От любого территориального спора больше всего страдают не государства, а люди. До 1945 года, когда Советский союз захватил Курилы, на южных островах архипелага — Итурупе, Кунашире, Шикотане и Хабомаях — уже много лет жили японцы. После нескольких лет совместного и вполне дружного проживания всех японцев с Курил увезли.

С тех пор бывшие жители островов вместе с правительством борются за право вернуться на родину. Их средний возраст — более 80 лет, большинство из них проживают в самом близком к островам городе Немуро. СССР, а позже Россия, владеет Южными Курилами уже более 70 лет, и для многих русских острова тоже являются родиной, которую они не хотят отдавать японцам.

Корреспонденты «Новой газеты» сфотографировали и расспросили о прошлом и будущем островов японцев и русских, родившихся на Курилах.

Сакаэ Касивабара

• родился на острове Танфильева (японское название — Суйсё-дзима)
• бывший учитель морали в старшей школе
• 78 лет

Я родился на острове Танфильева. В 1945 году я учился в шестом классе в школе на другом острове, но, когда меня призвали в военную школу ВВС, поехал на родной остров, чтобы попрощаться с родителями. Родители устроили большую вечеринку, местные жители меня всячески поддерживали. В этот момент объявили об окончании войны, и я не мог себе представить, что мне дальше делать, — целый день ничего не делал, даже не ел. Но отец сказал, что раз война кончилась, то мне надо продолжать учиться, поэтому я вернулся в школу на Хоккайдо, а в это время началась оккупация островов.

Про остров Танфильева я помню, как бежал по песчаному берегу и по ровному полю, как ловил рыбу на берегу, где много скал, и как я наступил на креветки, которые спрятались между водорослями. Сейчас там осталось три наших кладбища. За могилами ухаживают пограничники, косят траву, но на кладбище, которое находится совсем близко к заставе, нас не пускают.

Есть разные варианты решения [курильской проблемы], но в любом случае Япония не может пойти на уступку в вопросах суверенитета. Острова — это исконно японская территория, что признано в японских законах и соответствует международному праву. Пока острова не вернут, мы будем продолжать борьбу.

Мне кажется, что молодежь серьезно о [курильской проблеме] не думает. Но доносить до нее [информацию] нужно как в рамках образования, так и с помощью общественной деятельности. С Россией нужно говорить жестче, но жесткость должна основываться на справедливости и законе [который на нашей стороне]. Пока мы скорее просим, чем требуем, вернуть острова, но таков менталитет японцев — мы всегда думаем о чувствах человека, с которым разговариваем.

В России много хороших писателей: Горький, Достоевский, Толстой. Из какой-то книги помню, как молодая девушка мчится верхом в тумане по степи. Я всегда любил русскую литературу за книги о любви. Мы вообще уважаем русскую культуру, поэтому россиян воспринимают тепло в Японии. Но к политике России отношение, конечно, хуже. Хотя не скажу, что Путин мне не нравится, негативного отношения у меня к нему нет.

Валерий Авдеев

• родился на острове Кунашир
• Рабочий краеведческого музея
• 64 года

Кунашир — это моя родина. Когда был набор [переселенцев] на Курилы, им обещали высокие зарплаты, но они не знали, куда едут. Что тут такая кочка в море, они не знали. Приехали и видят: е-мое, рыбы валом, медведи босиком ходят, мяса навалом, трава, черемша, лук.

Моя мамка в Тятино (сейчас этого поселка уже нет — прим. «Новой газеты») приехала в 1946 году, и они еще два года с японцами жили. Жили дружно — японцы многому их научили. Во-первых, культуре, а во-вторых, всей рыбной переработке.

Наши же ни разу столько рыбы не видели. Тут зашла горбуша, и по рыбе в речке можно было ходить ногами. Мамка моя за хвост тянет рыбу, а сзади японка: «Варвара-сан, а рыбу в речке нельзя ловить, она детишек принесла, вон в море бери». Еще научили, что у сайры носик ядовитый и его надо выбрасывать.

И совместные браки были. У нас в Тятино старшина полюбил японку, а когда ее депортировали, то она с его ребенком уехала в Японию. Оставить ее ему не разрешили, видимо. Что дальше было с ними, и не знаю. Японские мужчины звали наших женщин в Японию ехать, говорили, что они там горя знать не будут. Они и рады были, но как тут уедешь.

