В одном из скверов Владивостока сидит с гитарой бронзовый Владимир Высоцкий. Рядом на ступенях можно послушать его песни — из незаметных динамиков они звучат безостановочно и в случайном порядке: «Кричат загонщики, и лают псы до рвоты, кровь на снегу, и пятна красные флажков»...

Памятник в 2013 году оплатил тогдашний мэр города Игорь Пушкарев. В случайно сохранившихся у одной из его сотрудниц тетрадках есть записи о том, что на него было потрачено 3 млн рублей. Тетрадки велись не для пиара — напротив, они скрывались от чужих глаз. Мэр одновременно был крупным предпринимателем и постоянно ходил под статьей 289 УК РФ, устанавливающей ответственность за «учреждение должностным лицом организации, осуществляющей предпринимательскую деятельность, либо участие в управлении такой организацией лично или через доверенное лицо».

С февраля 2010 года ФСБ установила за Пушкаревым наблюдение и слушала все его разговоры, о чем он, несомненно, знал. Поэтому его сотрудницы Антонина Черепанова, которая вела секретную бухгалтерию, и Надежда Эпова, выдававшая по распоряжению «И. С.» (Игоря Сергеевича) деньги из общей кассы, должны были тетрадки уничтожать. Но часть из них куда-то завалилась, была изъята при обыске осенью 2014 года и хранится в материалах уголовного дела в Тверском районном суде Москвы.

Тот обыск в декабре 2014 года закончился отказом в возбуждении уголовного дела, и еще дважды, в феврале и мае 2015-го, разные следователи СК не находили в действиях Пушкарева второго признака ст. 289 УК РФ: льгот и преимуществ, которые могла бы получить контролируемая им группа компаний «Востокцемент». В мае 2016-го, спустя год после последней проверки во Владивостоке, результаты ее были отменены, и 31 мая СК РФ возбудил новое дело — о злоупотреблении должностными полномочиями.

В марте 2017 года срок следствия был продлен на основании еще одной и самой тяжелой статьи о взятках (ст. 290 УК РФ).

9 апреля 2019 года, после года рассмотрения дела в Тверском районном суде, Пушкарев был приговорен к 15 годам строгого режима и штрафу в 500 млн рублей. Почему суд проходил в Москве, а не во Владивостоке (а для изменения подсудности потребовалось аж постановление Конституционного суда)? Пожалуй, наряду с вопросом о том, хорошо ли иметь уже богатого мэра, это и есть главный вопрос.

Мы живем в такой системе координат, где доказывать приходится не виновность, а невиновность. Когда речь о чиновнике, а тем более о главе огромного города, не только обыватели, но и сам президент, когда ему докладывают о делах такого уровня, исходят из презумпции: «Все воруют». Но презумпция — только предположение, которое может быть опровергнуто фактами. Чем дальше от фактов — тем сильнее предубеждение. Поэтому вся последующая и по необходимости громоздкая часть — это доказательства и факты.

13 июня 1907 года инженер Михаил Ратомский оплатил «билет» на право постройки цементного завода «в Южно-Уссурийском уезде в пяти верстах от станции Евгеньевка» у села Спасское, которое это строительство превратило в город Спасск-Дальний. До этого цемент для строительства Владивостока и многочисленных укреплений после поражения в войне с Японией 1905 года доставляли пароходами из Новороссийска.

Цементные заводы строят вблизи месторождений известняка и глины, которых в этом месте, в 200 км от Владивостока, хватит еще надолго. В 1911 году завод произвел 33 тысячи тонн цемента — эта цифра и сегодня выглядит внушительно. С перерывом на гражданскую войну завод работал и весь советский период, а в 1970 году было принято решение о строительстве еще одного, более крупного Новоспасского завода и о создании объединения «Спасскцемент», которое должно было обеспечивать все планировавшиеся гигантские стройки Дальнего Востока.

Сегодня Новоспасский цементный завод представляет собой огромную территорию с горами клинкера — полуфабриката, который затем перемалывается в цемент, гигантскими мельницами, специальными печами, где надо постоянно поддерживать определенный режим, башнями для просушки и хранения цемента, железнодорожными путями, своими локомотивами и вагонами, а также автомобилями — цементовозами. Что удивительно, в заводоуправлении чистые стекла — нет цементной пыли.

