— Слово «ки-тт-о», маленькая «цу». Ты ведь хирогану (вид слоговой азбуки японского языка — прим. «Новой газеты») запомнил? — спрашивает ихтиолог Георгий Кулинский у молодого, но уже лысеющего парня в очках.

— «Обязательно», «наверняка», — неуверенно отвечает парень. Его зовутВаас-Феникс Нокард. Имя и фамилия настоящие, он даже паспорт показал, но зачем взял себе такие, не признался.

— Правильно, молодец, Ваас! А «хэ»? — продолжает урок Николаич (так Кулинского называют друзья).

— Это «пукнуть»! — моментально реагирует парень и смеется.

— Тьфу ты, ё-мое. Это «как», «что такое»? Ну а «мори»? — продолжает Николаич, глядя в электронный словарик, но Ваас-Феникс молчит. — У него много значений: «лес», «няня», «сторож».

— А я одной девушке по фамилии Мори на Ютубе пишу всякие пошлости, — откликается Ваас-Феникс и плотоядно ухмыляется. — Но она не отвечает мне никогда.

— Любая приличная женщина не будет на такие глупости отвечать! — назидательным тоном говорит Николаич.

Кроме Вааса-Феникса, курсы японского языка на Кунашире стабильно посещают пять человек. Они проходят дважды в неделю в помещении библиотеки, но 23 февраля из-за праздника любителям японского приходится перебраться в рабочий кабинет одного из учеников, врача-отоларинголога Владимира Зарукина.

Он учит язык совсем недавно, но уже засветился как главный японист Кунашира в сюжете канала НТВ. «Я сказал им все шесть слов на японском, которые знал. А мне потом сослуживцы с прежнего места работы звонили и гневно говорили:

(продолжает) Я отмазывался: «Ребята, понимаете, всякое может быть, и если военные действия, то кто-то же должен допрашивать раненых японских пленных, сортировать трофейную медицинскую технику», — говорит Зарукин и смеется.

Ваас-Феникс — человек необычный не только по фамилии (впрочем, другие на Курилах и не оказываются). Родом он из Ижевска, в юности увлекся Японией — занимался айкидо, собирал словари и разговорники. После университета по рекомендации знакомого отправился учиться на бесплатные курсы японского во Владивосток.

— Потом в 2011 году я 2,5 месяца путешествовал по Японии, скорешился с уличными музыкантами, учился играть на гитаре. Но за нарушение визового режима попал в спецприемник.

Там очень хорошо было. Я даже остаться хотел, но они меня все равно депортировали, — рассказывает Ваас-Феникс.

Шли годы, но тоска по Дальнему Востоку заела Вааса-Феникса, и недавно он взял на Кунашире бесплатный кусок земли (по программе «Дальневосточный гектар») рядом с селом Головнино и приехал сюда с семью тысячами рублей в кармане. В Головнино ему выделили домик, «который после землетрясения еще не совсем развалился», но чаще он живет в Южно-Курильске у друзей, работает дворником.

— Чтобы был повод переехать [на Курилы], — объясняет Ваас-Феникс.

— Это единственный законный способ для него объяснить свое пребывание здесь, а иначе в 24 часа его отсюда выдворят, — встревает Зарукин.

— Да у меня пропуск в пограничную зону есть, — возражает Ваас-Феникс. — Меня в первый день тут арестовали, и я потом пропуск сделал. Японцы вот сразу дали пожрать и попить, а наши держали 10 часов и ничего не предложили.

Он показывает фотографию своего гектара, на ней — лес. «Я хочу очистить территорию, чтобы сделать площадку для стоянки туристов. Вот японцы какие-нибудь приедут — исследователи природы или чего-нибудь такого, пусть палатку ставят и живут», — мечтает Ваас-Феникс.

— А если придут к тебе власти и скажут, что ты ничего не делаешь с гектаром? — наверняка не в первый раз интересуется Юрий Николаевич.

— У меня в разрешенном использовании указано «рекреация, отдых». Я отвечу, что взял его, чтобы отдыхать.

— А какие вообще планы на жизнь? — спрашиваю я.

— Свалить с этой страны! Я в Австралию хочу, — говорит Ваас-Феникс.

— Интересно мне, я к этому тягу испытываю. Ну и постараюсь попасть в учебную поездку в Саппоро.

Взять гектар на Курилах уже не получится — с 2017 года эту возможность прикрыли «для нужд обороны». Но отдохнуть на участке Вааса-Феникса может каждый — если, конечно, получит разрешение в отделении ФСБ в Южно-Сахалинске.

Добраться до Курил можно только с Сахалина двумя способами — самолетом авиакомпании «Аврора» или судном первого ледового класса (моряки очень расстраиваются, если гражданское судно назвать «кораблем», а его движение «плаванием», а не ходьбой) «Игорь Фархутдинов».

Те жители Курил, кто зимой выбираются на материк, стараются стартовать заблаговременно, потому что погода здесь непредсказуемая. Самолеты часто не летают из-за туманов и ветров, а судно зимой может просто не пробиться на острова. Вот и в феврале 2019 года Охотское море и бухты на островах забило льдом, и «Игорь Фархутдинов» не зашел на Шикотан. Судно отправилось обратно на Сахалин, а его пассажиры потеряли неделю просто так. Они даже устроили бунт на корабле, и их потом отправляли на острова вертолетом.

Попытать удачу в следующем рейсе «Игоря Фархутдинова» на морвокзале Корсакова собралась разношерстная публика — в основном строители и другие специалисты с материка (в том числе семеро грузинских армян), плюс несколько возвращающихся из отпуска жен военнослужащих с детьми. У одного нетрезвого путешественника разбита переносица («неудачно упал»), повсюду кровь, в туалете вокзала надпись: «Писюары не работают», на стене реклама туров на японский остров Хоккайдо.

«Когда я первый раз поехал на Кунашир, то думал, что там пара военных частей и больше ничего. Когда увидел гражданскую машину, то удивился, что не только спецтранспорт есть. А как в город въехали, то увидел, что там и люди живут. Рожают, учатся, лечатся, умирают. Там, оказывается, обычная жизнь», — рассказывает мне Дмитрий из Тюмени о пережитом им шоке. Теперь он регулярно ездит на стройку в военный поселок Лагунное на Кунашире.

— У людей в голове информация недостоверная. По телевизору, если Курилы и показывают, то только залив с подтопленными кораблями, и у людей складывается впечатление, что здесь разруха, — говорит он. Из общения с местными жителями Дмитрий сделал вывод, что у жителей Южно-Курильска (главный населенный пункт Кунашира) «нет надежд на завтрашний день, нет видения и планов на будущее».

— Может, потому что острова могут Японии отдать? — спрашиваю я.

— Если передадут Курилы, даже частично, то для меня это коллапс.

— Для такого государства, как Россия, это шаг назад! В другую эпоху какую-то попадем, неведомую, — решительно отвечает Дмитрий, но тут же оговаривается: хотя, конечно, Аляску же отдали, так что мы ко всему готовы.

Только когда все заселяются в каюты, капитан по громкой связи сообщает, что «из-за сложной ледовой обстановки» судно пойдет на Курилы не напрямик, через Охотское море, а в обход, вдоль японского острова Хоккайдо. Это значит, что на Кунашир «Игорь Фархутдинов» придет не на второй, а на четвертый день. Делать на судне особенно нечего, из развлечений — столовая, бар с баночным пивом по 350 рублей и курилка на палубе.

Андрей из Улан-Удэ боролся со скукой и морской болезнью с помощью сериала «Слепое пятно». На лице у него татуировка — от виска до подбородка растянулось слово «русский».

— Сначала думал змею набить, потом крест, но церковь же не одобряет это. В итоге два года назад сделал эту — назло бурятским националистам, чтобы их побесить. Но батюшка все равно недоволен, — объясняет Андрей.

— Нет, просто русский. Патриот, — отвечает Андрей. Он уверен, что Курилы никому не передадут, и едет делать электрику на военной базе на Итурупе. Работу нашел через агентство для вахтовиков.

Пришвартоваться к причалу в Южно-Курильске судну помогает небольшой буксир. 19-летний судомеханик «Игоря Фархутдинова» Анатолий объясняет, что буксиры хоть и меньше, но мощнее их судна, поэтому могли бы расчищать ему путь среди льдов в замерзшей бухте Шикотана, но никогда этого не делают.

— Мы всегда сами пробиваемся, хотя по правилам буксир должен расчищать дорогу за день до нашего прихода. Вообще, на это меньше 5 минут нужно.

— Не знаю. Потому что Россия… Наверное, топливо экономят, — усмехается Анатолий. Он окончил на Сахалине высшее морское училище, и хотя в море только год, в свои 19 лет уже прошел Северный полюс.

Пока корабль, качаясь на волнах, швартуется, слушаешь крики чаек, наслаждаешься видом вулкана Менделеева с шапкой снега.

— Мусор везде плавает, коробки какие-то, — возвращает меня на землю один из ожидающих швартовки пассажиров, выпуская в чистый курильский воздух дым от сигареты.

— Это Россия, ***, — отвечает ему товарищ, у которого и на шапке тоже написано «Россия».

Сам Южно-Курильск, как, в сущности, любой российский поселок городского типа, воображение не поражает: 2-3-этажные бараки, покосившиеся частные домишки, разбитые дороги, покрытые льдом и грязью тротуары, магазины-ларьки, заваленные металлоломом пустыри.

Но, говорят, весной на центральной площади высаживают тюльпаны. Тем более что после развала Советского Союза здесь было куда печальнее — местные уверены, что тогда Курилы готовили к передаче Японии. «Все тогда удачно складывалось для японцев.В 1994 году произошло большое для них счастье — землетрясение. Народ начал выезжать отсюда — много разрушений, удаленность от центра и невнимание к Курилам. Японцы активно взялись за дело», — с презрением говорит бывший военный Александр Вьюговский,хотя не может не знать, что японцы, например, первыми пришли на помощь пострадавшим, а потом долго присылали гуманитарную помощь.

В начале 90-х на Кунашир приезжал замглавы МИД Георгий Кунадзе и выступал на площади перед местной администрацией. «Он сказал, что политическая ситуация складывается так, что Россия вынуждена передать Курилы Японии. В него полетели камни — [так удачно сложилось, что] бетон на площади был раздолбан в крошку. Он уехал ни с чем», — вспоминает директор природного заповедника «Курильский» Александр Кислейко.Сам Кунадзе признает, что правительство хотело заключить мирный договор с Японией, чтобы получить от нее финансовую помошь.

По глубокому убеждению Вьюговского, японцы сами виноваты, что не получили Курилы, потому что «слишком мягко подошли к этому вопросу». Крымский сценарий в голову им не пришел, а пьяного Ельцина, по местной легенде, не пустили подписать договор военные.

Бывший военный оказался на Кунашире уже в конце 90-х и был поражен увиденным. «У меня реально покатились слезы, когда я увидел воинскую часть, в которую приехал. Возникло ощущение, что буквально полчаса назад тут японские самолеты отбомбились. Была полнейшая разруха», — вспоминает Вьюговский. На островах процветало браконьерство, все зарабатывали, как могли, в основном торгуя с соседней Японией.

«Острова богаты биоресурсами, поэтому в 90-е наши сдавали рыбу и морепродукты по демпинговым ценам в Немуро (ближайший к Курилам японский город — прим. «Новой газеты»). Доходило до того, что пограничники делили территорию: здесь твои браконьеры, здесь мои. Такой был бардак, что пером не описать», — вспоминает главный редактор местной газеты «На рубеже» Сергей Киселев.

