Переучредить Россию!

«Ну, этих-то мы ссадим, а вот других уже не найдем!..» «Квартет И» — День выборов

Это было похоже на массовый психоз — он вышел на сцену, простите, на трибуну, и все поняли: началось. Первым очнулся Кирилл Рогов и с интонацией мальчика из «Голого короля» спросил: «А что, собственно, началось?» За ним вздрогнули и пришли в себя другие. Вот и я теперь остынувшим умом разуверяюсь буквально во всем, что было навеяно хорошо срежиссированным сеансом политического гипноза. Но пугает меня вовсе не то, что я не увидел, внимательно присмотревшись, никакого транзита, а то, что за фасадом несуществующего транзита оказалась не пустота.

Президент вывесил дымовую завесу, под прикрытием которой намерен переформатировать политическую систему под новый идеологический проект. За многослойной пеленой пустых слов о «конституционной реновации» невозможно рассмотреть, что на самом деле происходит. Ошарашенному обывателю теперь придется, как археологу, слой за слоем снимать «конституционную лапшу» с ушей, чтобы добраться до правды.

Конституционный туман

Поспешно озвучив свои конституционные инициативы, Путин выступил в качестве конституционного спойлера, постаравшись перехватить и опошлить зреющую в недрах обществах идею настоящей, а не фейковой конституционной реформы.

Но потребность эта вызвана вовсе не тем, что жизнь ушла вперед, и старая Конституция за ней не поспевает, как это сформулировал президент, а тем, что вследствие родовых травм, полученных действующей Конституцией при появлении на свет, усугубленных впоследствии бессистемными конституционными контрреформами, в российской политической системе образовалось множество диспропорций и перекосов, в первую очередь — в отношениях между исполнительной, законодательной и судебной властями. В этом вопросе председатель Конституционного суда Валерий Зорькин, традиционно предвосхищающий своими статьями конституционные выкрутасы Кремля, выглядит значительно более откровенным и внятным, чем президент. Кстати, единственное, бесспорно, позитивное изменение, предложенное Путиным, касается именно Конституционного суда в части расширения его компетенции, так что Зорькин хотя бы что-то получил взамен урезанной независимости судей.

Послание президента создает видимость ответа на запрос общества о перераспределении полномочий между ветвями власти в пользу парламента и суда, в то время как на практике его предложения должны привести к прямо противоположному эффекту — усилить диспропорцию и укрепить «президентскую вертикаль». Выглядит послание в этой части как «за здравие», но в действительности это молебен «за упокой» системы разделения властей, которая, впрочем, и так пребывала много лет в коме, имитируя конституционную жизнь.

Собственно, конкретных идей, касающихся переформатирования отношений между ветвями власти, не так много.

1. Во-первых, президент предлагает не согласовывать кандидатуру премьера с Думой, а утверждать ее в Думе. Это не более чем игра в слова, ловушка для простаков — по сути своей, это предложение в соотношении сил ничего не меняет, оно политически нейтрально. Это чистая пропаганда.
2. Во-вторых, президент предлагает утверждать в Думе кандидатуры вице-премьеров и министров, предлагаемых премьером. Это действительно шаг, точнее — маленький шажок в сторону парламента, поскольку президент делится с Думой частью своих полномочий: раньше и тех, и других утверждал он сам. Но, сделав этот маленький шажок навстречу парламенту, Путин тут же делает два огромных шага назад.
3. Потому что, в-третьих и в-четвертых, Путин предлагает изменить порядок назначения силовых министров и прокуроров, что в реальной политической жизни России несопоставимо по весу с назначением экономических и прочих министров, которые, чем бы ни руководили, в реальности являются «министрами без портфеля» наподобие несчастного Абызова.

Раньше силовые министры хотя бы формально имели тот же статус, что и другие министры, и представлялись президенту для утверждения в рамках принятого ритуала премьером. Теперь с этим будет покончено — их конституционно-правовой статус приводится в соответствие с их фактическим статусом «первых среди равных». Теперь они назначаются президентом по итогам консультаций с Советом Федерации, которые носят сугубо формальный характер, в силу того, что верхняя палата российского парламента с 2003 года является не избираемой, а назначаемой. Аналогичный трюк предлагается проделать и с региональными прокурорами, назначение которых будет осуществляться по той же схеме, которая предложена для силовых министров.

И то, и другое новшество означает резкое укрепление и так перекаченной конституционными анаболиками «президентской вертикали» власти, с лихвой компенсирующее куртуазный поклон в сторону Думы в виде предоставления ей права развлекаться назначением «министров второго сорта». Таким образом, Путин, как опытный нападающий, ложным конституционным финтом разом уложил всех защитников гражданского общества на поле и, создав у них иллюзию движения в сторону парламентской республики, побежал прямо в противоположную сторону — к псевдоконституционному самодержавию.