После экскурсии по заводу нас познакомили с Владиславом Иваницким, уроженцем Спасска, потомственным цементником, который после окончания института в 1965 году вернулся работать на завод механиком, главным механиком, затем директором строящегося Новоспасского завода. Его строили шесть лет 5600 человек, а когда что-то не заладилось с электрическими кабелями, доводить их до ума прилетела бригада с Байконура. В 1976 го­ду «Спасскцемент» вышел на плановую мощность, а еще через десяток лет ударные стройки Дальнего Востока сначала замедлились, а потом и вовсе остановились, — цемент в тысячах тонн оказался никому не нужен. В середине 90-х завод был законсервирован, что само по себе сложный, требующий умений и удачи процесс.

Значительную часть акций после приватизации скупила «Альфа-групп». У нее был проект международного холдинга совместно со швейцарской компанией Holcim — одним из европейских лидеров в этой области. Иваницкий, как человек со связями и колоссальным опытом, был назначен президентом Дальневосточной компании «Альфа-цемент». Но все другие предприятия холдинга находились в европейской части, а пара заводов в Спасске-Дальнем не создавала для него ничего, кроме головной боли.

Швейцарцы — те боялись и нос сунуть на Дальний Восток и требовали во всякий приезд специальных мер охраны. Сегодня Иваницкий рассказывает об этом со смехом, но если вспомнить, что тут творилось в 90-е годы, то их понять было можно... Как раз в этой точке нам будет удобно поставить рассказ о цементе на паузу и обратиться, прежде чем связать эти две истории, к биографии будущего мэра Владивостока Игоря Пушкарева.

Пушкарев в СИЗО, поэтому мы будем опираться на общедоступные источники и на рассказы его брата Андрея и Иваницкого. Некоторые истории больше напоминают апокрифы, но и сам факт появления апокрифов тоже что-то говорит об их герое.

Брат Андрей Пушкарев, который по приговору суда является взяткодателем, осужден на восемь лет лишения свободы условно: ему повезло в том смысле, что в ночь на 1 января 2015 года разорвавшийся у него в руках фейерверк снес ему всю нижнюю половину лица. Брат-мэр в новогоднюю ночь поднял на ноги врачей и авиаторов — ломая шлагбаумы, он домчал Андрея сначала в больницу, где остановили кровотечение, откуда самолетом вне расписания в Сеул. Ему было сделано более 30 операций, с тех пор он не снимает на людях медицинскую маску и научился из-под нее негромко говорить, питаться может только с помощью специальных приспособлений. Для человека, оставшегося за главного в цементной империи, Андрей держится чрезвычайно просто и скромно, но об «Игоре Сергеевиче» говорит с придыханием, как о высшем существе.

Итак, в ноябре 1974 года в семье тракториста и учительницы в селе Новый Олов Читинской области родился первенец — Игорь Пушкарев. Мальчик закончил тут девять классов и уехал в другое село к бабушке, где была полная общеобразовательная школа и золотой прииск. После окончания школы артель отправила его в один из вузов Приморья, но вскоре сама накрылась медным тазом и не смогла за него платить. Будущий мэр разгружал вагоны, но сумел перевестись во Владивостокский институт международных отношений Дальневосточного государственного университета (ДВГУ), который закончил в 1999 году, выучив английский и корейский языки. Параллельно он начал заниматься, как тогда многие в Приморье, экспортно-импортными операциями.

После того как Пушкарев занял пост мэра Владивостока в 2008 году, некоторые СМИ, в том числе «Новая» (№ 124 от 08.11.2010 г. и № 125 от 13.11.2015 г.), вспомнили о событиях декабря 1995 года, когда во Владивостоке был убит предприниматель из Южной Кореи Кан Хюн Чол. Его бизнес был связан с экспортом одежды и лапши «Доширак». Этот бизнес был якобы целиком записан на гражданскую жену Кана, а Пушкарев был в одном лице и переводчиком, и грузчиком, а к тому времени и исполнительным директором в их фирме. Убийство не было раскрыто, а через 17 лет несостоявшаяся теща Кана Галина Заикина вспомнит эту историю и расскажет, что после убийства Кана офис компании оказался записан на фирме, связанной с Пушкаревым.