Правда, бывший военный, а ныне районный депутат Петр Кучеровс односельчанами не согласен: «Я приехал в 1991 году, и уже тогда был в восторге. Реки были полны рыбой, промышленность работала, в совхозах выращивали капусту — было мощно и здорово. Землетрясение сильно подкосило население, но если бы Ельцин не раздавал квартиры на материке, то отсюда хрен бы кто уехал».

О вере японцев в скорое возвращение островов косвенно говорят названия двух плашкоутов «Надежда» и «Дружба» (грузовые суда, которые на Курилах используют для перевозки людей), которые они тогда передали России в дар. «Они и дизельную электростанцию подарили, но все из расчета: пока пользуйтесь, а завтра мы придем, и все будет наше. И, кстати, «Надежду» передали раньше, чем «Дружбу», — иронизирует Вьюговский, показывая мне плашкоуты, стоящие на причале. Названия судов до сих пор на двух языках, а вот японский флаг на трубе давно заменили на российский.

В теплое время года «Дружба» и «Надежда» — основной способ перебраться с Кунашира на Шикотан. Александр Вьюговский работает директором муниципального предприятия «Южно-курильский докер», которое, кроме перевозок между островами, управляет гостиницей, кафе и социальным магазином.

— Прошло уже больше 20 лет! Неужели нельзя заменить плашкоуты на новые российские суда?— поражаюсь я.

— Вопрос не по окладу, — смеется директор «Докера». — Мое личное мнение такое: если у нас ВВП растет на 2 с лишним процента каждый год, то, наверное, могли бы заменить. Но вроде как для нас уже строятся два судна. С транспортом в области вообще проблема: Сахалин и Курилы связывает один пароход.

В пару к «Игорю Фархутдинову» покупали второе, немецкое судно «Поларис», но оно сломалось, а восстановить его невозможно. «Корабль старый, такие силовые установки MAN уже не делает, запчасти взять негде, а чтобы поставить другую, пароход необходимо разрезать. Дешевле купить новый», — констатирует Вьюговский. Правда, чтобы большие новые суда могли пришвартоваться на Кунашире, нужно еще обновить причал, к которому встают сейчас «Надежда» и «Дружба».

— Сложная обстановка, санкции международные, — с иронией говорит бывший военный и смеется.

Положительные изменения на Курильских островах начали происходить с середины 2000-х. То ли потому, что наверху наконец решили, что Курилы отдавать не будут, то ли просто в стране появились лишние деньги. Так, в 2006 году была принята федеральная целевая программа социально-экономического развития Курил с 2007 по 2015 год, и на острова хлынул золотой дождь.

Курилам, чье население составляет около 20 тысяч человек, выделили 17 миллиардов рублей по первой ФЦП и еще 80 миллиардов — по второй. «Ни в один райцентр столько чиновников не приезжало, сколько в Южно-Курильск! Я насчитал штук 50 визитов только самых видных чиновников. Медведев приезжал и как президент, и как премьер. А считать ли Беглова, который был здесь дважды как помощник президента, а сейчас будет губернатором Санкт-Петербурга, не знаю», — с гордостью в голосе рассказывает главный редактор газеты «На рубеже» Сергей Киселев.

— Кто родился здесь, все немножечко больные на голову люди, но я сюда приехал взрослым человеком, — на всякий случай информирует меня опытный журналист.

— А вы где родились? — задаю я совершенно, казалось бы, логичный вопрос.

— Какая разница, где я родился? В России! — внезапно выходит из себя Киселев.

— Я что, обязан отвечать? Я вас не знаю, а вы мне в душу влезаете. Я впервые встречаю журналиста, который начинает разговор с допроса! Впечатление, что вызвали в контору, — орет на меня главный редактор. Потом, правда, смягчается и рассказывает, что учился в Ленинграде, а семья его живет в Королеве. «Я на премьеры спектаклей езжу в Москву или Ленинград. Вместо Таиланда. Есть у меня такой бзик», — уже совсем доверительно говорит мне Киселев.

Визиты экс-вице-премьера Сергея Иванова и главы Совбеза РФ Николая Патрушева, по его мнению, позитивно повлияли на развитие поселка: «Когда курильскую программу разворовывали, только приезд очередного чиновника двигал что-то с места».

Так, по словам Киселева, произошло с аэропортом Менделеево (принимает только один рейс из Южно-Сахалинска, но зато на входе нет металлоискателя). «Он же временный был, для военных самолетов, поэтому там раньше была металлическая рулежка. Конкурс на переустройство по тому дурацкому закону выиграл Избербашский радиозавод. Дагестанцы в строительстве, а тем более в самолетных делах, не соображают, наняли кучу подрядчиков, ну и деньги у них кончились», — говорит Киселев. Много лет, по его словам, все это продолжалось, но как только в очередной раз приехал Патрушев, выделили еще миллиард рублей, и аэропорт заработал.

Исполнение курильской программы, как первой, так и второй, ругали и ругают на все лады. Деньги пропадают, объекты не строятся. Но, несмотря на упомянутое им самим воровство, Киселев от курильской ФЦП в восторге: «Уже на миллиард построили всего! Пирс глубоководный, морской вокзал, жилья много, Дом культуры, огромный бассейн. Сети все заменили, а то каждый вечер сидели без света. Геотермальная станция (в подножии вулкана пробурили скважины, и идущий оттуда пар нагревает циркулирующую по трубе воду — прим. «Новой газеты»), электростанция, ветряные генераторы, водоснабжение и теплоснабжение. Это огромная работа!»

В прошлом году (2018-м!) на остров даже провели оптоволокно и 4G. «Многие не верили, но, пожалуйста, появилось же!» — радуется журналист, много лет проработавший в районной администрации.

Его энтузиазм разделяют далеко не все жители Южно-Курильска. Например, предшественница Киселева на посту главреда газеты «На рубеже» Оксана Ризничсчитает иначе: «В 90-е мы жили надеждой на лучшее время, и оно наступило. Но если просто посчитать деньги, которые перекачивались через ФЦП, то острова могли бы быть уже золотыми. Но все проблемы от того, что кто-то очень любит деньги. Вот сколько вложено в геотермальную станцию, которую бурил еще мой отец? Уже озолотиться можно было. А зачем нам геотермалка, которая без конца ломается и потоки газа могут перекрыться в любой момент?» — говорит она.

Критикует Ризнич и решение построить ветряной генератор на юге острова: «Понятно было, что он нам там не нужен, ведь там нет потребителей. Его поставили и законсервировали. Но это же ФЦП — кто-то пальцем тыкает и «развивает» Курилы». С должности главреда ее уволили в 2016 году якобы за оппозиционность. Впрочем, Киселев утверждает, что перечитал все материалы Ризнич за 5 лет, но, «кроме лирических стихов дамы за 40 и заметок про сад-огород», ничего проблемного не нашел.

— Из Южно-Курильска получилась зона выживания, ужасно, самое плохое место на острове. На Кунашире дробят скалу с мягким камнем, и все постройки плывут. Жилые здания раньше были в нижней части поселка, это было здорово и красиво, деревянные дома, все в деревьях и цветах было, — говорит пенсионерка Галина Жилинская, а ее дочь Оксана Ризнич объясняет, что в 1994 году после землетрясения все дома в портовой части поселка снесли бульдозерами.

— Ни одно государство в мире на маячном мысу поселение построить не вздумает! — злится Жилинская.

— У Южно-Курильска прозвище «Гнилой угол», тут и туман стоит хронический, и ветра. Нам пытаются насадить городскую среду, а лучше бы из нас делали интересную деревню, ведь здесь ни бетон, ни асфальт не держатся, — рассуждает Ризнич. Мать и дочь жалуются, что в поселке совсем нет зелени, дорогостоящие тюльпаны отцветают за полторы недели, а сажать местную флору, как на Итурупе, муниципальная власть не хочет.

Впрочем, новые объекты здесь оценивают с оглядкой на японцев. «До этого у нас свет отрубался, и дороги были страшные, и японцы жалели нас, а сейчас уже не так», — говорит Киселев. С нынешним главным редактором газеты согласна и бывшая: «На приезд японцев мы реагируем болезненно, ведь у них другая ментальность и нет правила, что в гостях нужно вести себя прилично. У нас долго был застой, мэрия стояла с выбитыми окнами, японцы всюду тыкали пальцами, фотографировали разруху, и смеялись. Но теперь каждый новый объект вызывает у приезжающей делегации большое огорчение, а у нас их огорчение вызывает большую радость. Поэтому мы стараемся везде вывешивать фотографии того же нового детского сада. Нравится он мне или нет, неважно. Главное — огорчить японцев».

Впрочем, окончательно повергнуть японцев в уныние пока не получается. Например, на острове сохраняется плачевная ситуация с образованием и медициной.

— Не хватает учителей — 10 лет в школе не было английского и физкультуры, выходили с прочерком в аттестате. С медициной вообще колоссальная проблема, — говорит Ризнич.

— Сейчас чирей вскочил — на Сахалин. Я недавно упала на льду, не дойдя несколько шагов до крыльца. Оскольчатый перелом. Раньше хирург сложил бы мне ключицу здесь, а теперь на операцию нужна лицензия, и я полторы недели лежала и ждала, потом приехала в Южно-Сахалинск. Сделали все хорошо, но на третий день выпихнули из больницы, и я шесть суток не могла улететь из-за погоды. В результате спица отторглась, и ключица срослась неправильно — теперь одно плечо ниже пояса, — рассказывает Жилинская.

Надежда Зазнобина работает в детском саду, у ее сына Максима врожденная киста шеи. «Медицина у нас вообще ноль. Да и на Сахалине нам отказали, говорят, что будет глухой, слепой и немой, потому что они не умеют такие операции делать», — рассказывает она.

В Москву Максима никто отправить и не подумал, поэтому Зазнобина добилась включения в японскую медицинскую программу. «Нам сделали там операцию, кисту аккуратненько удалили, все было нормально, но тут он заболел гриппом, и теперь 5 месяцев температура ходит вверх-вниз. Видимо, опять придется везти ребенка в Японию», — жалуется она.

Хватает у Зазнобиной и других проблем. «Сижу утром кофе пью, а мимо крыска бежит, и за ней еще детки ее. Мы купили липучку и ночью поймали сразу трех штук. В стенах лазают, нашли их ход и выход», — рассказывает. После землетрясения 94-го года Зазнобина уезжала на материк, но 9 лет назад вернулась и, как мать троих маленьких детей, выбила себе служебную квартиру в новом доме в квартале Ильичева, 1. Вроде хорошо, но он оказался из пенопласта, самого дешевого материала.

Еще в квартире Зазнобиной очень холодно — она демонстрирует нам двое носков на своих ногах, огромную бочку со святой водой и трубы. Они едва теплые. «У нас всегда холодно. Из розеток дует, мы плинтуса меняли, пенила я два года подряд — ничего не помогает. Приходили переделывать, дыры насверлили, а толку никакого. При этом на втором этаже у всех жара», — жалуется она.

В пенопластовом доме живут в основном переселенцы из ветхого и аварийного жилья. «У нас в садике дыры в стенах и на потолке после землетрясения, и никто его не ремонтировал, все обещают. А жилья у нас много строят, но заселяют в [нормальные дома] в основном не местных, а тех, кто на работу приехал, чиновников, бюджетников», — говорит Зазнобина.

Ждет новой квартиры и врач Зарукин. «Мне в больнице предложили пожить в двухэтажной деревянной гнилушке, но оказалось, что там нет отопления, только печное. Как реаниматолог по второй специальности, я столько насмотрелся на жертв угарного газа, что лучше побичую», — говорит он. В ожидании нового жилья Зарукин живет в помещении бальнеолечебницы в военном поселке Горячий пляж.