Я часто бывал в Японии, когда работал рыбаком. Мы сдавали там готовую продукцию, и потом сутки-двое было свободное время. С одним японцем, который отсидел в России за браконьерство и немного выучил русский, я даже поскандалил лет 7 назад в Немуро. Мы пошли посидеть в кафешке, и он такой говорит: «Валера-сан, а у тебя на Курилах земля есть?» Я отвечаю: «Конечно, есть, полдома, огород и баня. А он: «Нет, Валера-сан, у тебя на Курилах нет земли. А у нас, у каждого, кто уезжал с Курил, есть бумага, где написано про участок, и печать стоит». Я ему чуть в морду не дал. Ты что, говорю, озверел? Нет, это моя земля! И, вообще, там старики на велосипедах ездят и косо на нас смотрят. Они помнят, а молодежи уже по барабану все.

На данный момент Курилы — это русская земля, и здесь наш флаг должен быть. Но память — такая штука. Японцы приезжают сюда, падают на могилки и плачут. Они все вспоминают. Жалко их, с одной стороны. Но с другой стороны, они войну проиграли и согласились, что это российская земля. С этим тоже ничего не поделаешь. Острова им точно не отдадут.

И если японцы с бумажкой на мою землю приедут, то я сразу в морду дам. Но если совместные предприятия будут делать, то я буду относиться к ним нормально. Пусть сделают рыборазводные предприятия или школу для дайвинга. Я не против, чтобы они тут жили. Ведь сколько у них тут поколений родилось. Как они бросят родную землю? Но историю нельзя назад вернуть. А вот если американцы придут, то я бы автомат в руки сразу взял.

Однажды мы провожали японцев, которые к нам приехали по безвизовому обмену (действует с 1992 года как инструмент «народной дипломатии» — прим. «Новой газеты»). Туман был, как молоко. Когда они метров сто пятьдесят уже отплыли и в это молоко зашли, что-то меня дернуло — я подошел и что есть мочи закричал «Сайонара!» И вот представьте, они все, сколько их там было на пароходе, троекратно мне в ответ: «Сайонара!» Наш весь народ остолбенел, смотрят на меня, а я развернулся и пошел. У меня менталитет такой, понимаете?

У меня мамка с Кавказа, терская казачка. Это такой народ! Мамка рассказывала, что они, перед тем как сюда приехать, жили с чеченцами, лезгинами, кабардинцами в одной деревне, каждое утро со всеми здоровались, вместе праздновали и песни пели. Я здесь, наверное, такой один: каждый день хожу и всем говорю «доброе утро». Знакомому и незнакомому. Хотя уже где-то полпоселка мне отвечают.

Я чту своих предков, своих родителей, которые у меня лежат здесь. За нашу шикарную природу надо бороться, чтобы ее не угробили. И за наших детишек надо воевать. Они же умные, талантливые, и они будут беречь эти территории, будут настоящие курильчане. Будут просто дышать. У нас на Курилах даже воздух другой. Я приезжаю, полвдоха делаю, и я уже надышался. А на материке я как рыба. Куда мне отсюда ехать? Да и мамка тут лежит, а на Итурупе сестренка.

Рамина Асфандиярова

• родилась на острове Шикотан
• ученица 10-го класса
• 15 лет

Курильские острова — исконно русские. А поведение Японии я не понимаю, ведь мирный договор был подписан, и там говорилось, что эти острова будут именно российской территорией (на самом деле нет — прим. «Новой газеты»). Сейчас они начали все заново вспоминать, копаться в этом. Я не знаю, как может повернуться судьба, но мне кажется, наши острова должны остаться нашими. И они останутся нашими.

В Крыму я была с родителями в тот год, когда он стал нашим, и там было очень много надписей о том, что они хотят обратно на Украину, и много людей уезжали туда. Я не понимаю этих людей, они же все жаловались на Украину и просили у России помощи, а потом переменили мнение. Крым тоже наш, исконно русский, наш, и эта территория так и должна оставаться нашей.

Мне безумно интересно японский язык изучать. Рисовать иероглифы, их культуру изучать. Я два раз ездила туда по школьной поездке – два года назад в Токио и Кусиро, а в том году в Саппоро и Немуро. Мне очень понравилось. Токио очень большой и красивый, а вот Немуро похож на Южно-Курильск. Это небольшой город, мало куда сходить можно, гостиницы так себе.

После 11-го класса я поеду поступить на журфак, но хочу сюда вернуться. У меня тут бабушка. Думаю, очень многим будет познавательно узнать про наши острова, так как даже на соседнем Сахалине очень мало знают про Курильские острова, хотя мы соседи.

Мне очень интересно, что станет с островами в будущем. Здесь не так уж и скучно. Тут с каждым годом становится все лучше, у нас новая школа построена, скоро на месте старой школы будет построен новый Дом культуры, Интернет очень хорошо стал работать (школу построили через 25 лет после того, как старую разрушило землетрясение, а 3G появился в 2018 году — прим. «Новой газеты»).