Память Заикиной проснулась как-то очень вовремя, когда ФСБ уже вовсю (с 2010 года) слушала телефоны мэра. Обвинения в причастности к убийству Пушкареву ни по горячим следам, ни позже не предъявлялись, но выяснилось, что что-то не в порядке с записями в его трудовой книжке относительно работы у Кана. Дело о подлоге было прекращено за истечением срока давности, с чем мэр Пушкарев согласился в 2012 году.

Андрей рассказывает (со слов брата), как тот вывел на новый уровень бизнес этой компании. В корейском языке нет звука, соответствующего нашему «ш», и

Антонина Черепанова (составительница секретных тетрадок), тоже знавшая Пушкарева уже в те годы, объясняет его роль в фирме корейца более прозаично: в начале 90-х весь экспорт и импорт Дальнего Востока основывался на контрабанде, деньги за поставки миллионами долларов возили в сумках, и тут важны были редко совпадающие качества: и находчивости, и отвязности, и педантизма, но и взаимного личного доверия. Студент Пушкарев таким доверием у Кана пользовался — пока тот был жив...

О, Владивосток!.. Совершенно особенный, «гриновский», незаконный город, весь на сопках, по которым стадами носятся, а зимой ползают невиданные в нашей европейской части праворульные машины, и весь, из какого окошка ни посмотри, обращенный к океану! С чехардой губернаторов и мэров, в чьих историях драмы перемешиваются с комедиями, со стрельбой 90-х и бесконечными переделами нулевых... Тут сам собою сквозь скучные ЗАО и ООО пробивался жанр вестерна, который превращается в «остерн» с учетом не только географического положения, но и российской специфики. Может быть, когда-то мы еще увидим сериал о Приморье, а пока это только лирическое отступление — но без него, как без какой-то важной ноты, музыку этой истории тоже не понять.

Иваницкий припоминает, что Пушкарев во главе группы вчерашних студентов появился в Спасске-Дальнем где-то на рубеже 2000 года. Новый завод был семь лет в анабиозе, но на старом из пяти оставшихся линий (две были сданы в металлолом) одна работала. Но возникла проблема тары — в СССР мешки вози­ли из Карелии, а при капитализме так они оказались дороже самого цемента. Пушкарев появился с идеей бартерного обмена с Кореей: туда — старый клинкер, а оттуда — мешки. Нужные связи у него были, и процесс пошел.

Заслуженный строитель СССР Иваницкий к таким бойким ребятам еще не привык, но сумел оценить их размах. Пушкарев сказал ему, что прибыль от своей коммерции готов вкладывать в завод. Тогда Иваницкий ответил: «Парень, это серьезное дело — я тебя не очень знаю, но поверю, если ты пустишь у нас корни». И Пушкарев перевез в Спасский район сначала родителей, купив им дом в соседней деревне, и его папа устроился на завод водителем автопогрузчика, где работает до сих пор (если бы это был только пиар-ход, они бы нам его показали, но мы попали на другую смену).

А в 2000 году он сумел договориться с корейскими компаниями, которые были готовы проавансировать приобретение Пушкаревым пакета акций ОАО «Спасскцемент» в обмен на поставки клинкера. На конкурсе, проведенном «Альфа-цемент», лучшую сумму дала Baring Vostok, но с нею была достигнута договоренность, что «Спасскцемент» отдается в управление Пушкареву с правом последующего выкупа.

К моменту его появления рабочие не получали зарплату более 3 лет — большая часть из них уволилась, а с оставшимися заводы расплачивались продуктовыми талонами. За три месяца благодаря появлению рынков сбыта в Корее и Китае на работу удалось вернуть две тысячи квалифицированных работников.

Впоследствии группа Пушкарева скупила на Дальнем Востоке акции еще нескольких заводов цемента, щебня, построила бетонный и асфальтовый заводы, а в 2011-м прикупила и ОАО «Якутцемент». Но еще с середины нулевых конъюнктура в России резко рванула вверх: ожили прежние и появились новые стройки, включая такие как космодром «Восточный», а конкурентов до самого Байкала у «Востокцемента» не оказалось. В холдинге заняты 5000 работников (из них более двух тысяч — на Новоспасском заводе), а если посмотреть на его мощности через призму конкретных объектов, то весь цемент, который пошел на опоры моста через залив Золотой Рог, — это сутки работы одного лишь Новоспасского завода.