По словам Николаича, в Южно-Курильске еще стоят временные домики, построенные после землетрясения. «В этих собачьих будках люди живут по 20 лет. Как можно восстанавливать город 20 лет? Можно себе такое представить?» — удивляется он.

На втором этаже в подъезде Зазнобиной в пенопластовом доме живет Оксана Лоскутова. У нее в квартире действительно тепло, но протекает потолок. «За четыре года жизни это уже третья люстра, — показывает она на потолок в прихожей. — Мы ремонт делаем с самого первого дня, потому что потолки во всех комнатах текут, полы проваливаются. У соседки снизу ванная комната вся черная, от нас, видимо, по стенам ей натекло. Мне кажется, скоро мы, когда будем мыться, у нее окажемся».

— Не хотят наш дом ремонтировать. Да, Марик? — говорит Зазнобина болонке Лоскутовой, у которой в квартире еще живут попугай и еж-альбинос, а немалую часть гостиной занимает громадная рельефная картина с японским самураем (японские безделушки есть дома у очень многих жителей Кунашира).

В соседнем подъезде те же проблемы. У четы Дмитрия и Елены Рыжковых четыре кошки и протекающие потолки. «Боимся, что обрушится или замкнет. К нам ходили комиссии за комиссией, они вроде что-то делают, но как текло, так и течет», — говорит Дмитрий. Квартиру в пенопластовом доме они тем не менее приватизировали.

«Мы жили большой семьей в общежитии в однокомнатной квартире — условия были отвратительные. Вообще, со стройкой у нас тут странностей много. Плохо строят, потому что гастарбайтеры, — говорит Дмитрий. — А своим работы нету! Я сам строитель, но устроиться из-за киргизов не могу.

— Ну, они готовы 32 тысячи получать. С нашими ценами — это ни о чем. Поэтому я шабашу, цену коммерческую назначаю, а местные лучше шабашника наймут, чем абы как, но регулярности нету — тут не так много народу. Выкручиваемся: супруга вот шаурму держит.

По словам Рыжковой, на Кунашире много проблем с новыми домами — у ее дочери в стенах «оказались щели в кулак толщиной и сквозничища», у некоторых холодильники уходили на нижний этаж.

В еще одной квартире на Ильичева, 1 живут супругиВалентина и Александр Нефедовы, их двое приемных детей, сын Валентины от первого брака с женой, а также две собаки породы грифон. У них тоже крысы — Валентина показывает мне тушку животного в туалете и погрызанную ими рассаду клубники на балконе. Земля вскопана — мыши копали норки в надежде выйти наружу.

— Мы раньше жили в ужасном бараке, потому что сгорела квартира. Потом мне сказали, что есть возможность в этот дом въехать, а других трехкомнатных не будет. Мы не из тех, кто все время жалуется, но обидно всю жизнь прожить в пенопластовом доме. Он даже не считается капитальным строительством. Несправедливо это, — говорит Валентина.

Праздновать 23 февраля в громадном южно-курильском ДК собрался весь поселковый бомонд. Пока на сцене местные таланты поют песни, страйкболисты разложили в холле реплики настоящих автоматов и пистолетов. Молодая певица, исполнив на сцене песню про «далекого и грешного», к которому она «бежит по полю снежному», позирует с автоматом в руках. Местный священник долго фотографирует своего сына с пистолетом. Все счастливы и довольны — праздник удался.

«Вся школа марширует с 4-го по 11-й классы, все в форме, ничего не соображают, но маршируют под руководством военнослужащих. Я лично в шоке», — говорит Киселев.

На Кунашире расквартированы артиллеристы — в Лагунном и пограничники — в Горячем пляже. 37-летний рядовой Андрей, служащий в Лагунном, жалуется: «С 2015 года на острове нет срочников, но мы, контрактники, уже два года живем в казарме срочников. Двухъярусные кровати, и мы сами еще должны наводить порядок. Всем говорят, что мы в полной боевой готовности, но мы не получаем за полную готовность».

— А если японцы нападут? — интересуюсь я.

— Не знаю, что будем делать.

— Оружие есть. Вообще, тут есть пушечное мясо — пехота и артиллерия — и есть противокорабельные орудия. Удержать остров от нападения с моря мы сможем, но если самолеты сюда полетят или ракеты, то здесь ничего не останется, ведь ПВО нет (планировалось, что появится до конца 2018 года — прим. «Новой газеты»). Но если японцы нападут сегодня, 23 февраля, то мы ничего не сделаем. И это ненормально, — говорит Андрей, и я замечаю, что он порядочно пьян.

Проблема контрактников в Лагунном объясняется просто — там никак не могут достроить новое жилье. «Я раньше в строительной компании работал, мы строили военный городок в Лагунном. Долго работали — планы грандиозные были, но, не проведя экспертизу, начали строить, и вышло плохо — в итоге много людей не получили деньги», — рассказывает Сергей Монастырский, который теперь трудится директором спортивно-оздоровительного комплекса «Афалина». Жаловался на долгосторой и Дмитрий с «Игоря Фархутдинова», который и сейчас работает в Лагунном.

С городком пограничной службы ФСБ другая история: вообще-то, чтобы попасть в Горячий пляж, нужно предъявить пропуск. Однако есть лазейка — в самом сердце военного поселка находится бальнеолечебница с хлоридо-натриевыми источниками (в народе их называют «горячими ванночками»). Турист может с легкостью получить направление на ванночки в больнице Южно-Курильска и пройти с ним через КПП.

В советское время на острове было куда строже. «Посередине острова шла колючая проволока, на Охотоморское побережье выходить было нельзя, и вдоль бухты Головнина ходили пограничники с собаками, каждые 16 километров заставы», — рассказывает Ризнич. Ее мать вспоминает, как однажды субботним вечером она с друзьями пошла отдохнуть у костра на берегу моря, но тут же прискакали на лошадях два пограничника, которые продержали молодежь на заставе до утра.

За процветание Южно-Курильска с декабря 2018 года отвечает новый мэр Вячеслав Власенко. Сам он родом из Челябинска, после армии приехал на Сахалин и остался. К Курилам никакого отношения раньше не имел, в последнее время занимал пост замминистра транспорта Сахалинской области.

Власенко несколько раз обещал, что мы «плотно пообщаемся», и он лично покажет мне остров, но в итоге за неделю времени так и не нашел. Возможно, виной тому сотрудница пресс-службы Сахалинской области, без санкции которой мэр давать интервью не хотел.

В итоге вместо себя мэр делегировал своего заместителя по социальной сфере Елизавету Андрееву, которая тоже приехала в Южно-Курильск с Сахалина только этой зимой.

— Курение — это зло, — говорит мне Андреева, когда я достаю сигарету на крыльце администрации Южно-Курильска. «У нас сейчас все сосредоточено на спорте», — добавляет она, и мы отправляемся в построенный два года назад спортивно-оздоровительный комплекс «Афалина». Ему в день нашего визита как раз исполнилось два года.

По дороге Андреева рассказывает, что до приглашения в администрацию Южно-Курильского района работала в торговом порту Корсакова и занималась юридическим сопровождением предприятий.

— Нет, не новое, — с горячностью опровергает мое нелепое предположение Андреева. — У меня была активная позиция, я и на прошлой работе помогала людям. На добровольных началах.

Она рассказывает душещипательную историю, как встретила в центре занятости грустного парня, которого уволили, не выплатив зарплату, и бесплатно помогла ему выиграть в суде.

— Меня так родители воспитали, что людям нужно помогать. И Вячеслав Николаевич [Власенко] таких же жизненных принципов. Когда приходишь работать в муниципалитет, то основная задача — обеспечить людям комфортную жизнь. Как иначе может быть? Я верю, что все зачтется.

— Да и вообще. У меня огромная сфера ответственности — все, кроме строительства и ЖКХ. Но интересно. Особенно, когда понимаешь, что твоя деятельность приносит результат, когда подходят люди и говорят: «Спасибо за то, что вы за меня делаете».

— Мы прорабатываем вопросы по переселению людей из ветхого жилья, здесь очень много проблем именно с переселением, очень мало земли на мысе. Но мы изыскиваем возможности для строительства.

Андреева рассказывает, что в планах администрации есть строительство новой школы, поскольку «демография растет», и только в этом году учащихся станет на 40 человек больше. «Население очень увеличивается, люди сюда приезжают и остаются жить — военные, медработники, учителя. Я, например, приехала, а со мной муж и двое детей. Педагоги достойные, и я за образование своих детей совершенно не переживаю», — говорит она.

Директора «Афалины» Монастырского родители привезли на Кунашир из Одесской области, когда ему было полтора года. «В городе мало ресторанов и баров, поэтому люди занимаются собой», — преувеличенно бодро рапортует в присутствии начальника Монастырский. В комплексе «Афалина», по его словам, примерно 2 тысячи посещений в месяц. Он приводит меня в спортзал, где хвастается американскими беговыми дорожками.

— Нет, я 32 года здесь живу, уже русским стал, мышление другое.

— Тут где-то половина людей — это украинцы, потому что в 80-е была очень сильная вербовка, и они тут закрепились, — отвечает Монастырский. Он рассказывает, что уезжал с Курил в Хабаровск, но, когда начался подъем экономики, вернулся: «Поселок преобразился, когда я в школу ходил, не было асфальта, все было в грязи, и мы подрабатывали тем, что лупили лопухи по тротуарам». Речь заходит про Японию.

— Если бы острова вдруг отдали японцам, то они бы выжили всех отсюда — это 100 %, потому что менталитет разный. Они воспитывают в себе уединенность, работают, как роботы, а мы, русские, наоборот, открытые, так что мы ужиться не сможем.

— Как это, отдать кусок русской земли кому-то? Крым забрали, а Курилы отдать? Да они испокон веков русские были.

— История переписывается победителями. Давайте, Россия еще Аляску заберет, была же русская она, — отвечает Монастырский.

— Я? За!

— Аляску вернем? — спрашиваю я Андрееву.

— Аляску, наверное, не вернем, хотя очень бы хотелось, — отвечает она с улыбкой, а Монастырский добавляет, что неплохо бы и родную ему Одесскую область вернуть, ведь «она от Украины обособленная и с удовольствием бы присоединилась [к России]».

Из украинского Тернополя приехала на Кунашир и главный врач Южно-Курильской больницы Наталья Савочкина, но украинкой она себя уже не считает. «У нас работают 32 врача, из которых 99 % приезжих. Свои кадры к нам не возвращаются, хоть с 2016 года по курильской программе им дают за это 1 миллион 100 тысяч рублей. Просто мы не можем держать для целевиков шесть лет место», — объясняет она.

Чиновники признают, что молодежь уезжает на материк, и даже пытаются с этим бороться. «Строительство новой школы займет лет пять, и мы хотим предложить выпускникам этого года, чтобы они поступили на педагогический, а через пять лет вернулись к нам преподавать», — рассказывает замглавы района Андреева.

Пока же остров полон чужаков, которые тем, кто живет на Кунашире давно, не очень нравятся. «Я посчитал, что у нас тут живут люди из 30 регионов России, и их образовательный уровень очень низкий. Сейчас появилось много черноголовых детей. Это у организации «Труд» 300 работников из Средней Азии, которые строительством дорог занимаются и прочих объектов. Смотрю, они жен и детей уже привезли, дети в школу пошли, а жены ходят пузатенькие с колясками — у нас же высокие льготы рожающим», — ворчит главный редактор Киселев.

