото: Светлана Виданова / «Новая»
— Как происходит массовый обыск?
Видеокамеры должны стоять везде, но особенно в местах скопления заключенных или там, где они агрессивнее — в ШИЗО, в ПКТ и ЕПКТ. Камеры работают все время. Видеорегистраторы выдаются всем сотрудникам под роспись, ежедневно. Черные перчатки выдаются с обмундированием, но вообще все надевают что попало — кто для гигиены, кто для безопасности (чтоб не наколоться на шприц, например).
Обвинение ходатайствует о том, чтобы огласить протокол допроса Волнянко от 25 августа, и после удовлетворения ходатайства зачитывает: «На видео сотрудники совершают противоправные действия, узнаю Ладыгина, Писаревского, Никитенко, Денисова… схватив и протащив в сторону по направлению движения… Зиябов наносит удар правой ногой в ягодицы…»
— Свидетель Волнянко, это ваши показания?
— Да, мои.
— Они верны?
— Нет.
— Есть ли еще вопросы? — с какой-то безнадежностью спрашивает судья.
— Да, Ваша честь.
Глядя в спину свидетелю, Ирина Бирюкова спрашивает:
— Зачем давать команду «бегом!» при массовом обыске?
— Во время обысков, когда бегут, они дезориентированы в пространстве, не могут разговаривать, не могут друг другу что-то передать.
— Во время обыска заключенных выводят покамерно?
— Покамерно.
— Тогда зачем давать команду «бегом!»?
— Чтоб не могли что-то передать… Я сказал что-то смешное?
— Нет, ничего, — скрывая усмешку, отвечает адвокат.
— Свидетель еще нужен? Тогда заседание окончено, следующее назначим на 18 февраля. Конвой, я надеюсь, успеет.
Судья поднимается с места, и все встают вслед за ним.