Другие ребята из их компании еще в начале нулевых ушли в сторону Первомайского судоремонтного завода — там был, по крайней мере, земельный участок в самом центре Владивостока и причал. Туда вскоре пойдут и бюджетные деньги, но Пушкарев поставил на цемент и не на государственные деньги. Задним числом легко сказать, что он поверил в будущее, но в 2000 году в Приморье в будущее не верил никто.

Наконец, Пушкарев перевезет из села Новый Олов не только родителей и братьев, но и дом, в котором они все выросли. Дом из бревен, срубленных где-то в Байкальской тайге полтораста лет назад, с ярко-голубыми наличниками, стоит в общем дворе новых домов братьев со старыми окнами, дверьми, крашеными охрой полами, кроватями и детскими фотографиями на стенах. Очень чисто, но запаха музея внутри нет.

Одной из невидимых пружин, обусловивших отмашку на возбуждение дела о взятках «из центра» (в Приморском СК несколько лет отказывались это делать), стали, несомненно, сведения о принадлежавших «Востокцементу» вертолете и катере, на которых летали (выходили в море во Владивостоке) до, после и во время саммита АТЭС 2012 года высокопоставленные гости. Сведения об этом должны сохраниться в журналах ФСО, да и на чем им еще летать (плавать): разве в каких-то региональных бюджетах предусмотрены такие траты?

В Кремле могут дышать спокойно — вертолет «не ворованный»: до того как стать мэром, Пушкарев не покупал вертолетов и яхт, вероятно, лишь потому, что не считал их для себя предметами первой необходимости. Но еще до того, как «заняться политикой», он был для этого уже достаточно богат. И механизм возникновения если не первоначального, то основного его капитала достаточно понятен.

Зачем он «полез в политику»? Люди, близко знакомые с Пушкаревым в начале этого пути, говорят, что он «хотел защитить бизнес». Логично, если вспомнить, что в это время начались процессы передела собственности в пользу силовиков, хотя при взгляде назад и совершенно иллюзорно: никого «политический статус» ни от чего не защитил. А брату Андрею старший объяснял так: «Вот у тебя в доме все красиво, а вот ты вышел на улицу... Вот ты сделал так, что и на улице красиво, а вот ты вышел в город»...

Пушкарев стал шестым мэром Владивостока, и сама эта вереница градоначальников, — начиная с чудаковатого Виктора Черепкова, которого гвардия губернатора Наздратенко вынесла из кабинета, и заканчивая Владимиром Николаевым, получившим у горожан кличку «Винни Пух», отсылающую к одноименной ОПГ 90-х, — свидетельствует о бурной общественной жизни этого города, не всегда подконтрольной и местной администрации, а не то что далекой Москве.

Пушкарев еще в 2000 году стал депутатом горсовета Спасска-Дальнего, а в декабре 2001-го был избран в Законодательное собрание Приморского края. Он собирался на выборы мэра Владивостока еще в 2004 году и имел шансы их выиграть, но не устраивал тогдашнего губернатора Сергея Дарькина, и, как здесь говорят, по договоренности с ним вместо этого был отправлен представителем Заксобрания Приморья в Совет Федерации. На том бы и успокоиться: лучшей защиты и придумать нельзя, но он предпочел вернуться в Приморье и выиграл мэрские выборы 2008-го, а затем и 2013 года (единственный, не считая Черепкова, переизбран на второй срок).

Искренний (вплоть до помещения в СИЗО) член «Единой России», он тем не менее не делал никаких политических заявлений, в чем можно убедиться, если посмотреть хронику приморского телевидения тех лет. Держался скромно, встречался с горожанами, ходил по улицам города, занимался его проблемами — «делал, чтобы было красиво». Едва ли он снискал бы похвалу в «Новой», если бы не сел, но ведь «все воруют» — только презумпция.

Разумеется, со всеми возможностями «Востокцемента» Пушкарев оказался ровно на своем месте в период подготовки саммита АТЭС, хотя тот же самый цемент и в тех же количествах — и для мостов, и для строительства университета на острове Русском — те же самые предприятия поставляли бы и в том случае, если бы он не стал мэром. Брат Андрей рассказывает, как, вернувшись после саммита, Игорь рассказал ему почему-то шепотом: «Мне сам ПАПА руку пожал!»... Почему «папа» не захотел защитить его при возбуждении уголовного дела в 2016 году, хотя, несомненно, мог это сделать? Может быть, услышав о деле против катавшего его на катере (ведь хоть кто-то не мог ему об этом не рассказать), опечаленный словом «взятка», он произнес свое сакральное: «Суд разберется»?..