Он жалуется, что почти никого уже не узнает на улицах. Живущие на острове с середины прошлого века Жилинская и Авдеев подтверждают: их знакомых с тех времен почти не осталось. «Люди уезжают на материк. Тут раньше было ленинградское снабжение, заработки были хорошие, сейчас уже не то, времена другие», — говорит Валерий Петрович.

— В советское время сюда ехали на заработки, ехали классные, интересные, интеллигентные люди. Это вообще была другая земля. Бывшая директор библиотеки любила повторять, что в Южно-Курильске собирается цвет интеллигенции России. И это была правда, — мечтательно говорит Ризнич.

—Это сейчас интеллигенции нужны культурные объекты, а тогда она приезжала работать. Ученые исследовали, Камерный оркестр Грузии играл.

— А кто сейчас приезжает, те лучше бы не приезжали. Куда ни ткнись, начиная с мэрии (пока не приезжих глав администрации в Южно-Курильске не было — прим. «Новой газеты»), везде серая безграмотная масса, которая вечно несет ахинею, — говорит Жилинская. В советское время она работала на Кунашире танцовщицей и юмористкой в составе концертной бригады Дома культуры, гастролировала по заставам острова. Мать и дочь соглашаются, что на Кунашире уже не осталось особой атмосферы островного единства.

В советское время Курильские острова были главным поставщиком рыбных консервов на весь Союз. «Тогда 36 видов банок выпускали, а сейчас там ничего нет. В колхозе «Родина» рыболовных катеров было штук 20, и очередь стояла на комбинат, чтобы сдать продукцию», — вспоминает сотрудник Краеведческого музея Южно-Курильска Валерий Авдеев.

Сейчас на Кунашире фактически ничего не производят, да и смысла при таком небольшом населении в этом нет, уверены местные. Главным экспортным товаром остается рыба, но она в основном идет в Китай или Корею. В Японию продают морского ежа, который там очень ценится, а на Курилах редким его любителям проще пойти и поймать деликатес самим.

Вот и в самом модном кафе Южно-Курильска «1+1» (ресторанами здесь почему-то называют ночные клубы в стиле 90-х, где выходцы с Северного Кавказа пытаются соблазнить русских бухгалтерш) подают роллы, суши и даже сашими на любой вкус, но только не с морским ежом. «1+1» находится в небольшом ларьке и снаружи неотличим от сельского магазина. Здесь варят неплохой кофе, цены московские — суп от 350 рублей, горячее — все 400. Удивительно для поселка с тремя банкоматами, но здесь можно заплатить Apple Pay.

Знакомлюсь с двумя мужиками, которые едят сашими из осьминога и периодически разливают по стопкам японскую водку ICE, которую держат под столом в чемодане. Один из них — сахалинский бизнесмен, на Кунашире он держит магазин сотовой связи. Сейчас он в Южно-Курильске, потому что приходится самому стоять за прилавком — сотрудник уволился, а нового найти непросто. «Легче с Южно-Сахалинска человека сюда отправить», — говорит бизнесмен, представившийся Александром Баю. Разговор сам собой переходит на возможную передачу островов Японии.

— Чтобы здесь американцы поставили базы ПВО? — удивляется Александр.

— Они и так стоят на Окинаве, по Владивостоку они и оттуда попадут,— возражаю я

— Да, но это политика. Такая игра престолов. И для тех, кто ракеты передвинет, это победа. У Америки агрессорские базы, провокационные. Агрессором называют Кремль, но не на ровном месте же, не первым он идет в драку.

Александр часто бывает в Японии и, по-моему, неискренне ее ругает: «Идешь по центру Саппоро, за угол свернул — помойка, как в Китае. Здесь такой помойки нет. Или в Токио везде бараки, пакеты валяются, грязь. У нас так не валяется мусор».

— И бараков нет?— с сарказмом спрашиваю я.

— Таких, как в центре Саппоро, я здесь не видел. А Немуро — это совсем деревушка, небольшие неуклюжие зданьица. Да, в магазинах там выбор намного богаче, но больше ничего нет. Мне здесь больше нравится, чем в Немуро, и была бы тут пара магазинов, я бы лучше тут жил.

Действительно, лучшим магазином Южно-Курильска считается «Приморье» — в него даже заходил в 2010 году Медведев (журналист Киселев тогда одолжил президенту 1000 рублей на корюшку), но выбор рыбы тут не впечатляет.

— Рыбку брал у моей сменщицы, нормально общался, как обычный покупатель. Из-за рыбы, только у нас такая рыба есть.

— Конечно, мы ж тут не совсем в тундре живем.

— Они у нас есть распечатанные, но мы не вешаем. Не думаю, что они нашу фотографию где-то у себя повесили!

В Южно-Курильске все жалуются, что в магазинах очень дорого. Привозные товары здесь действительно совсем недешевые, но рыба в социальном магазине «Докер»почти бесплатная: минтай по 86 рублей за килограмм, горбуша — по 140.

Президент России Владимир Путин и премьер Японии Синдзо Абэ еще в 2016 году договорились развивать на Курилах совместную хозяйственную деятельность.

Директор «Докера» Вьюговский относится скептически и к самой идее, и к ее реализации. «Население всего Южно-Курильского района 10 тысяч человек, из которых половина — пограничники и военные, у которых обеспечение идет по своим каналам. Совместная экономическая деятельность для 5 тысяч человек не нужна ни нам, ни японцам», — уверен он.

Рыбные комбинаты, по словам Вьюговского, давно торгуют с Кореей и Китаем, им японская помощь не нужна. «Меня в прошлом году пытала журналистка с [японского телеканала] NHK о том, где мы ремонтируем плашкоуты. Я отвечаю, что в Японии.

(продолжает) Но какой смысл бизнесу вкладываться в такой проект, если тут мало кораблей, и завод будет работать один месяц, а остальное время простаивать?»

— Нам не надо от них ждать подачек, надо работать самим. Японский бизнес хлынет на Курилы? Зачем? Они спокойно торгуют с Россией через Владивосток. Пусть лучше наш бизнес хлынет сюда из офшоров!

Специальные делегации по совместной деятельности приезжали на Курилы уже трижды. «Они выбрали пять перспективных направлений — морскую культуру, сельское хозяйство, утилизацию отходов, энергетику и туризм. Но из группы в 65 человек примерно 5 бизнесменов, которые на каждом острове меняют направление. Это, что ли, серьезный подход?» — иронизирует Вьюговский.

Вот, например, продолжает директор «Докера», японцы предлагают построить теплицу. «Но Сахалинская область и сама может это сделать, просто они нерентабельны. Теплица бытового назначения 3 метра на 6 — это мало, а продукцию из промышленной теплицы некуда девать», — говорит он.

Получается, что торговля с японцами нужна только местным жителям: «Люди просят открыть большую японскую торговую базу, ведь тогда будут качественные продукты, а то пока мы едим овощи, выращенные китайцами в Приморье. Только фирмачи наши, конечно, против».

— Я за то, чтобы были у нас японские лекарства. И японские магазины, а то у нас [ужасные] товары по безумным ценам, а хлеб из Владивостока везут, — подтверждает его слова местный житель Анатолий Момотов. Многодетная мать Зазнобина по понятным причинам хочет, чтобы японцы построили на Кунашире «что-то медицинское, чтобы их специалисты тут работали».

Оксана Ризнич то ли шутит, то ли всерьез говорит, что при желании и сейчас можно заказать в Японии суши и к вечеру их привезут. «Раньше южно-курильские дамы развлекались тем, что ездили в японские казино. Для этого просто нужно было купить паспорт моряка, но сейчас с этим стало строже», — рассказывает она.

Но пока совместный бизнес не позволяет вести законодательство, прежде всего японское.

Японские товары возят с Хоккайдо моряки, но таможенные правила все время ужесточаются — с января 2019 года по закону один человек может провезти только 25 килограммов. «Сейчас можем с тобой прийти в магазин и купить японского виски втихаря по бешеной цене. Японское у нас в магазинчике разбирают быстро. Хотя после дефолта 1998 года стало дорого покупать японское, все равно покупают. У меня у дальней родственницы муж — капитан, так у них дома весь комплект продуктов японский, начиная с йогуртов», — говорит Киселев.

В 90-е же, по словам Киселева, пароходы шли в Немуро с рыбой и морепродуктами, а возвращались полные телевизоров и кастрюлек: «Была полная вакханалия. Местным жителям было дешевле и выгоднее покупать японские товары, и никто не считал и не проверял, что ввозили. Сейчас у японцев бизнес угас, и в Немуро, как и на всем побережье Хоккайдо, кризис, дома стоят заколоченные».

Теперь жители Курил стараются заказывать крупные вещи — технику, мебель — по интернету во Владивостоке. «Местные предприниматели месяц назад новому мэру на совещании жаловались и просили запретить товары из Приморья возить. А я говорю: «Ты мне диван за 30 тысяч предложил, который во Владике продают за 3,5 тысячи и за доставку еще 10%». Один помолчал и говорит: «Ну, как-то мы должны жить?» — говорит Киселев. — Но почему за счет меня?»

Муж Валентины Нефедовой утверждает, что запчасти для машины в Южно-Курильске продают с накруткой от 150 до 300%, поэтому ему их присылает друг из Владивостока.

Перспективной отраслью могло бы стать рыборазведение, которым в России заниматься не умеют или не хотят. «Японцы хищную рыбу, которая ест икру и мальков, в реки никогда не пускали, а наши не ставили рыбоучетные ограждения, и сейчас лососевых не осталось. Корюшка исчезла, камбала скоро исчезнет, половины колючего краба нет, гребешок исчез. Разве что навага осталась», — рассказывает сотрудник музея Авдеев.

А ведь совместная жизнь с японцами на Курилах уже была. Русские впервые приехали жить на Курильские острова в 1945 году, когда Советский Союз захватил их, напав на уже объявившую о капитуляции милитаристскую Японию. Сразу выселять их не стали и несколько лет жили на островах бок о бок. «Мы высадились на Кунашир в числе первых семей, мне тогда было 4 года. Нас поселили в Алехино, только кормиться было нечем, рыбу ловить не умели, зимой в бараках было невозможно жить — холодно», — рассказывает Жилинская.

Японцы, которые застали совместную жизнь с новыми советскими соседями на островах, отзываются даже о солдатах только положительно. Русские отвечают им тем же. Может быть, потому, что боевых действий на Южных Курилах не было.

Мать сотрудника краеведческого музея Авдеева, терская казачка, приехала на Кунашир со Ставрополья и ничего не знала ни про японцев, ни про ловлю рыбы. Японцы из деревни Тятино (как и Алехино, оно уже не существует) научили и его мать, и других новых соседей не ловить лососевых в реке, не есть голову у сайры, но есть бакланов. «Учили всему, даже вежливости», — восхищенно говорит он.

Анатолий Момотов приехал с родителями в 1946 году на Сахалин (там, как и на Курилах, несколько лет русские жили вместе с японцами) в телячьем вагоне из Краснодарской области. «Хотя Сталин был палач и негодяй, льготы здесь были очень большие, а у японцев были хорошие дома с телефонами, электричеством, водопроводом. Семьи переселенцев приходили в дом к японской семье, говорили им: «Берите узелок и валите жить в хибары китайцев», а всю утварь оставляли себе», — рассказывает он.

Семья Момотова поселилась в европейской половине большого дома зажиточного японца — сам хозяин бумажного комбината остался в японской части строения. Отношения с японцами, по словам Момотова, были хорошие — русские только удивлялись, как японки ходили с детьми, привязанными сзади, и с бочкой с водой на голове. «Чертова сатана! Даже не поймешь, идет она или воздух ногами месит», — говорила его мать.