Вообще, Шикотан принес в мою жизнь только положительные эмоции. Я считаю себя счастливым человеком и я думаю, что стоит мыслить лишь оптимистично. Несмотря ни на что. Я счастлива почти каждый день и не думаю, что была бы счастливее, если бы родилась в большом городе.

Я считаю, что то место, где человек родился, оставляет на нем очень большую печать. Все, кто родился здесь, в них есть закаленный характер, которого нет у жителей обычных российских городов на материке. Мне кажется, мы здесь, на острове, можем радоваться обычным мелочам, той же связи, которую нам наконец-то сделали. Или у нас очень часто нелетная погода, и мы безумно радуемся, когда летом приходит солнышко. Или когда море теплеет, а это бывает очень редко, и мы можем искупаться.

Хироси Токуно

• родился на острове Шикотан (японское название — Сикотан)
• владелец рыбной компании
• 84 года

Я думал, каким бы стал, если бы остался на Шикотане. У меня такой характер, что я бы, наверное, не дрался бы с русскими людьми. Но друзья говорят, что я бы там был главой администрации. Но я не администратор, а рыбак. Мог бы быть главой рыболовецкого кооператива максимум.

Человека без родины не бывает, любой человек должен иметь возможность поехать на свою родину в любой момент. Конечно, мы об этом не думаем все время, но в душе всегда [свербит], что нам должны вернуть наши острова.

Если Шикотан вернут, то я перееду обратно. У меня есть быстроходный катер для любительской рыбалки. Рыбы там много, природа красивая, много хороших бухт. Будут приезжать туристы, а я их научу, как ловить рыбу. Мы хотим, чтобы русские тогда остались, и среди русских есть люди, которые хотят остаться. Это в Японии мы можем свободно выражать свое мнение, а в России, если правду скажешь, то можно получить давление сверху. Когда мы лично встречаемся с русскими жителями, то многие говорят: «Давайте жить вместе», а на официальных мероприятиях говорят: «Это наш остров, и вместе с японцами мы жить не хотим».

На Шикотане сейчас живет мой названый сын. Он русский, но я считаю его своим сыном. Его зовут Игорь Томасон, ему 52 года. 10 лет назад, когда я был на Шикотане, он подошел ко мне с переводчиком и сказал, что хочет подружиться с японцем, который тут родился, как и он сам. Да, я прожил на Шикотане всего лишь 13 лет, а он на тот момент 43 года. Но там похоронен мой дед, который умер через год после оккупации, а приехал осваивать остров в 1892 году.

Я много разговаривал с Игорем, он хотел глубже узнать Японию, и я предложил ему стать друзьями, но он такого же возраста, как мой сын, поэтому в итоге перед другими членами японской делегации мы объявили, что стали отцом и сыном. Моя дочка рассердилась, потому что всерьез подумала, что у меня на Шикотане вторая жена и вот сын появился. Игоря, похоже, на острове теперь сторонятся, но человек он очень хороший, с большой душой.

Игорь Томасон

• родился на острове Шикотан
• смотритель маяка, бизнесмен
• 53 года

С Хироси-сан нас познакомил кто-то из прессы, когда он приехал сюда в рамках безвизового обмена. Я начал ему в рамках проекта как-то помогать, и потихонечку-потихонечку мы сблизились, начали переписываться, потом стали подарки друг другу передавать. Подружились. Когда я был местным депутатом, то с большим трудом, но удалось его привести в войсковую часть, где когда-то находился дом его семьи.

У нас на острове есть японское кладбище, и Хироси рассказывал, что когда-то оно было намного больше, но наши сделали по кладбищу дорогу, а под ним — подземную штольню, чтобы землетрясения изучать. В свое время наши люди забирали памятники с японского кладбища себе для крыльца или для фундамента.

Вообще, интерес к Японии у меня возник еще в советское время, когда у нас здесь стояла тюрьма предварительного заключения для японских браконьеров, и через пограничников разные журналы, например про автомобили, попадали к гражданским. В 70-е годы появилось телевидение, и мы стали ловить японские программы, смотрели всякие «Челюсти» и «Годзиллы». Мы уже видели, хоть и не понимали ничего на японском, а в Советском Союзе и не знали про это.

В перестройку разрешили возить ежа и краба, и я стал ходить в Японию. Потом в землетрясение нам помогли японцы, как депутат районного собрания был привлечен к безвизовому проекту.