Давайте посмотрим как (тут будет сложно, придется напрячься).

В основе обвинения Пушкарева лежит схема, часто встречающаяся при освоении бюджетных средств и известная как «откат». По этой логике, став мэром и используя государственную программу дорожного строительства, он искусственно, без конкурса, направил все имеющиеся средства на подконтрольное ему муниципальное предприятие (МУП) «Дороги Владивостока», куда назначил директором своего человека — Андрея Лушникова — и передавал тому за услуги каждый месяц от 70 до 160 тыс. рублей (это еще и ст. 204 УК РФ — «Коммерческий подкуп»).

Администрация города проводила торги таким образом, чтобы их выигрывало МУП, и за период 2008–2015 гг. между мэрией Владивостока и МУП были заключены контракты, по которым группой «Востокцемент» были поставлены материалы на сумму более 2,5 млрд рублей.

За создание и обеспечение этой схемы мэр Пушкарев получил от своего брата Андрея взятки на общую сумму более 75 млн рублей. Часть была передана в форме оплаты покупки недвижимости и различных услуг, а другая была перечислена ему на банковские карты несколькими десятками переводов в сумме от 100 тыс. до 1 млн рублей.

В первую же зиму после его избрания Владивосток завалило снегом, а подрядчики, которые до этого выиграли тендеры, предложив низкие цены, просто исчезли — ту зиму 2009 года противники мэра припоминают ему до сих пор. Обжегшись на снегу, Пушкарев перестроил работу МУПа по хорошо понятным ему принципам частного бизнеса: отныне условия конкурсов прописывались таким образом (укрупнялись лоты, в них включались требования о работе без предоплаты и наличии спецтехники), чтобы выигрывать их могли только крупные и понятные поставщики, — а это и был в первую очередь надежный и контролируемый им самим МУП «Дороги Владивостока».

При этом задачей № 1, политической, которую поставил перед ним лично президент, для Пушкарева было привести город в порядок к саммиту АТЭС. Конкуренцию тут устраивать было просто некогда. Первый директор МУП (он был учрежден еще прежней администрацией) уволился именно потому, что мэр требовал от него работы по каким-то своим принципам, не имеющим коммерческого смысла. На этот хлопотный пост Пушкарев наконец нашел Лушникова, которого назначал туда дважды, но, поскольку тот не соглашался работать за оклад по штатному расписанию, Пушкарев приплачивал ему каждый месяц из своих личных средств.

Чтобы понять, какая из этих двух позиций ближе к действительности, надо сделать, на первый взгляд, совсем простую вещь: выяснить, кто в отношениях между МУП «Дороги Владивостока» и группой «Востокцемент» получил выгоду, а кто остался в минусе. Но то, что кажется простым, оказывается очень сложным: речь идет о массе договоров и многих сотнях эпизодов поставок различных материалов по ценам 2008–2015 гг., а они и в то время «гуляли», а к 2016 году, когда было возбуждено дело, снова изменились.

Экономическая экспертиза была поручена ГУП «Приморский региональный центр по ценообразованию в строительстве и промышленности строительных материалов» (РЦЦС), подчиненному администрации края. Его эксперты пришли к выводу, что, по сравнению с ценами, по которым МУП могло закупить аналогичные материалы у других поставщиков, из бюджета «Востокцементу» было переплачено более 143 млн рублей.

Защита Пушкарева привлекла других экспертов, которые указали на целый ряд ошибок коллег из РЦЦС. Прежде всего цены на материалы были взяты из справочников, а не исследованы применительно к условиям рынка. Напротив, эксперты защиты запросили фактические цены у поставщиков и покупателей (огромная и кропотливая работа) и пришли к выводу, что цены из справочников чаще всего были ниже рыночных: их старались втиснуть в рамки, заданные бюджетом главных строек саммита. А те цены, по которым материалы отпускались «Востокцементом» МУПу, оказались чуть выше рынка в 2009–2011 годах, но существенно ниже в 2012 году (см. графики динамики цен).