шелковые кимоно распарывали на юбки и блузки. «Моя мать по дороге на родину остановилась в Москве в отеле и продавала вещи. Трельяж, например, купила балерина, которая приехала с заместителем Берии. Отчим тогда стал белее, чем столик. Фарфор тонкий толкли, чтобы куры лучше неслись. Ну, такой наш народ», — рассказывает Момотов. Синтоистские храмы, по его словам, разрушили почти сразу.

С 1947 по 1949 год японцев начали депортировать — сначала уехали айны, потом обычные японцы, последними оставались специалисты и врачи. «Оставляли специалистов, тех, кто владел русским языком или работал на электростанциях. Например, на острове Зеленый, где китов били, стоял американский холодильник. Японцы наших обучили, те поехали на материк, сдали экзамены и только потом этих японцев вывезли. Еще японские женщины забирали с собой детей от браков с советскими военными», — рассказывает Авдеев.

Была ли это насильственная депортация по приказу Сталина или японцы сами решили забрать своих с потерянных островов, до конца неясно. Член совета Сахалинского отделения Русского географического общества Татьяна Чайченкоутверждает, что японцы издавали у себя специальные акты — ныне засекреченные — о репатриации населения с островов. Советская власть предлагала японцам остаться, но при условии принятия советского гражданства. Никто не согласился, но и уезжать с родного острова хотели не все. По воспоминаниям Момотова, депортировали под управлением чекистов насильно, женщин раздевали догола, проверяя, чтобы никто не брал с собой ценностей.

Японцы считают южную часть Курильских островов своими исконными территориями и ссылаются на первый русско-японский договор, заключенный в 1855 году. Тогда граница прошла по острову Итуруп, и до начала сентября 1945 года Кунашир, Шикотан, Итуруп и Хабомаи были японскими. Токио настаивает, что оккупация южных Курил произошла уже после того, как Япония сдалась, а потому странам стоит вернуться к условиям договора 1855 года или хотя бы к не подписанной самим японцами Московской декларации 1956 года, по которой СССР готов был отдать Японии Шикотан и Хабомаи в обмен на вывод американских баз.

В России на курильскую проблему смотрят совершенно по-другому. Официальную российскую позицию по курильскому вопросу мне излагает историк Чайченко.В 1875 году, напоминает она, в Санкт-Петербурге был заключен еще один договор, по которому Россия получила освоенный ею с помощью каторжан Сахалин, а все Курилы отдала Японии. «Мы бы и по настоящее время жили в таких границах, но в 1904 году японцы сами напали на наш Порт-Артур, получили по итогам войны Южный Сахалин, а в 1920 году, пользуясь тем, что у нас шла гражданская война, оккупировали север Сахалина, откуда вывезли нефть, уголь и лес на 55 миллионов долларов», — рассказывает она.

Мы разговариваем с Чайченко в здании краеведческого музея, расположенного в одном из немногих сохранившихся в Южно-Сахалинске японских зданий. Именно его тиражируют как главный символ города на сахалинских сувенирах.

По мнению Чайченко, нападениями на Россию в 1904 и 1920 годах японцы сами отказались от Курил, автоматически аннулировав все договоры, подписанные прежде. «Только в своих буклетах они об этом не пишут вообще и с 1875 года сразу перескакивают на 1945-й. Поверьте мне, я как историк хотела объективно взглянуть на проблему, но оказалось, что для Японии эта тема лишь политическая игра, ведь в 90-х годах про территориальный спор никто в Японии и представления не имел», — говорит она.

Чайченко напоминает про японский милитаризм, в результате которого были уничтожены десятки миллионов китайцев, в том числе зверским способом, говорит, что в Японии об этом не пишут в учебниках, да и вообще военные преступления там почти никто не признает.

— Но ведь милитаризм был направлен в основном против США и азиатских стран, — аккуратно возражаю я.

— Не только! У них был план нападения и на Советский Союз.

— А почему? Был пакт о ненападении, и каждая из сторон могла в любой момент его денонсировать, что в апреле 1945 года Советский Союз и сделал. Мог бы и раньше, ведь за время войны японцы потопили в Тихоокеанском регионе больше 20 наших торговых судов. Можно сказать, что японцы его денонсировали фактически. А не напали они на Дальний Восток потому, что там стоял миллион наших войск, — говорит Чайченко.

По ее словам, те историки, кто утверждает, что фронт был оголен переброской войск под Москву, забывают, что японская разведка об этом так и не узнала. «Примкнув к нацистской Германии, Япония стала непосредственным врагом нашей страны, а сейчас они просто хватаются за соломинку. Ведь оккупация Курильских островов и Сахалина прошла четко по Ялтинскому соглашению, и американский генерал Макартур в своей директиве 677 четко указал несколько основных островов, которые оставались Японии, и Курил среди них не было», — как по писаному докладывает сахалинский историк.

— Но ведь и Окинавы не было? То есть по статусу это была такая же территория, как южные Курилы, но американцы-то ее в итоге отдали, — продолжаю я спорить.

— Почему же они тогда не уходят оттуда? — отвечает Чайченко, имея в виду американские базы, стоящие на переданном японцам в 70-х годах острове Окинава.

— Почему мы вообще должны идти на поводу у страны, которая проиграла войну и отличилась милитаризмом. Мы, что ли, на нее собирались нападать? А если и напали, то из альтруистических соображений, потому что у них был милитаризм и они собирались напасть на нас.

Неизвестно, руководствовался ли Сталин хоть раз в своей жизни альтруистическими соображениями, нобольшинство жителей Курил согласны с мнением Чайченко. Они и вовсе считают острова исконно русскими, поскольку коренные жители Курил, айны, еще в XVIII веке приняли православие и начали платить Российской империи налоги. При этом первые русские поселенцы на Курилах появились только в 1945 году.

Про айнов сторонники исконно русской истории Курил любят еще говорить, что японцы их всегда вырезали и за людей не считают. Тем не менее советская власть в 45-м году депортировала (или позволила уехать) православных айнов еще раньше, чем японцев. Сейчас несколько десятков тысяч айнов живут в Японии. Директор заповедника «Курильский» Кислейко рассказывает, что в 1989 году на Кунашире проходило празднование 250-летия открытия Курил, на которое «приехала глава всех айнов». «Ей от Японии была заготовлена какая-то речь, но, выйдя на трибуну, она сказала: «Русские, не отдавайте Курилы японцам, ведь они поступят точно так же, как поступили с нами, которых увезли с Курил». После этого ни одного айна на Курильскую землю больше не пускали», — утверждает Кислейко.

Ихтиолог-японист Николаич родился в Севастополе, в юности работал там в секретном дельфинарии «за двумя рядами колючей проволоки». «Дельфины — звери умные и прекрасные. Водолазы учебную торпеду, штуку дорогую, ищут две недели, а дельфины — два часа. Я четыре года отработал в лаборатории физиологии, задач было много — изучали, например, как афалина ведет себя в пресной воде и, наоборот, очень соленой».

— Их хотели использовать в Персидском заливе для обозначения мин, но в итоге обошлись без них.

На Кунашир Юрий Николаевич приехал в 1986 году работать в природный заповедник «Курильский». В 90-х, когда на остров начали приезжать японцы, он записался в кружок японского языка, который вел какой-то сотрудник спецслужб из Горячего пляжа. Для Николаича японский — это скорее хобби, «чисто мозг напрячь, с ребятами пообщаться и узнать что-то новое».

Учить язык он каждый год ездит в Саппоро. «Занятия серьезные, по 6 часов в день в будни, есть и культурная программа — без навязывания, без пропаганды», — говорит Николаич. В Японии он познакомился с переводчиком Такеши Осимой и бизнесменом Дзюнъити Сато (героями статьи «Новой газеты» про жителей японского города Немуро). «Офигеть, какой маленький земной шар! Сато-сан знает русский уже очень хорошо, он умница. Когда я работал в рыбинспекции и свободно ходил в Немуро по паспорту рыбака как ихтиолог, то мы всегда с ними пересекались», — рассказывает Николаич.

Кроме Николаича, японским на Кунашире интересуется не так уж и много людей: по его словам,

— А зачем вообще наши ездят в Саппоро язык учить? —уточняю я у журналиста Киселева.

— Ты как спросишь, так у меня давление вырастет! — вскрикивает Киселев. — Хер знает зачем! У меня сотрудница требует дать ей отпуск в июле, когда курсы будут. 55 лет ей, тоскливая жизнь у нее, мужа похоронила. Ну, едет отдохнуть, а за это 8 часов учит язык. Но я ей отпуск не даю!

Главный редактор явно не разделяет лингвистическое рвение соседей по острову. «Ирина Александровна, заместитель по науке в заповеднике «Курильский», ездит в Японию каждый раз. Она дама со странностями. Каждый раз просит уступить ей место у иллюминатора, мол, рисовать ей надо. А потом она перед ними выступает и говорит: «Вот у нас на Кунашире только одно какое-то такое дерево, а у вас — я видела с высоты — тысячи». Они сидят в ладоши хлопают. Я говорю ей: «Ирина, что обозначает твое сравнение, ты решила позаигрывать с ними? Тебе нельзя быть руководителем общей группы, ты ведешь себя неправильно. Если любишь их так, то переезжай и там живи» — бесится журналист.

Еще, по словам Киселева, чтобы закрыть дырку, организаторы с российской стороны набирают кого попало: «Молодые ездят наглые, особенно с Итурупа, поедут и гульки там устраивают. Стыдно перед японцами даже».

Курсы японского в Саппоро — часть масштабной программы безвизовых обменов, которая действует с 1992 года. Хотя инициатором в свое время выступил Михаил Горбачев, весь проект тащат на себе японцы. Они полностью оплачивают как поездки японцев на Курилы, так и визиты русских к себе. Местные чиновники воротят от японцев и безвизовых поездок нос, но сами с удовольствием катаются в Японию, а главное, боятся лишить курильчан возможности съездить за рубеж и закупиться качественными товарами.

С российской стороны безвизовые поездки с 2014 года организует бывший военный и директор «Докера» Вьюговский. Вместе с отцом-военным в детстве его помотало по стране и по миру: 4 года в Восточной Германии, 6 лет в Грузии, 4 года в Монголии и, наконец, Львовская область. «У меня было отравленное юношество, русские всегда были там людьми второго сорта, и мы, дети военных, держались обособленно», — говорит Вьюговский. Похоже, из-за непростого детства на Западной Украине Вьюговский невзлюбил не только украинцев, но и японцев.

Вьюговский пошел по стопам отца, в 1999 году оказался на Курильских островах, потом вышел на пенсию и остался здесь. Одна дочь у него в Подмосковье, вторая — лейтенант Российской армии в Самаре, сын пока на Кунашире.

— На пенсию я вышел в 2014 году, дети повзрослели, мотаться по стране надоело, а здесь в принципе неплохо, ведь у меня небольшие запросы к цивилизации — кроме водопровода и канализации ничего не нужно. Лучший муж — это три «тэ»: тапочки, тахта, телевизор. Я такой домашний, — рассказывает Вьюговский, который как-то живет на Курилах даже с аллергией на морепродукты.

По словам Киселева, всего жители Курил съездили в Японию 11 тысяч раз, а японцы на Курилы — 26 тысяч. Многие ездят неоднократно — сам Киселев был в Японии уже 26 раз.

— А зачем вы так часто ездите? — невинно спрашиваю я, но Киселев снова взрывается.