Мы больше, чем европейская часть России, интегрированы в Азию. Из-за географии, оторванности от центральной России, общих угроз цунами, землетрясений и тайфунов нам легче интегрироваться в ее специфику. Японцы много людей вылечили, поставили сюда массу гуманитарной помощи, построили поликлинику, электростанцию, причал на Кунашире построили, а наша Россия после землетрясения так нам не помогла.

Если совместное проживание будет, то можно будет наладить систему. Есть же практика совместного проживания до 1945 года. На Шикотане многие готовы отдать остров Японии, но никто прямо не скажет. У нас в стране не очень хорошо будет предпринимателю или бюджетнику, который такое скажет. Те же, кто говорят, что японцы нас [после передачи острова] выселят, просто хотят получить компенсацию и уехать, у них меркантильный интерес.

Возможно, так и будет, не залезешь же к японцу в голову. Я один раз сталкивался в ходе безвизовой поездки с дядечкой родом с Итурупа, который не выдержал и начал кричать на нас, но всем японцам стыдно было. Мы же не оголтелые японолюбы, мы понимаем, что они не самостоятельные, а американцы нам не нравятся. Мы были в Хоккайдо, и там уже в отелях и ресторанах можно встретить американских волонтеров и студентов. С ними проживать вместе не получится.

Отличительная черта жителей Шикотана — это готовность ко всяким внештатным ситуациям. То резко света нет, то воды, то тряхануло — особо не расслабишься, не забалуешь. Второе: терпимость к людям. Территория небольшая, и видишь все время одних и тех же людей. Когда к нам с материка приезжает кто-то, то через некоторое время начинает нервничать, у них клаустрофобия, а мы уже привыкли к этому. Соответственно, есть взаимопомощь: мы всегда друг другу поможем, гораздо проще, чем на материке, это люди делают.

Желания уехать насовсем не возникает, хотя мне нравится Санкт-Петербург или псковские места. Но здесь дом, дети, работа, родители.

Хироси Такеучи

• родился на острове Зеленый (японское название — Сибоцу-то)
• рыбак
• 83 года

В 1945 году на наш остров Зеленый (часть Хабомаев — прим. «Новой газеты») совершенно неожиданно пришло судно, из которого совершенно неожиданно высадились люди с ружьями и, ни на кого не обращая в поселении внимания, промаршировали в школу. От испуга многие убежали в горы. Сейчас смешно рассказывать, а тогда мне, ребенку, было очень страшно. Советские солдаты стали жить и спать в школе.

Наш дом, он же магазин, располагался напротив той школы, и моя бабушка, когда увидела, что там поселились солдаты, сама отнесла им сакэ. Потом они стали периодически приходить и пить сакэ. Вместо денег они нам отдавали сухие пайки, носки и конфеты. Русские очень сильно поразили мое детское воображение, потому что сильно отличались даже в мелочах от японцев: пили сакэ залпом, а не маленькими глотками, и закусывали сырыми луковицами, которые солили. Никаких проблем не было, наоборот, с ними было очень весело.

Зеленый остров сейчас совершенно не населен, и единственное, зачем туда приезжают люди, — это [старые японские] могилы. По традиции это нужно делать каждый год. Первое посещение японцами могил на Курильских островах произошло в 1975 году, но из-за рельефа Зеленого острова большой корабль не может подойти к берегу. А чтобы спрыгнуть с корабля на советскую лодку, нужны крепкие бедра и ноги, поэтому старые бабушки и дедушки не могли с этим справиться.

Немуро, куда я попал, как и многие другие депортированные, был разрушен [американцами] во время войны. У нас с женой не было ни вещей, ни денег, жить было негде. В Немуро все голодали, потому что эта местность сильно отличается от основной Японии: здесь морской и в то же время холодный климат.

Только когда мне исполнилось 25 лет, а жене 22 года, мы смогли пожениться и наконец стали жить в нормальном доме. Я работал рыбаком, хотя у меня была морская болезнь и меня постоянно выворачивало. Так получается, что хороших воспоминаний не осталось, потому что все связано с голодом и войной. Единственное исключение — это редкие воспоминания из детства про какие-то вкусняшки, которые привозили с Хоккайдо.

Вообще, русские дважды [поступили со мной плохо]. Первый раз меня выселили с моей родины, а когда в Немуро я занялся выловом лососевых и имел два судна, Россия запретила вылов рыбы. Больше заниматься своим бизнесом я не могу.

[В Японии почти] нет людей, кому бы совсем не было больно из-за проблемы с островами, ведь бывшие жители расселились по всей Японии. Если бы острова снова стали японскими, то Немуро бы невероятно расцвел, ведь на Итурупе есть горячие источники, а японцы их обожают. Можно было бы сделать и поля для гольфа. Немуро стал бы туристическим раем, куда приезжали бы японцы со всей страны. Вообще, надо отменять визы как для японцев, так и русских, не надо никого выселять.