Цены были взяты с учетом НДС, хотя налог уплачивался и поставщиком, и покупателем (при сдаче объектов), и это увеличило разницу сразу на 18 процентов. Экспертами РЦЦС не было учтено, что горячий асфальт (а он составлял до 80 процентов объема поставок) можно перевозить на расстояние не более 50 км, а с корректировкой на транспортные расходы цены оказались также чуть ниже рыночных.

Следствие по причине, которую оно так и не смогло объяснить, поставило перед экспертами РЦЦС задачу обсчитать не все договоры между контрагентами, а только один, да и тот лишь за период, охватывающий 2009–2012 гг. Между тем, если учесть все 85 (!) договоров, по которым МУП получало материалы у предприятий «Востокцемента», то оказывается, что, начиная с 2012 года и до 2015-го, когда сотрудничество прекратилось, они поставлялись по ценам уже существенно ниже рыночных.

В результате этих исследований и расчетов, занимающих множество томов дела, у экспертов РЦЦС получилось, что МУП «Дороги Владивостока» переплатило 143 млн рублей,

Здесь велико искушение пуститься в рассуждения о том, как судьи подменяют свою ответственность за приговоры ссылками на экспертизы, результаты которых могут быть, как в этом случае, получены достаточно произвольно. Но жалко читателей, а все сложные и во многом, наверное, спорные расчеты обнуляются тут одним простым фактом: МУП постоянно задерживало платежи, и на протяжении восьми лет 24 часа в сутки без выходных «Востокцемент» продолжал поставлять ему материалы при растущей задолженности, доходившей до 1 млрд рублей. Ни один другой, самый демпинговый поставщик на такие условия никогда бы не согласился.

Их производственный роман кончился тем, что «Востокцемент» и вовсе простил МУП всю его задолженность на сумму около 960 млн рублей. Произошло это в 2016 году, но до возбуждения уголовного дела, при этом свидетельские показания и прослушки указывают, что Пушкарев с самого начала планировал так и сделать, категорически возражая против наделения МУПа дорогостоящим оборудованием, чтобы его активы, не дай бог, не попали под ожидаемое банкротство.

В переписке, изъятой при обыске, и в оперативных записях телефонных разговоров есть ряд показательных в этом смысле эпизодов. Так, заммэра уточняет, будет ли «Востокцемент» поставлять МУП материалы без предоплаты, и Пушкарев настаивает на этом. В июне 2013 года Андрей Пушкарев позвонил брату и предложил приостановить отгрузку асфальта МУП: он срочно понадобился другой компании, и на этом можно было заработать 1,5 млн рублей. Мэр отверг предложение, сказав, что, пока погода позволяет, асфальт надо укладывать на улицах города.

В это было бы трудно поверить, если бы мы не знали того, что уже знаем о Пушкареве и группе компаний «Востокцемент». Да и обвинение, и суд, которые изо всех сил старались проигнорировать такое же знание, тоже отделаться от него никак не могут: ведь это все факты, и это все есть в материалах дела.

Дело против мэра на стадии еще разработки и доследственных проверок долго развивалось в сторону ст. 289 УК РФ о запрете совмещать пост с коммерческой деятельностью. Тут надо было доказывать, что Пушкарев, лишь формально передав управление бизнесом брату Андрею, на самом деле продолжал им управлять, а прибыль группы «Востокцемент» лишь формально получали его жена, мать и другой брат, а на самом деле ею, как и всей работой группы, продолжал распоряжаться он сам.

Это и было доказано многочисленными прослушками и целыми томами документов, изъятых при обыске в 2014 году, включая тетрадки, которые, страхуя шефа от ст. 289 УК, должна была уничтожить, но забыла это сделать, Надежда Эпова. Когда возбудили дело о «взятках», она, Антонина Черепанова и другие сотрудники «Востокцемента» по инерции какое-то время продолжали неуклюже отпираться, что они-де «не помнят», про что там, в тетрадочках. Затем в дело вступили квалифицированные адвокаты, которые подсказали, что в этой черной бухгалтерии и есть спасение: ст. 289 УК (до двух лет лишения свободы, а по практике условное наказание) надо признавать.