Легализация «понятийной конституции»

Мне, как автору текста «Понятийной конституции», особенно приятно, что отдельные ее положения начинают наконец инкорпорироваться в официальную Конституцию, что сокращает дистанцию между реальным сводом правил, по которому давно живет Россия, и конституционной потемкинской деревней, которая выстроена на обочине созданного Путиным политического режима.

Президент предлагает встроить в Конституцию «Госсовет», что в переводе с конституционно-правового языка на общечеловеческий означает «впихнуть невпихуемое». Основополагающим принципом пусть и «потемкинской», но пока еще формально действующей Конституции является принцип разделения властей. Это звучит красиво, но для большинства в России так же понятно, как музыка Стравинского. Попробую объяснить.

У любого органа власти должны быть четко очерченная компетенция и профиль — исполнительный, законодательный или судебный. Все эти органы должны быть встроены в сложную систему постоянного состязания друг с другом, которое задумано с целью не дать никому из них доминировать над остальными. Можно долго спорить, плохо это или хорошо, но пока это конституционная аксиома.

И вот на эту аксиому Путин предлагает «положить» большой и красивый «Госсовет», который ни к исполнительной, ни к законодательной, ни к судебной власти в строгом смысле слова отнесен быть не может, но зато является органом выработки стратегических решений.

Конечно, люди старших поколений хорошо знают, что такое «Госсовет», — это ЦК КПСС: отфильтрованное и дистиллированное сборище номенклатурной элиты, в обычном режиме используемое для политической ратификации принятых вождями решений, а в кризисной ситуации служащее инструментом разрешения межклановых конфликтов между этими самыми вождями. По ряду намеков президента можно понять, что «Политбюро» для этого нового ЦК КПСС уже готово — это Совет безопасности, в котором Медведеву якобы уготована роль «секретаря по идеологии» при «генеральном секретаре» Путине и «оргсекретаре» Патрушеве.

Идея внедрить в Конституцию «Госсовет» на фоне всего сказанного Путиным кажется проходной и не первостепенной. Сам он спрятал ее где-то в середине послания. Но в действительности она является одной из ключевых. Это форточка, через которую в Конституцию пропихивается обратно принцип «демократического централизма», то есть имперский принцип одноканальной, выстроенной сверху вниз персонифицированной власти. Не надо строить иллюзий — в жизни этот принцип давно возобладал.

И мы уже видим, как за «Госсоветом» в форточку лезут и все остальные «примочки» российской «понятийной конституции». Местное самоуправление в России было за последние десять лет практически выжжено напалмом. На подавление отдельных очагов сопротивления в крупных городах, вроде Москвы или Екатеринбурга, был истрачен огромный политический ресурс. Непонятливые «муниципалы» из провинции рангом пониже, вроде Шестуна, по-простому голодают в СИЗО. Кремлю это все надоело не меньше, чем он сам надоел обществу, и там решили «решить проблему» кардинально:

Все это указывает на то, что никакого отношения к так называемому «транзиту власти» предложенная Путиным конституционная реформа, скорее всего, не имеет, он просто в спешном порядке завершает юридическое оформление созданной им за двадцать лет правления политической системы.

Из этого следует также, что вопрос о формах этого самого «транзита власти» остается открытым — попросту говоря, пока возможно все, никаких выводов на основании озвученных Путиным предложений по изменению Конституции пока сделать нельзя. Более того, предложенная конфигурация власти указывает на то, что самой вероятной формой «транзита» является отсутствие транзита — Путин останется президентом, правда, пока не совсем ясно, чего. Похоже, я могу все-таки проиграть мой дружеский спор с Ходорковским, который, в отличие от меня, не очень верящего в политический потенциал «белорусского проекта», полагает, что попытки навязать Белоруссии «союзное государство» будут усиливаться.

Изгнание «конституционных духов»

Конституция — сложный и многоуровневый социальный феномен. На поверхности он являет себя как совокупность норм, образующих фундамент политической и правовой систем. За этим нормативным глянцем спрятан каркас из замысловато переплетенных между собой политико-правовых принципов и ценностей, а вот держится вся эта конструкция на философско-мировоззренческой подушке, являющейся не просто существенной частью Конституции, а ее сердцевиной. Только наличие этого философско-мировоззренческого контекста позволяет Конституции быть «живым правом», применимым к самым разнообразным коллизиям бытия. Любые конституционные сомнения всегда трактуются в пользу той философии, которая была вшита в ее ткань при рождении.

Собственно, совокупность философско-мировоззренческих взглядов и неразрывно связанных с ними политико-правовых принципов и ценностей принято аллегорически называть «духом Конституции», в определенных ситуациях противопоставляемым ее «буквенной оболочке». Это, перефразируя известного идеолога путинской государственности, и есть настоящая «глубинная Конституция».

Но как «святой дух» незримо присутствует на каждой из страниц Евангелия, так и «дух Конституции» не витает голой абстракцией в небесах, а оставляет свой отпечаток в конкретных статьях Конституции — и внимательный и натренированный взгляд его легко обнаружит. То, что делал Путин, представляя очередное Послание Федеральному собранию, было ничем иным, как сеансом изгнанием этого самого «духа» из Конституции РФ.