Было бы очень хорошо, если бы все жили вместе и абсолютно свободно перемещались туда-сюда. Идея в том, что на островах будет не японская и не российская земля, а особый район для всех желающих.

Ахмад Дудаев

• родился на острове Шикотан
• замдиректора магазина электротехники
• 28 лет

Шикотан — это море, холодный ветер и дом. Без моря мне тяжело, да и как северянину жару не очень хочется. После тишины здесь, в городе, наверное, будет казаться, что суета. А может, и ничего, может, и наоборот, будет весело. Возможностей там больше, конечно, история там творится. На концерты можно сходить.

Я ведь был на Шикотане местным диджеем. После университета попросил отца деньги выделить, и мы купили вертушки, эквалайзер. В клубе раньше баянист только был. Я в кабаке играл, миксы делал, диски записывал. Для сельских дискотек мы тут давали копоти! Раньше было больше молодежи, можно было реально дискотеку сделать, потусить. Сейчас нет, и если клуб откроется, то невозможно будет и человек тридцать-сорок молодежи собрать.

В школе, точнее в приспособленном бараке — школу новую только сейчас построили, — отучился на Шикотане, поступил в Дальневосточный государственный университет, но потом перевелся на заочное и вернулся сюда. Не отпускает Шикотан. Нужно было помогать родителям, потому что такой бизнес, как мобильная связь и цифровая розница, сложно продавать на острове с населением 2 тысячи человек. Сложно: сюда везти товар очень дорого, с трудом нашли поставщика, который согласился с отсрочкой работать.

Здесь все водку и колбасу продают, а мы первое интернет-кафе сделали, первую мобильную связь. Только у нас система кредитования есть. У нас всегда тут цифровой оазис помощи людям был. Представьте: полная деревня, а у нас первый магазин из сэндвич-панелей, и все так красиво сделано, что все приходили и рты открывали.

Хочу помочь родителям из долгов и кредитов выйти, дом купить им где-нибудь на югах, и сам тогда уже уеду. Меня друг все в Москву зовет, еще год-два, и думаю, уеду навсегда.

Здесь молодежи от 17 до 28 лет вообще нет, школу заканчивают и моментально уезжают. Отток людей огромный. Нечем тут заниматься — ни работы, ни досуга. Все в магазинах работают или на стройке, живут в основном семьи военных, а кто местный тут остался, я не знаю. Люди заканчивают школу и уезжают, им же подъемные не платят и квартиру не дадут как приезжим специалистам — они же местные. Здесь в основном детей растят — школа новая и детский садик. И спокойно так, что даже полицию сократили.

Надо жилье людям построить, а оно, кроме арендных домов для военных и бюджетников, не строится. Все тяп-ляп сделано, да еще и не приватизируешь. Остальное все в ветхом и аварийном состоянии. Развитие только на словах. Общественных мест на острове вообще нет, Интернет только в прошлом году провели, и это, пожалуй, самая лучшая вещь, которая с нами случалась. Ощущение, что нас отсюда выдавливают.

К сдаче острова японцам отношусь отрицательно. Я же здесь родился. Мне бы хотелось, чтобы было что-то совместное. Понятно, что когда они сюда приехали и увидели, что здесь элементарно нет дорог, то не поняли, о чем вообще говорить. У нас даже электроэнергии не хватает, поэтому сначала надо базовую инфраструктуру сделать. Но наши-то хотят, чтобы японцы все сделали за нас, а они понимают, что все отстроят, а толку нет.

Нужно хотя бы нормальное экономическое взаимодействие. Мы еще 10 лет назад хотели беспроводной Интернет из Японии взять, ведь это и быстрее, и легче. Но в Японии, как только узнавали, что мы с Курильских островов, отвечали, что не могут с нами сотрудничать. И мы не можем там продукты продать. Все из-за того, что они считают Северные территории своими. Но если в 90-е не отдали, когда тут все валилось, то сейчас тем более маловероятно.

Кенго Уэмацу

• родился на острове Итуруп (японское название — Эторофу)
• часовщик
• 84 года

Итуруп — очень красивый остров, там много рыбы, но низкая температура, поэтому мы в море не купались. Люди все были очень добрые. Вообще, я стараюсь не думать много о родном острове, но хочется, чтобы разрешили туда свободно ездить. Жаль, что годы идут и вряд ли я еще много раз смогу там побывать.