— Я стоял у руля этого процесса, пока работал в администрации! Кто рассказал всей России об этом?! На Сахалине сначала на это положили и не интересовались, а потом увидели, что это интересная поездка, да еще и за счет японского правительства (поездка каждого курильчанина обходится японцам в 5 тысяч долларов — прим. «Новой газеты»). Теперь «государственные туристы» с Сахалина ездят в каждую поездку, — рассказывает Киселев и жалуется, что потом чиновники пишут на организаторов кляузы.

С Курил в Японию ездят как простые обыватели, так и учителя, музейщики, экологи, историки. Курильские школьники, по словам Киселева, стоят в очереди в три ежегодные группы по 65 человек.

Вьюговский уверен, что японцы таким образом пытаются «использовать мягкую силу». Получается, судя по всему, не очень.

— Это, вообще, хорошее дело-то? —уточняю я у Киселева.

— Дети видят, что окурки не надо бросать на улице, хотя взрослые все равно бросают там окурки, но и взрослые смотрят другую культуру, как живут японцы.

(продолжает) На шару поехали, выпили, пожили в шикарных номерах, отоварились в Немуро в большом магазине. Я сам всегда брал продукты, начиная с овощей и заканчивая мясом, потому что у них все качественное, они о здоровье нации думают.

Киселев рассказывает, что один раз два российских делегата отказались приходить на банкет из-за политической преамбулы, которую всегда готовят японцы: «Они еще нам сказали с вызовом: «А вы будете еще после этого пить и жрать!» Я им напомнил, за чей они счет тут находятся и как поедут обратно. Ну, они пошли протестовать к себе в номер, на чем все и закончилось».

В Россию же из Японии приезжают каждый год 2–3 делегации, посещающие старые кладбища, около 7 групп преемников (детей и внуков бывших жителей), 3–4 туристические делегации, а также ученые, историки, бизнесмены. «Жителям Южной Японии вообще плевать на «территориальную проблему», они приезжают чопорные и настороженные, а потом уезжать не хотят», — говорит Вьюговский. Он уверяет, что из Японии постоянно приезжают одни и те же жители как для создания массовости, так и для получения прибавки к пенсии

— Глава делегации — всегда для картинки какой-нибудь бывший житель, который прочитает по бумажке слова о надежде на решение территориальной проблемы, а потом все бегут выпивать. Ерунда и бутафория, — говорит он.

— Это святое во всех культурах — посетить могилы родственников. Ну, так никто не запрещает ездить, мы содействуем во многом. Но почему им упорно каждый год хочется в закрытые районы? — удивляется Вьюговский, похоже, не понимая, что предки не могут встать из земли и перелечь в открытый для посещения участок.

Хотя некоторые японцы считают, что толку от безвизовых поездок немного, они остаются для японцев гарантированной и бесплатной возможностью посетить могилы, что по японской традиции нужно делать каждый год. «Если этого не будет, то порвутся всякие точки соприкосновения, а пока народная дипломатия — это хоть какой-то результат», — говорит Николаич.

России, по словам Вьюговского, безвизовые поездки тем более не нужны. «Поэтому и наше участие нулевое. Пока тут на голом энтузиазме прикрываешь дальние рубежи отечества, приходится еще и соблюдать межгосударственные договоренности. Но лучше бы просто выдавали визы тем курильчанам, которые хотят съездить в Японию (сейчас житель Курил получить визу в Японию не сможет, так как эти территории Токио не считает заграницей, а в безвизовые поездки отправляются по общегражданскому паспорту — прим. «Новой газеты»). Больше ничего не надо», — говорит он.

— 19 тысяч нужно заплатить за бесплатную поездку на Хоккайдо и 25 — за поездку, включающую посещение Токио.

— А почему за поездку на юг дороже? Документы-то те же! — поражаюсь я.

— На юг круче, и наши считают, что имеют право взять дороже. Может, это и правильно на самом деле, — отвечает Николаич. — Ведь если бы было бесплатно, то желающих было бы слишком много. Раньше-то мы платили эти же деньги за проезд на плашкоуте до японского корабля (речь идет о 500 метрах — прим. «Новой газеты») и давали квитанцию, которую потом можно было предъявить на работе для компенсации.

— Но это же просто грабеж!— не унимаюсь я.

— Да, но иначе они в любой момент это прикроют, и все. Многие возмущаются, но что поделать — так решили депутаты, избранники, — отвечает смиренный Николаич.

Иногда Вьюговский позволяет себе над японцами подшутить. В его ведении находится построенный японцами Дом дружбы (ныне просто гостиница). «Они нам его передали в дар, потому что не имеют права владеть тут собственностью, но до сих пор требуют, чтобы, когда там живут их безвизовые делегации, мы больше никого туда не селили. Нас это сковывает. Однажды я позволил себе вольность подселить к японцам казачий хор, который больше негде было разместить. Они не рубали шашками, не пили и не гуляли, а японцы даже на их концерт сходили», — рассказывает Вьюговский и удивляется, что японцы потом ему сказали, что больше такого испытывать бы не хотели.

Директор «Докера», серьезный вроде бы человек, показывает мне фотографию бутылки армянского коньяка «Адам», который он хотел подарить японцам в качестве алаверды за сакэ. Бутылка имеет форму фаллоса.

— Это работа, что поделаешь. Я сам говорил: «Зачем вы меня ставите, я же им в глаз ткну, когда напротив посадите». Да, они мне не нравятся. Тем, что они претендуют на нашу территорию, и тем, что везде проталкивают свои интересы. Каждый год они настаивают на проведении на Курилах своего опроса с вопросиками вроде «По российским или японским законам лучше проводить совместную экономическую деятельность»,

Вьюговский может критиковать японцев бесконечно, рассказывает, что японцы по-прежнему ведут промысел китов, то есть плюют на экологию, что они отказываются вставать к причалу в Итурупе, потому что он был построен корейцами, утверждает, что в японских школах не говорят, что атомную бомбу на их страну скинули США, а намекают, что это сделал СССР. Недоволен Вьюговский и тем, что японцы ничего не ответили ему на просьбу взять на лечение «сгорающую от онкологии девушку» По его словам, серьезного и затратного лечения японцы вообще не оказывают (о том, что японцы вообще не обязаны бесплатно лечить жителей Курил, он умолчал).

Киселеву, который хоть и патриот, но иногда печатается в японских газетах (там о жизни на островах рассказывает все вплоть до мелких деталей), Япония нравится, но, на его взгляд, люди там слишком преклоняются перед американцами, а «проблем там до фига, может, больше, чем в России».

— Это каких же? — удивляюсь я.

— Да в том же здравоохранении и образовании. Допустим, дети с 1-го по 4-й классы у них дежурят по школе, даже туалеты моют. Это для нас нонсенс!

Не любит соседей и Оксана Ризнич. У нее есть хорошие знакомые в Японии — как и все местные, она по старой памяти заезжает в магазин Идзуми Тэцуи, который в Немуро торгует техникой для русских. «Я выросла в мире, в котором не было российского телевидения, но ловило японское, поэтому с «Челюстями» и «Кинг-Конгом» я ознакомилась на японском языке, и мне поэтому понятна их мимика и жесты, которые непонятны обычному европейскому человеку», — говорит она.

По мнению Ризнич, русские люди толерантнее японцев, они хоть и называют кого-то чурками, но живут с ними, а японцы просто никого не принимают. «Я как-то покупала в Японии горный велосипед и говорила с продавцом по-английски, но когда в какой-то момент я сказала, что я русская, да еще он увидел бирку безвизовой делегации, у него поменялось лицо, презрительно выкатились губы. Это надо было видеть», — рассказывает бывший главный редактор.

Не все жители Кунашира относятся к японцам так, как Вьюговский или Ризнич. Например, Валерий Авдеев нашел на старом японском роднике две красивые чашки с аистами и водорослями и подарил их японцу, которого в 4 года вывезли с Курил. «У него аж слезы из глаз потекли: «Валера-сан, ты такой подарок мне сделал, я никогда не ожидал, что со своим прошлым встречусь опять». Для меня радость, ведь его предки тут жили, он не виноват», — рассказывает сотрудник музея.

Но даже такой хороший человек ждет от японцев подвоха и не хотел бы с ними жить. «Да, я согласен, что у них есть моральное право на эти земли, что у них поколения тут жили, но когда я с японцем разговариваю, и он вроде отлично ко мне относится, я все равно не знаю, что у него в голове, у него же совсем другое мышление», — говорит Авдеев и вдруг переходит к теме украинского национализма. — Я был на Украине в 72-м году, и эту штуку, которая сейчас там творится, уже в то время понял. А теперь ничего себе до чего докатились, если они на майдане подпрыгивают и кричат, что москаль — дурак».

По наблюдению Авдеева, когда он бывает в Немуро, японские старики, проезжая мимо на велосипеде, смотрят на него «с презрением и злобой, будто он медведь, вылезший из тайги».

Николаич, у которого в Японии много друзей, уверяет меня, что к его причуде уже все привыкли: «Если и было какое-то шипение, то прошло, сейчас нет никаких проблем». Но есть на острове и настоящие изгои: Михаил Лукьянов и Анатолий Момотов, которых называют «черными копателями».

Про первого мне рассказывает Оксана Ризнич: «Было в 90-е общество «Земляк» и предводительствовал там Лукьянов. Он человек одиозный, занимал абсолютно прояпонскую позицию, просил политического убежища в Японии, но его туда не взяли». В конце 90-х годов Лукьянов, который был тогда председателем местного Совета депутатов, просил ООН передать Курилы Японии.

Пообщаться с Лукьяновым не удалось (сейчас почти никто в поселке с изгоем не общается и не знает номер его телефона). У его друга Момотова дом по меркам здешних мест очень необычный — внутри все стены в картинах, шкафы ломятся от японских артефактов: ваз, склянок, грузиков для сетей, тарелок. В гостиной стоит японская печка, висят африканские маски, штурвал и плакат: «Добро пожаловать в сумасшедший дом».

К японцам Момотов относится уважительно, но высказываний о необходимости вернуть Курилы Японии не допускает:

В 50-х годах на Курилах решили уничтожить все следы пребывания японцев на острове, поэтому сейчас на Кунашире люди живут только в 5 населенных пунктах (из них два военных городка), хотя японские деревни были по всему периметру острова. Момотов и Лукьянов копают землю там, где жили японцы. «Я закончил школу на Сахалине, потом мореходное училище, хоть мне и влепили антисоветчину за то, что я на комсомольском собрании выспался. Когда увидел Шикотан, то обалдел от восторга, узнал, что в колхозе «Родина» на Кунашире кадры нужны как воздух и остался», — рассказывает Момотов.

После распада Советского Союза он ходил в Японию сдавать краба и ежа и «общался с разными японцами, из тех, которые интересуются нашей культурой».

— Конечно, на свист постоянно брали, осмеивали, говорили: приходи, вскопай мне огород за две бутылки водки. Но зачем мне их огород, мы-то знаем, где какие деревни были, — отвечает Момотов. Пока он описывает свою родину Геленджик как сточную канаву, Зарукин находит на полке старую гирю для весов, и Момотов объясняет, что выкопал ее прямо в Южно-Курильске.

Момотов полагает, что ненавидеть их с Лукьяновым начали после того, как однажды они копали на месте одной бывшей японской деревушки, а туда приехала японская делегация посетить места захоронений. «Когда мы им отдали то, что накопали — это ведь их место было, на нас начали орать сопровождающие. Мишка чуть в морду не дал одному. С тех пор пошла молва, что мы готовы с потрохами японцам продаться», — говорит «черный копатель».

— Еще про Лукьянова говорят, что он столько накопал, что у него в мешках золото лежит. Японцы и правда все дорогое где-то прятали перед депортацией, но это мы никогда не найдем.