По делу о взятках обвинение должно было доказывать прямо противоположное: что деятельностью «Востокцемента» Пушкарев не управлял, ведь иначе «взятки» — это его деньги. И таких доказательств в материалах дела целые тома. Все знали, что каждый четверг Пушкарев проводит в «Востокцементе», принимая все важнейшие решения в компании. Получение денег на карточку он объяснил командировочными расходами, подтверждая это билетами и счетами. Брат Андрей, который якобы давал взятки Игорю, сам постоянно просил у него «займы», и Пушкарев давал распоряжения Черепановой об их предоставлении (в том числе каких-то бытовых, в сумме 10 тыс. рублей). Старший брат не был жаден, но требовал от младших, как и от всех сотрудников, дисциплины и отчетов, поэтому «займы» давал «в счет годовых «бонусов»» (по сути, дивидендов).

В приговоре зачем-то указано, что мать, жена и брат Пушкарева, как акционеры группы «Востокцемент», получили в 2008–2015 гг. дивиденды в сумме 471 млн рублей. Но назвать их «взятками» или суммой хищений не решился даже суд. Это деньги старшего брата, имеющие к истории с МУП «Дороги Владивостока» вообще мало отношения. Ведь доля поставок «Востокцемента» МУПу в 2008–2015 гг. составляла около трех процентов в общем объеме всем потребителям, доля чистой прибыли — 1,4 процента (да и то только на бумаге — ведь МУП не платило). Основные доходы «Востокцемент» получал от продажи не асфальта, а цемента и бетона, которые сотнями тысяч тонн поставлялись совсем на другие стройки, а вовсе не МУПу.

Тайная бухгалтерия сохранила записи о выделении миллионов рублей: на спонсорскую помощь «Единой России», на содержание общественной приемной, на благотворительные детские путевки, памятник Высоцкому и многое другое. Дополнительную зарплату наряду с Лушниковым он платил и многим другим «бюджетникам», в эффективной работе которых был заинтересован как мэр. Вот это следствию было бы легко квалифицировать как дачу взяток, если бы Пушкарев хотя бы раз что-нибудь за это попросил. Но он никогда по тем доказательствам, какие есть в деле, ни от кого, кто распоряжался бюджетными деньгами, ничего не получал — только давал, а требовал только работы.

МУП «Дороги Владивостока» оказывается лишь одним из каналов благотворительной деятельности мэра Пушкарева. Зарабатывал он в «Востокцементе», а тратил в том числе через МУП. При социализме это называлось «планово-убыточное предприятие».

Можно, конечно, исходя из презумпции «Все воруют», строить предположения о том, что он хотел таким образом добраться до губернаторского поста — и уж там!.. Или даже до... — и уж тогда!.. А можно сказать, как его циничные по роду деятельности адвокаты, что он «обменивал денежный капитал на политический», имел «амбиции». Или, как брат Андрей, что «хотел сделать красиво».

С юридической точки зрения суть не в этом. А в том, что,

Самое простое и привычное — статья 159 УК: «Хищение путем мошенничества». Но тут нужен более точный подсчет прибылей и убытков — а дебет с кредитом не сходились. И даже плевой статьи 289, строго говоря, нет: управление «Востокцементом» есть, а преимуществ у него нет. И тогда — эврика: взятки! Их Следственный комитет привык доказывать показаниями свидетелей. Возможно, такие показания рассчитывали получить «по соглашению» от Лушникова — а он взял и не раскололся...

Постановлением Верховного суда РФ от 15 ноября 2017 года подсудность уголовного дела по обвинению Пушкаревых и Лушникова была изменена, и дело было передано из Владивостока в Тверской суд Москвы. Вопрос об этом перед Верховным судом поставил замгенпрокурора, указав, что есть основания сомневаться в беспристрастности судей во Владивостоке: как-никак один из подсудимых семь лет был мэром этого города.

На самом деле, если кто из региональных начальников и может иметь неформальное влияние на назначение судей, так это не мэр, а губернатор, — но до октября 2017 года в Приморском крае им был Владимир Миклушевский, с которым Пушкарев находился скорее в конфликте (здесь его даже рассматривают как возможного инициатора «дела Пушкарева»). Впрочем, за три года, пока шло следствие, в крае сменились и губернатор, и председатель краевого суда, и краевой прокурор, и начальник управления СК.