27 августа 1945 года советские солдаты пришли на грузовиках в наш поселок. Я был в школе, и учитель сказал детям идти домой и добавил: «Если встретитесь по дороге с солдатами, то поклонитесь, снимите шапку и поздоровайтесь». Я вернулся домой, у всех родных были серьезные лица, а моя старшая сестра была на всякий случай одета по-мужски.

Потом солдаты пришли к нам в дом и начали обыск. В то время СССР был небогатой страной, поэтому у них было мало своих вещей. Они все шкафы открыли, забрали часы и ремень, хоть он и был некачественный. Отец сказал, что солдаты вернутся, и через неделю еще раз пришли, уже другие, но у нас уже ничего не осталось. У нас был большой дом, поэтому его разделили на две части, и во второй поселился советский капитан с женой. Поэтому солдаты больше не приходили. У капитана была маленькая дочка, мы общались, но она мне не нравилась.

Мне было 10 лет, и я не понимал, что русские забрали наш дом, просто думал, что они пришли жить с нами. Родители тоже ничего плохого про русских не говорили. Наверное, потому, что военных действий не было и какого-то ущерба. Потом нас неожиданно депортировали: вдруг дали команду взять самое необходимое и собираться на берегу моря. Конвоя не было, никто из японцев не сопротивлялся и не пытался спрятаться. Наверное, все понимали, что если создавать проблемы, то навредим себе же. Потом нас погрузили на грузовое судно и отправили, ничего не объясняя, на Сахалин. Не помню, чтобы мы обсуждали происходящее с родителями.

Наша семья приехала к брату отца в поселок в 100 километрах от Немуро. Мы жили сначала там, а когда мне было 25 лет, я приехал в Немуро и открыл магазин часов. Вот уже почти 50 лет работаю в нем.

Тоску по родине я почувствовал, когда впервые приехал на родной остров в рамках программы посещения могил родственников. До этого я не думал об этом. Но очень жаль, что в последнее время до нашего кладбища в заливе Касатка добраться не удается. Вроде бы там строят военную базу.

Я уже сдался [и на возвращение Итурупа] не надеюсь. Если хотя бы два острова вернутся вместе с 200-мильной зоной, то немурским рыбакам будет хорошо, и город будет развиваться. Без лососевых экономика испытывает спад. Если договорятся об упрощенном въезде на Кунашир и Итуруп, это тоже будет плюс для экономики.

Я не ненавидел и не ненавижу русских, я же бизнесмен. Ко мне в магазин приходят ваши моряки, покупают часы и очки, просят что-то отремонтировать. Если русские будут заниматься покупками, то это хорошо, мы можем жить. Раньше я, конечно, ненавидел Советский Союз, но сейчас у меня другое мнение. Хочется больше дружить и общаться с русскими людьми. Но особо о России я не думаю сейчас — главное, чтобы люди спокойно и стабильно жили.

Людмила Мешкова

• родилась на острове Шикотан
• заведующая больницей в селе Крабозаводское
• 53 года

После окончания института во Владивостоке я и работала там, но после землетрясения 1994 года меня попросили приехать на Шикотан. Врачей тут катастрофически не хватало. Я осталась на год, потом меня попросили еще на год, потом еще год. Потом я вышла замуж, родила.

Никогда не жалела, что осталась здесь. Честно, это не ложь. В отпуск хорошо съездить, Москву хорошо посмотреть, другие города, но через два месяца уже хочется сюда, обратно. Здесь тихо, нет этой давки, не надо ждать в очереди автобуса, чтобы потом тебе где-то в этом метро мяли бока.

Мы не наглые. Мы добрые. Мы помогаем. Просто так помогаем. Может, это оттого, что здесь народу мало, и все друг друга знают, и все друг другу помогают. В городе все живут сами по себе, спрятались за своей дверью и все. Там нельзя оставлять дверь открытую, а здесь мы никогда двери-то не закрываем.

Когда зимой солнце встает из-за сопок, то весь снег розовый такой, или когда оно садится за бухту, то такое ощущение, что небо и море одного цвета и красное. Это так красиво. Не передать словами. Такого нет нигде.

Хотя лето у нас длится месяц, а остальное — туманы. И ничего к нам прилететь не может, когда очень нужно. У нас три года назад были преждевременные роды, у ребенка нашли порок сердца, и его надо было срочно отправить на Сахалин, но из-за туманов не могла прилететь санавиация. Мы были на телефонах с областными врачами, они нам говорили, что делать. Все обошлось, и ребенок через три недели спокойно поехал на пароходе в областную больницу к кардиологу.