Момотов рассказывает, что когда он высаживает в своем палисаднике красивые японские цветы, то их обязательно зальют или помоями, или отработанным маслом. Вот и сейчас, в феврале, кто-то будто специально накидал снег прямо на участок Момотова.

— Наше население ездит в Японию по безвизу на хорошем судне, живут в хороших гостиницах, скупают товары, а потом кричат, что японцы — падлы, суки и негодяи. Если такая ненависть, то зачем оно мчится в Японию?

— Те, кто тут больше всего кричат о патриотизме, и палец о палец не ударяют, чтобы улучшить здесь жизнь, а наоборот, хотят нахапать и скорее свалить, — комментирует присутствующий при разговоре Зарукин.

У директора природного заповедника «Курильский» (расположен на Кунашире, островах Демина и Осколки) Александра Кислейкоесть свой план, как заставить японцев отказаться от идеи вернуть себе острова.

В 2015 году на Кунашир по безвизовой программе приехала группа японских научных сотрудников. Вместе с ними на встречу с Кислейко явился и молчаливый сотрудник японского МИД господин Хирохато. «Я предложил создать единый природный комплекс, причем учитывая, что они не признают границу, назвать его хочу Курило-Хоккайдским. Ради животных создать, учитывая, что птицы и морские млекопитающие не знают границы», — говорит Кислейко.

Когда мы договаривались об интервью по телефону, Кислейко упомянул, что у него в кабинете есть Владимир Путин и рыбный филин. Не соврал — на стенах висели фотографии обоих.

— Это ваши любимцы? — уточняю я.

— У руководителя федерального учреждения обязательно должен быть портрет президента, а в животном мире для меня рыбный филин имеет первостепенное значение. Не потому, что он очень симпатичный, а потому, что его стоит спасать и сохранять, — объясняет директор заповедника.

всего 200 штук, и обитают они как на севере японского острова Хоккайдо, так и на Кунашире. По словам Кислейко, рыбный филин — национальный идол для японцев. «По токованию и визуальному наблюдению фиксировались залеты рыбного филина на Шикотан, а попасть туда с Кунашира эта оседлая птица не могла, так что я считаю, что он прилетел с Хоккайдо по островам Малой Курильской гряды», — самозабвенно рассказывает Кислейко. — Каждый птенец кольцуется, и, когда мои филины полетят в «Сиретоко» (японский национальный парк на Хоккайдо — прим. «Новой газеты»), только тогда все поймут, что это единый комплекс».

Еще одна важная для соседней страны птица — японский журавль — зимует на Хоккайдо, а гнездится и выводит птенцов на территории заповедника «Курильский», лежбища сивуча находятся на островах Осколки, а на кормежку они и в Японию заходят. «Очень все у нас переплетено и взаимосвязано в природе, но нет понимания в государственной принадлежности островов», — распаляется директор заповедника.

Кислейко рассказал господину Хирохато и про Беловежскую пущу. В этом заповеднике, который он считает «достойным примером из международной практики», Кислейко трудился 16 лет, в том числе и главным охотоведом. «Беловежскую пущу разделили пополам между Беларусью и Польшей, обе страны считают ее национальным достоянием и никто не спорит про границу. Что было сделано мудро? Было подписано соглашение, по которому населению, проживающему в пределах 30 километров, разрешили свободно переходить границу, а также закрепили юридически, что ученый совет «Беловежской пущи» с каждой стороны включает как минимум трех ученых из другой страны, которые могут диктовать свои условия».

По словам Кислейко, если объединенный Курило-Хоккайдский комплекс включить в ЮНЕСКО («Сиретоко» уже и так состоит там), то «для обеих стран будет сложно изменить там что-то в худшую сторону», и «эта территория на веки вечные сохранится в первозданном виде».

От передачи же островов Японии, уверен Кислейко, природе Курил станет намного хуже, потому что японские ученые не могут дать гарантии, что новые власти не превратят девственные Курилы в промышленным комплекс. «В душе они рады, что эта территория не японская, и Россия огромные средства и силы вкладывает в охрану. Все же в Японии промышленное освоение стоит выше охраны природы. Например, там часто бьются птицы об ветряки, и ни один еще не перенесли по просьбе ученых», — считает Кислейко.

Директор даже готов решить проблемы с наличием в заповеднике военных. «Пусть сначала уберут американцы с Окинавы базы, конечно, но, вообще, я тоже против военных. Когда у меня японские журавли гнездятся, то я мораторий тишины делаю — ни один военный не выстрелит. Я считаю, что это тоже вопрос государственной важности. Вот когда птенцы появились, то я говорю: «Ладно, можете пострелять», — рассказывает он.

— Тогда СМИ всего мира облетело мое предложение, и все поддержали, хотя Минприроды мне и сказало, что вопрос преждевременный. Хирохато же дал мне визитку, и я написал на его почтовый адрес текст, согласовав его с Минприроды. Не знаю, была ли эта визитка ширмой, но мне ответа так и не пришло.

Хотя Кислейко не хочет называть свою идею политической, но проговаривается: «Курилы — это Росcия [не только] по итогам Второй мировой войны, но и исторически. Вообще-то, ясак собирался даже с северной части Хоккайдо, так что и этот остров — историческая часть России, но никто это не озвучивает. Поэтому мое предложение как раз для того, чтобы никто не спорил ни про север Хоккайдо, ни про эти четыре острова. Политики никогда не найдут решения, а мое предложение даст возможность народам Японии и России гордиться тем, что эти территории не смогут тронуть ни Россия, ни Япония, а границу поменять никому не удастся».

— А вообще, у меня две темы для интервью! Я как гражданин Беларуси мог бы рассказать о процессах интеграции между нашими двумя странами в рамках Союзного государства», — предлагает Кислейко, но я вежливо отказываюсь.

Пока природную тему Кислейко в оборот не взяли, курильский подъем обеспечивают каратисты. В подвале Дома быта, неказистого двухэтажного советского домишки, находится зал южно-курильской федерации каратэ.

Директор причального комплекса и морвокзала в Южно-Курильске Павел Кучеров, переехавший сюда в 2011 году с Сахалина, вывез из подвала с сыном Ильей (двукратный чемпион Европы, победитель Кубка мира) 34 машины мусора. В этом году семья каратистов собирается строить новый зал с номерами для проживания спортсменов и туристов.

Кучеров-младший приехал за отцом на Курилы из Москвы. «Я так сильно полюбил Курилы! Я живу для того, чтобы на этом острове всем было классно. Просыпаюсь с утра и понимаю, что день снова будет классный и ударный!» — вступает в разговор сын. В Москве у него осталась квартира, но его туда не тянет.

— Да, в Москве в пробку встал, и все. А тут все, что запланировал, все успел, — соглашается Кучеров-старший.

— И очень многие вопросы можно решить, просто позвонив кому-то. Здесь мы живем большой дружной компанией, где все другу друга знают, уважают, все улыбаются и помогают друг другу. Здесь еще людям друг на друга не наплевать, — брызжет позитивом младший.

Павел Кучеров в советское время служил на Горячем пляже, а вернулся на Кунашир, когда жену назначили сюда нотариусом. Здесь он развернулся на полную мощность: «Вообще, все, что на острове связано со спортивной деятельностью, — это наше детище. Здесь ничего не было, пока мы сюда не приехали, только мяч пинали и шайбу катали во дворах. Не было залов, и мы первые тренировки проводили в актовом зале мэрии. Я загнал спорт в правильную вертикаль, и теперь у нас все работает правильно».

Сейчас Кучеров-старший — президент федерации бокса, а его сын Илья — федерации каратэ. За несколько лет Кучерову-младшему удалось подготовить спортсменов высокого уровня — двух кандидатов в мастера спорта и уроженца Кунашира Ивана Фурмана, который в 14 лет выиграл молодежную Премьер-лигу в Канкуне и занял второе место на первенстве России. Неплохой результат для острова с населением 8 тысяч человек.

Сейчас каратэ у Кучеровых занимаются почти 70 человек,

— Это слишком громко сказано. Спорт — это жизнь, это тот пласт, в котором ребенок живет, растет и воспитывает свой характер. Тем более здесь дети редко покидают остров, а у нас в прошлом году было 12 выездных соревнований, на этот год запланировано 13.

— Нет, с Японией у южно-курильских каратистов не очень хорошие отношения. Лет пять назад к нам приезжали четыре члена сборной Хоккайдо по каратэ стиля сётокан. Они и мы, новички на их фоне, показали свой уровень на показательных выступлениях. Быстро нашли общий язык — все прошло здорово, классно, рассказывает Кучеров-старший. Он предложил японцам устраивать в рамках безвиза матчевые встречи. «Это круто было бы, здорово, мы каждый год предлагаем это сделать, но как в стену стучимся, они просто тупо молчат», — недоумевает Кучеров-старший.

— Нам по барабану, японский или не японский. У нас президент — дзюдоист, а это тоже японский вид спорта. Мы в первую очередь этим продвигаем наш район и нашу область, — отвечает Кучеров-младший.

Недавно он решил возобновить спортивную карьеру, чтобы попробовать принять участие в Олимпийских играх 2020 года в Токио, где впервые будет представлен его любимый вид спорта. «Я просыпаюсь, живу им, это даже не работа, я просто кайфую от каратэ, без него это не жизнь!»

Отец же начал политическую карьеру. В сентябре 2018 года он избрался местным депутатом, но за полгода уже немножко разочаровался. «У нас на всех Курилах проживает 20 тысяч человек, и думал, мы в состоянии создать нормальные условия для людей. Но все немножечко пошло не так, я не думал, что государственная машина такая инертная и вязкая», — говорит Кучеров, — Хотя здорово, что я могу влиять положительно на жизнь в районе, помогать мэру улучшать район, воплотить какие-то идеи.

— Помог женщине оформить земельный участок на Шикотане, мы принимаем бюджет, по которому идут улучшения.

Разобравшись с кунаширским спортом, Кучеров решил взяться за туристическую отрасль. Здесь многие хотят развивать туризм, и про японцев в этом контексте не вспоминают. Пока что, по описанию Зарукина, до идеальной картины японского парка «Сиретоко» Кунаширу далеко: «Летом навьюченные рюкзаками люди приезжают сюда, распределяются по местному жилью, и начинается ходьба по туристическим маршрутам. Инфраструктуры практически никакой нет, и через две недели люди с растяжениями, переломами и испорченным настроением уезжают домой».

По словам Ризнич, которая уже 10 лет пытается пролоббировать постройку в Южно-Курильске для туристов красивой набережной, мало кто из россиян хочет ехать на Курилы. «Если провести опрос, то упоминают Камчатку, Карелию, Кавказ и Алтай. Через Итуруп проходит 1500 туристов за год, по сравнению с Японией это очень мало, но если запускать здесь туризм, то возникнет вопрос антропогенной нагрузки», — говорит она.

Пока с сервисом на островах проблемы — в Южно-Курильске только несколько устаревших гостиниц. Но Кучеров-старший уже взял гектар на Горячем пляже на ванночках (в закрытом поселке ФСБ, между прочим), а его жена — у моря в местном дачном поселке. «Будем делать спортивно-туристическую базу и спортивный лагерь. Там будут проходить сборы, но будет и жилой комплекс на 10 коттеджей с мангалами, чтобы люди жили там в свое удовольствие», — хвалится он.

В 1956 году острова Шикотан и Хабомаи едва не вернули — Хрущев был на это готов, но японцам запретили соглашаться американцы. Жители Советского Союза и Курил об этом тогда не узнали. «Про Московскую декларацию я узнала в 2000 году, мы вообще были не в курсе, хотя суета шла, со всех островов Хабомаи выселили людей, [поселки] Серноводск и Тятино закрыли, началась расформировка войск. Но почему, никто не понимал, все было под строжайшим секретом», — рассказывает Жилинская.