Дело Пушкарева уже рассматривалось в Тверском суде, когда у Конституционного суда РФ дошли руки до рассмотрения жалобы защиты на изменение подсудности. 9 ноября 2018 года КС признал решение коллег из Верховного суда соответствующим Конституции, сославшись в том числе на практику ЕСПЧ. Постановление КС разъясняет, что «практике известны ситуации, когда на территории, подпадающей под юрисдикцию, обвиняемый... занимавший до начала уголовного преследования руководящие должности... обладает возможностью манипулировать общественным мнением... с целью породить недоверие в отношении легитимности будущего судебного решения». КС признал за законодателем «право внести в УПК изменения, направленные на совершенствование правил изменения территориальной подсудности уголовных дел при наличии обстоятельств, которые могут поставить под сомнение объективность и беспристрастность суда...»

Однако тем самым КС признал, что на момент принятия им решения такой нормы в УПК еще не было, — соответствующее изменение туда будет внесено лишь через месяц, в декабре 2018 года, и тенденция произвольно менять подсудность по резонансным делам, очень удобная для следственных органов, получит свое логическое завершение. Но судьи КС сначала изобрели это основание, и не для гражданского процесса, где допускаются аналогии, а для уголовных дел, где это категорически недопустимо.

С КС спорить сложно, но это сделали трое из рассматривавших дело судей, в том числе готовивший его как докладчик Юрий Данилов. В особом мнении он указал, что Верховный суд РФ выразил недоверие сотням своих коллег, ехидно написав:

Еще двое судей отметили, что решения ЕСПЧ, на которые сослались их коллеги, выносились в интересах граждан, а отнюдь не в интересах государственного обвинения.

Статья 47 Конституции РФ категорична: «Никто не может быть лишен права на рассмотрение его дела в том суде и тем судьей, к подсудности которых оно отнесено законом». Это обусловлено тем, что любое иное правило сразу открывает простор для произвола: дальше уже вопрос техники, как переправить дело к тому судье, который больше всего понравится стороне обвинения. Да и просто следователям удобней ездить из Технического переулка в Тверской суд, а на то, что десятки свидетелей и участников дела остались во Владивостоке, им наплевать.

Но главное здесь, вероятно, то, что во Владивостоке остались и те тысячи граждан, которые дважды избирали Пушкарева мэром. Там не было нужды «манипулировать их мнением»: при всей искусственной переусложненности этого дела во Владивостоке всем все в нем отлично понятно. Все — кроме, собственно, того, кому и зачем оно было надо.

Два месяца назад Басманный суд удовлетворил ходатайство СК РФ о наложении арестов на имущество и счета «Востокцемента» для обеспечения иска по какому-то новому уголовному делу, никаких сведений о котором пока не сообщалось (притом что решением Тверского суда гражданский иск в уголовном деле о взыскании с Пушкарева в пользу МУП «Дороги Владивостока» 143 млн руб. был и так уже удовлетворен). В Спасске-Дальнем началась паника: неужели, как в середине 90-х, снова консервировать заводы? Руководство, подставляя себя под новое дело, открыло параллельные счета, чтобы не оставить без работы пять тысяч человек.

Интересно, что ходатайство об аресте имущества, требующее глубоких знаний также в области гражданского права, подписал следователь

И снова замгенпрокурора обратился в Верховный суд с ходатайством забрать теперь уже гражданское дело из Владивостока в Москву. На этот раз Верховный суд отказал: то ли сработали письма нового губернатора Приморья о том, что весь Дальний Восток может остаться без цемента, то ли там рассудили, что гражданское дело — все же не уголовное, и в ГПК, в отличие от УПК, такое основание для изменения подсудности, как «руководящее положение ответчика в прошлом», пока еще не введено.

Если рассматривать этот не очень понятный (в том числе с точки зрения оснований) иск как сигнал к началу разграбления «Востокцемента», тогда надо смотреть, к кому отойдут активы, созданные Игорем Пушкаревым. Но, возможно, это просто новый метод «силовых структур», отчетливо заметный в «деле Шестуна»: наряду с уголовным преследованием разорять как обвиняемых, так и всех, кто окажется рядом и может оказать им помощь.

Конкретная причина преследования Пушкарева пока непонятна, зато общая логика понятна вполне, она выражается пословицей: «Широко шагаешь — штаны порвешь!» В ответах бывшим избирателям из СИЗО бывший мэр говорит, что, если ему удастся как-то выйти на свободу, политикой он заниматься не будет — уж лучше благотворительностью. Это плохо совмещается. «Добро на Руси ничего не имети...» (Давид Самойлов).