Японцы нам не нужны — мы против них как нации ничего не имеем, но жить вместе с ними не сможем. Это наша земля, зачем нам японцы? У нас есть свои врачи, не глупее японских. И, вообще, медицина у них не лучше, она просто на другом уровне развития, понимаете?

Местные ездят в Японию на обследования, на реабилитацию. Вот у нас есть девочка с ДЦП, глубокий инвалид. Ее маме проще съездить в Японию на массажи и физиопроцедуры, чем на Сахалин. Наша областная больница без лифта, а в Японии даже в двухэтажных больницах есть лифт.

Но, вообще, зачем ездят в Японию, если у нас есть хорошая новая больница, я не знаю. Я туда не езжу, в том числе по безвизовой программе. Один раз только была, когда возила детей на обследование. В Японии хорошо лечат бронхиальную астму. У нас тоже хорошие пульмонологи, но не знаю, что в Японии назначают, но детей действительно через год снимали с лечения по астме.

Еще в 2000 году мне говорили, что у них санитарки столько не получают, сколько у нас врачи. Там на одного ребенка санитарка и медсестра, а у нас одна санитарка на 15 коек. У нас сейчас врачи как обслуживающий персонал, а там культура поведения другая, там меня все время Людмилой-сан называли и кланялись.

У меня спрашивали, поеду ли еще. Но зачем? Все, что мне надо, я там видела, понимаете? Если сравнивать с московскими или хабаровскими клиниками, то в них ничуть не хуже, но если Немуро с Шикотаном сравнить, то, конечно, у них, может быть, чуть-чуть получше. Да, может, у них и есть чему поучиться, но ездить туда никакой необходимости не вижу.

Цуруюки Хансаку

• родился на острове Шикотан (японское название — Сикотан)
• рыбопромышленник
• 76 лет

Когда я думаю о Шикотане, то [перед глазами всплывает] красивый пейзаж родного острова, очень-очень красивый, как картина. Когда я стою на мысе Носаппу (с него открывается вид на Хабомаи — прим. «Новой газеты»), то вижу птиц и рыб, которые свободно перемещаются туда и обратно. У них нет государственных границ, и я думаю: «Вот бы нам так же свободно туда ездить».

[Когда на Шикотан пришли советские войска], мне было два года и в памяти у меня практически ничего не осталось. Только помню, как советские солдаты пришли в мой дом и подарили мне какое-то угощение. Русское угощение. Моя бабушка говорила, что советские солдаты пришли в наш поселок Томари только один раз, поэтому, когда они ушли, наша семья на лодке переправилась на Хоккайдо.

Я четыре раза ездил по безвизовой программе на родной остров. Когда я был на родине, то чувствовал что-то непередаваемое. Просто нет слов. Ничего, кроме могил, там не осталось, но могила моего деда до сих пор есть, и я немножко отремонтировал памятник. Мои отец и мать родились на Шикотане, но два года назад умерли. В прошлом году я взял их фотографию с собой на Шикотан.

Сейчас много говорят [о возможном возвращении островов], и я с большим интересом слежу за переговорами. Но я не политик, моя профессия — рыболовство, и я могу говорить только об этом. Рыболовство всегда было мостом, объединяющим Россию и Японию. Я много лет работал с Россией, у меня в Москве и на Сахалине много знакомых. Даже когда [в 1994 году] появилась исключительная 200-мильная морская зона, мы все равно находили взаимопонимание и работали в российских водах, жили этим. 4 года назад нам закрыли возможность вылова красной рыбы, [что ударило по экономике Немуро], но надеемся, что когда-нибудь все образуется.

Правительство Японии проводит переговоры на основе декларации 1956 года (то есть о возвращении двух островов — прим. «Новой газеты»). Это единственный документ, утвержденный парламентами Японии и СССР, и я давно говорил, что на его основе и надо проводить переговоры, но в Немуро меня не понимали. Для многих неприемлем был такой вариант, но для меня как рыбопромышленника важно, что тогда в море можно будет работать. Сейчас японцы на Северных территориях не живут, поэтому прибрежные воды там практически не освоены. Да, жители Кунашира и Итурупа могут расстроиться. Если поставить себя на их место, то я понимаю, что они будут скучать по своей родине. Хорошо бы им можно было свободно ездить туда.

Времена меняются, и, может, новое поколение японцев и русских найдут приемлемое решение. В нашей истории была война, атомная бомба, мы знаем, как это страшно, поэтому надо жить, уважая позиции другой страны. С Россией можно углублять взаимопонимание, и тогда у нас бесконечно светлая перспектива. Доверие на доверие, доброта на доброту.