В последние месяцы после переговоров Путина и японского премьера Синдзо Абэ в ноябре 2018 года и январе 2019 года в СМИ активно заговорили про возможное заключение мирного договора именно на основе декларации 1956 года. На Курилах забеспокоились. «Мы здесь не любим тему Северных территорий, поскольку она навязла в зубах и заставляет нервничать, ведь для нас вопрос об отдаче не стоит. Когда в Японии начинает активно муссироваться эта тема, то мы не обращаем внимания, но сейчас мы встревожились. Тема зазвучала несколько иначе, ведь говорилось не о Северных территориях, а преимущественно о мирном договоре», — говорит Ризнич.

Забеспокоился даже такой непробиваемый патриот, как Вьюговский: «Сначала в эфире «России-1», когда тут в ноябре было землетрясение, ведущая сказала, что остров Кунашир японский. Потом Абэ начал говорить про два острова, федеральные каналы приехали сюда и требовали показать негатив, а потом еще ВЦИОМ приехал с опросом общественного мнения. Все это в кучу, и сумма набегает страшная. Я уверен, что передавать острова не будут, но запашок предательства пошел, все было на грани».

Очень не нравится Вьюговскому и то, что Путин так и не сделал ни одного четкого заявления в стиле «Курилы — наши, Японии ничего не дадим».

— Крым хохляцким не был никогда, но ситуация схожая, согласен. Но русские — самый воинственный народ, мы государственность создавали в войнах, и у нас период между войнами — это подготовка к следующей. Вот так. А если создать прецедент, отдав какой-то остров, то вся политическая карта Европы развалится.

Отдавать острова японцам на Кунашире в разговоре с журналистом не соглашается никто. Кто-то говорит, что негоже великой державе раздавать свои исконные земли. Те немногие, кто здесь родились, не хотят прощаться с родиной.

— Никакой отдачи не будет, Путина же растерзает население, если он подпишет такой документ, — уверяет меня главный редактор Киселев.

— За пенсионную реформу не растерзали, а тут растерзают? — хмыкаю я.

— Ну, это во-первых, — не спорит Киселев. — А во-вторых, Курилы — это стратегический объект, если отдать, то весь флот останется во внутреннем Охотском море и будет бездействовать (на самом деле эта причина актуальна только в случае потери Кунашира и Итурупа — прим. «Новой газеты»). Хрущев начудил, не разобравшись, а здесь полезных ископаемых сколько! В будущем начнут их разрабатывать, лет через 50.

Самым важным является месторождение рения, редчайшего металла, на Итурупе. Правда, освоить добычу рения из фумарольных газов вулкана Россия никак не может.

Даже японист Николаич против отдачи островов, хоть и с оговорками. «Это ужасно, если они решатся [отдать] Шикотан и Хабомаи. Это ведь Хрущев передал Украине Крым и готов был отдать часть Курил Японии. Хрущевская передача Крыма кончилась войной с Украиной. И что, теперь война с Японией?

— Статус Кунашира и Итурупа абсолютно такой же, как у Шикотана, потому что все эти острова до 1945 года всегда были японскими. И если признать это по двум островам, то сразу возникнет вопрос по остальным. Наши руководители сами не знают, как выйти из положения. Раньше четко говорили, что Курилы наши, мы их открыли. И, если честно, то, может, и правильнее так было, а то сейчас ничего непонятно, — считает Николаич.

Как и все мои собеседники, он уверен, что после отдачи Шикотана там сразу же появится американская база. Это боятся все. «На Кунашире и Итурупе нет ни одной закрытой бухты, где может базироваться флот, а на Шикотане — группировка нашего флота, которая позволяет контролировать проливы», — говорит Николаич о сторожевых кораблях, которые борются с браконьерами. Крейсеров и авианосцев на Курилах, конечно, нет.

Однако Николаич не считает острова исконно русскими и предлагает компромисс: «Можно использовать американский опыт и не вернуть или отдать острова, а реабилитировать их, оставив на них свои базы для контроля над проливами и сдерживанием США и Китая. Тогда американцам с их базой на Окинаве нечего было бы противопоставить такому зеркальному ответу», — говорит он.

«В 90-х годах здесь вообще мрак был. Одно время и я думала, что хорошо бы нас отдали японцам. Мы бы остались здесь, и у нас открылась бы дорога на Запад и куда угодно. Хотелось, чтобы для детей был открыт мир, чтобы они были более образованны», — признается мне Валентина Нефедова из пенопластового дома.

— Я узнала, что если отдадут острова, то Охотское море для нас закроется, а американцы построят тут свои базы! Раньше я этого не знала — думала: ну море и море. Но наша страна и так много пострадала, так тяжело живется нашему народу, и подвергать еще такой опасности нашу страну нельзя! Японцы очень общительные и на вид доброжелательные, но я читала в «Дубе и сакуре», что они очень коварные. Нам с ними жить не получится, и мне бы не хотелось, чтобы они тут были, — безапелляционно говорит Валентина.

Но когда она рассказывает о безвизовой поездке, то сразу смягчается: «Они очень прогрессивные, много добрых и открытых людей, они нас очень хорошо принимали, накрывали столы, показывали икебану, за нами ухаживали и любезно беседовали. Культура у них есть, конечно… Если бы отдали, то японцы, возможно, сделали для нас что-то хорошее, они же раньше пропаганду вели, что помогут язык выучить, адаптироваться в профессии. Может, это было бы интересно».

Вьюговский говорит, что знает немало людей, которые считают, что острова надо отдать, так как надеются получить компенсацию от японцев и уехать на материк. «Меркантильных интересов у каждого полно, а я лучше без штанов буду ходить, но даже пригоршню нашей земли не отдам», — уверяет меня бывший военный.

— Тех, кто готов отдать Курилы японцам, я называю недочеловеками, Хрен им. Мы никому ничего не должны, в том числе Японии! — вторит ему и другой военный Кучеров-старший.

«Они думали, что делать, если окажется, что 90% за Японию? Для чего это надо было вообще? Только лишний раз накалить обстановку», — говорит Вьюговский. Впрочем, по результатам опроса сторонников японских Курил оказалось только 2%.

«На Кунашире все пофигисты, ведь нас это не касается, это на Шикотане все из себя патриотов изображают, а если отдадут, и японцы привезут какую-нибудь мзду, то никто не откажется. Поэтому не знаю, зачем и проводить опрос, ведь необъективная информация будет», — говорит Киселев.

Тем не менее уже на пути в аэропорт мне посчастливилось найти одного «предателя». Таксист-азербайджанец Сахиб 20 лет проработал строителем на Сахалине и 18 лет на Кунашире, у него давно российское гражданство. «Я из Баку, я там и здесь себя на родине ощущаю, плохих отношений у меня тут ни с кем нет. Тут же все приезжие, скандалить с кем и за что», — говорит он.

— Думаю, правительство в Москве согласно отдать, поэтому и опрос ВЦИОМ затеяло, и эти теплые встречи Путина с Абэ проходят.

— Японцы же не выгонят, выдадут компенсации за выселение. Так вроде должно быть. Поеду в Баку тогда, Азербайджан — одна из лучших европейских стран сейчас.

— Здесь внимания никакого нет, дома строят, но фундамент уже два года стоит — деньги своровали. Одного губернатора посадили, мэра выкинули с работы под домашний арест. Я думаю, пусть бы лучше отдали. Я и на опросе ВЦИОМ сказал, что надо отдать.

Врач Зарукин родился в Якутии, за 30 лет трудовой деятельности поработал в Амурской области и на Сахалине, приехал на Кунашир полгода назад из «шкурного интереса» — попасть на стажировку в безвизовую программу для российских врачей, съездить в Японию за счет принимающей стороны и перенять их технологии. Для этого он и учит японский, а пока устроился на работу в больницу Южно-Курильска отоларингологом.

«Это нужно, чтобы попасть на Курилы и свободно тут перемещаться, а сама работа меня не особо интересует», — говорит он. Не интересует его и зарплата: «На Сахалине я работал на 4 ставки, чтобы отложить на старость, а здесь я работаю, только чтобы числиться на рабочем месте, хотя и так получаю 140 тысяч (для сравнения, водитель автобуса на Кунашире получает 60 тысяч, имея трехразовое питание в столовой и жилье — прим. «Новой газеты»). Зато на Шикотане, куда меня отправили как анестезиолога, я обнырял все бухты. Когда десятки метров дна устланы шевелящимся крабом — это зрелище».

По выходным Зарукин вместе со своим учителем японского Николаичем исследует остров. Они часто ходят на собачьей упряжке Николаича, а в субботу мы по занесенной снегом экологической тропе отправились на открытые термальные источники. После похода в лес мы уселись у Николаича дома обедать жареной печенью минтая.

— Японцы 70 лет назад оставили острова в прекрасном состоянии, с биоресурсами и инфраструктурой, а мы за 70 лет хозяйствования безжалостно эксплуатировали ресурсы, которые им на халяву достались, рыбные ресурсы вырезали под корень, все остальное разрушили, — начал застольную беседу Зарукин.

— Обидно, что, когда русские пришли сюда, здесь были японские заводы, храмы, дороги, а мы за 70 лет ни одного шедевра не построили, — вторит ему Николаич.

— Не хочу сказать, что я очень врач, но я 30 лет проработал и вижу, что человеческая популяция здесь на 90 % (это что-то ужасное) варвары, дикое скопище пьяниц, — говорит Зарукин и вспоминает про друга. — Тебя, Николаич, я не имею в виду.

— Аригато годзаимас, — откликается тот по-японски.

— Сюда приехали летуны и рвачи. Им обещают миллион рублей только за то, что они приехали и пять лет отработают. Но они ненавидят этот остров и считают дни до конца 5 лет. Этих людей любить очень сложно.

Зарукин рассказывает историю, как на Шикотан приехал коллектив древней японской духовой музыки, и как он, слушая, чувствовал себя змеей под дудочкой факира. «Концерт был очень интересный, хотя не для шикотанской публики, конечно. Во втором отделении были политические заявления. Аккуратные японские служащие — я не идеализирую японцев, они в свое время позверствовали — говорят корректно и сдержанно. Но тут выходит на сцену представитель районной администрации, профессиональным глазом вижу избыточный вес как минимум 25 килограммов и красную рожу бытового пьяницы. Этот энцефалопат говорит, что острова наши, вопрос закрыт. Боже, как мне было стыдно, что это быдло представляет мою страну, но других-то нет», — рассказывает отоларинголог.

Мы продолжаем поедать печень минтая, пьем коньяк.

— У меня такое впечатление, что те японцы, кому предлагали остаться, смотрели на тех русских, кто приезжает, и понимали, что надо ехать, — продолжает Зарукин. — Я как военнообязанный понимаю, что Курилы нельзя ни в коем случае отдавать, но острова жалко. Иногда смотришь: женщина умная, хорошая работница, все при ней, а муж — кретин и идиот. Думаешь, забрать, что ли, ее себе, чтобы не маялась, но потом здравый смысл говорит тебе: «Зачем тебе нужны головняки и проблемы, пусть она дальше мается». Вот Курильские острова — это и есть та женщина, такая ее судьба.

— Накопилось у человека, все вывалил, — посмеивается Николаич и звонит в Японию своему приятелю Сато-сан: «Привет тебе от Ильи. Ты скоро будешь во Владивостоке? Я очень хочу тебя увидеть! Если найду с кем собак оставить, то приеду. Сайонара!»