Конституция России 1993 года, несмотря на трагические обстоятельства своего появления на свет, отмеченные президентом, возникла не на пустом месте, а была философским и политическим манифестом победившей коммунизм новой политической силы и новой идеологии, и хотя многим об этом сегодня крайне неприятно вспоминать, этой политической силой и идеологией был либерализм. Соответственно, действующая российская Конституция по своей философско-мировоззренческой направленности была и остается либеральной. И пока этого никто не отменял.

Непоследовательные и в чем-то наивные отцы — основатели посткоммунистической российской Конституции сумели вбить в фундамент две несущие сваи: постулат о безусловном приоритете прав и свобод отдельного человека над интересами коллектива, общества, государства (в этом постулате нашло выражение в концентрированной форме отрицание прошлого тоталитарного опыта) и постулат об интеграции России в мировое (де-факто — западное, европейское) политико-правовое пространство. И тот, и другой постулат нашли прямое и непосредственное воплощение в различных статьях первой и второй глав Конституции.

Именно на эти два постулата и обрушился Путин в своем послании, уделив этому вопросу больше внимания, чем всем своим другим конкретным предложениям. Во-первых, он с легкостью фокусника подменил главный объект конституционно-правовой защиты, аккуратно сдвинув права и свободы человека на одну позицию вниз и водрузив на освободившееся место «суверенитет народа». Во-вторых, с той же виртуозностью он подменил закрепленную в Конституции самоидентификацию России как части мировой (по сути — западной) политико-правовой системы, на самоидентификацию России как осажденной крепости, ведущей с миром непрерывную и тотальную войну на фронтах. В этой интерпретации Россия является антагонистом западного культурного и политического наследия. И это не только слова, но и действия: национализация чиновничества, ограничения на участие в политической жизни для тех, кто связан с чуждым и враждебным внешним миром, — это лишь малая часть этой новой конституционной философии.

Президент, как и любой гражданин России, имеет право на свой взгляд, и я глубоко убежден в том, что высказанная им точка зрения найдет много реальных сторонников в современном российском обществе.

А для этого существует совершенно другой механизм, требующий созыва Конституционного собрания, запускать который по конъюнктурно-политическим причинам президент не хочет.

Путин не хочет признаваться в том, что на самом деле он вводит новую Конституцию. Он предпочитает, не привлекая особого внимания к тайному смыслу происходящего, освежевать действующую «конституционную тушку», превратив ее в симпатичное «конституционное чучело», которое позже можно будет набить подходящим «конституционным фаршем». Вот только качество этого «конституционного фарша» вызывает у меня сегодня наибольшие опасения.

История рано или поздно сама естественным образом ссадит со своего парохода и Путина, и его соратников, будут перераспределены несметные богатства, сведены счеты, появятся новые Путины, новые богатства и новые счеты, а вот с путинским «конституционным фаршем», возможно, России придется плыть долго.

Конституция «корпоративного государства»

Опасность не в том, что президент в очередной раз решил подогнать Конституцию под свои текущие политические задачи, — в этом давно уже нет, если разобраться, ничего особенно нового, просто количество понемногу переходит в качество.

Используемый им «конституционный фарш» весьма дурно пахнет. Он далеко не так свеж на самом деле, как многим кажется, и, несмотря на патриотическую риторику, куплен со склада европейского идейного «секондхэнда». Уже на месте в него добавили острых специй, чтобы отбить запах. Но это не сильно помогает.

Выход в свет фильма Владимира Соловьева о Муссолини, по всей видимости, совершенно не случайно почти совпал по времени с эпохальным посланием президента и мог иметь целью подготовить широкую публику к правильному восприятию конституционных новаций. Тем более Муссолини действительно является наилучшим фоном для восприятия идей о приоритете суверенитета народа над правами отдельного человека. Впрочем, и без Муссолини вкупе с Франко в окружении правящих в России второе десятилетие кланов достаточно откровенных и тайных приверженцев идеологии «корпоративного государства», изобретенной в Европе начала XX века альтернативе демократическому и правовому государству. Достаточно сослаться на опубликованный с невиданной помпой и при очевидной поддержке Кремля «Проект Россия», насквозь пронизанный преклонением перед идеологией и практикой европейских ультраправых движений и зоологической ненавистью к демократии. Другое дело, что, как это часто бывает при импортозамещении, легально ввезенный качественный товар (пусть и опасный) заменяется на нелицензированную грубую подделку.

Это не революция сверху, как это некоторым сгоряча померещилось.

На финишной прямой эта контрреволюция бросает откровенный вызов тому цивилизационному выбору, который Россия сделала во время революции 1989–1991 годов и который она конституционно закрепила в 1993 году. Империя, казалось бы, ушедшая в прошлое, наносит свой ответный удар, становясь снова главным, теперь почти возведенным в конституционный ранг принципом государственного строительства в России.