Владимир Мамонтов

• родился на острове Зеленый
• главный лесничий на острове Кунашир
• 72 года

От мамки родной разве можно отказываться? Это ж грех. У меня тут родители похоронены. Я родился тут. О чем может быть разговор? С другой стороны, мы же жили с японцами вместе. Я еще помню их. Мать никогда не называла поселок Крабозаводское, а называла Аннама. Там, где сейчас наша застава, было четыре землянки. Мы в них жили. Японцы меня спасли, когда я сильно заболел воспалением легким. Они меня вылечили. У меня ничего плохого к японцам нет, но я бы не хотел свою родину менять. Я тут родился, тут вся моя жизнь прошла, уже 48 лет я работаю в лесном хозяйстве.

Отец работал с японцами. Мы к ним ездили как к знакомым. В простых японцах не было зла, ничего такого, они добрососедски к нам относились. Поэтому, если с ними будет какое-то совместное хозяйство, я бы не возражал. Но отдать просто так я не могу.

Кунашир очень красивый. Уникальный. Здесь вся флора собрана такая, что ее практически нигде нет, ни на одном большом острове. Тут у нас есть тирс, диморфант, сердцевидная аралия и аралия высокая, у нас есть и магнолия, и орех айлантолистный. Что у нас еще есть? Еще кардиокринум Глена. Это все занесено в Красную книгу. У любого флориста спросите, и он вам скажет, что Кунашир уникальный. Конечно, он небольшой. Конечно, если смотреть на карту мира, то его не видно, а на карте Сахалинской области он маленький, как кочка… Но это любимая кочка. И единственная. Я бы не хотел ее менять.

Влад Усов

• родился на острове Шикотан
• строитель, инженер по охране труда, начальник ГСМ
• 24 года

У меня два высших, оба строительных. Учился в Ростове, поработал там на строительстве металлургического завода, открыл с другом свою компанию. В Ростове год было ощущение, что я приехал с острова в большой город, но потом понял, что это просто большая деревня. Все красиво в городе, огней много, но, когда начинаешь углубляться, понимаешь, что внутри все то же самое, что и здесь.

Сейчас год уже здесь работаю, на рыбокомбинате «Островной». Семь дней в неделю, приезжаю домой часов в 8 вечера, помоюсь и спать, а в полвосьмого уже на работе. Я приехал сюда работать, и обязанностей все больше и больше. На Шикотане не то чтобы самое выгодное место, но здесь была работа, а мне нужен стаж.

После университета у меня есть теоретические знания, но практики было мало, хотя мы строили дороги на М4 и поднимали старую церковь. В Ростове я работаю у себя в фирме, но там я такого опыта не получу, а сюда мастера приезжают, и я узнаю много нового. Получается, что больше на работу приехал, чем домой.

Я люблю отдыхать, честно. Но, чтобы хорошо отдыхать, надо хорошо работать. Я видел, как живут люди в Ростове. Там человек рассказывал, что у него дома трое детей и жена. Домой он привозил по 15 или 20 тысяч в месяц. Я так жить не хочу. Это страшно.

Когда поеду в отпуск в Ростов, то там отдохну за все то время, что не отдыхал здесь. Здесь очень много красивых мест, но времени, чтобы выбраться на природу, нет. Если мы с друзьями отдыхаем, то выезжаем в бухту Ложную или «Дельфинку», открываем машину, чтобы музыка играла на всю бухту. Шашлыки жарим, рыбу ловим.

Тут пара моих одноклассников остались, один работает на рыбокомбинате «Гидростроя» переводчиком с английского и с японского. Но если для меня после Ростова зарплата в 40–50 тысяч — это хорошие деньги, то для местных людей это не подходит. Тут подсобный рабочий получает 60 тысяч и говорит, что ему мало платят. Процентов 40 тут говорят, что мы островные, у нас есть определенные льготы, и мы должны получать 80 тысяч. А я говорю: «Вы не обнаглели?»

Менталитета какого-то особенного на Шикотане нет. Когда я уезжал отсюда в 2004 году, здесь люди были добрее, даже за приезжего человека, которого здесь никто не знал, в случае перепалки всегда бы вступились, помогли бы. Сейчас такого нет. Сейчас нет отличий [от Ростова]. И здесь, и там есть люди хорошие и есть люди плохие.

Еще сейчас начали облагораживать остров — больницу построили, дома начали обживать. Хоть что-то началось делаться. Дальше никому не известно, что здесь будет. Если курильская программа свернется, то ничего не будет.

Благодарим переводчиков Такеши Оосиму и Анну Жабину за помощь в создании материала.

При поддержке «Медиасети».

В ближайшее время читайте на сайте репортажи с обеих сторон спорных территорий